* * *

Семья Чуди родом из кантона Гларис в Швейцарии. Одна ветвь этого рода перебралась в Лотарингию. В XVIII в. Чуди занимают в Меце видное положение. Литератор и ученый-натуралист барон Жан-Батист-Луи-Теодор де Чуди (сконч. в 1784 г.) был почетным советником-кавалером (conseillerchevalier) в парламенте8 Меца (с 1728 г.), королевским советником и предводителем дворянства этого города, в 1760 г. он — бальи (представитель короля) Меца. Его сын Жан-Жозеф-Шарль-Ришар де Чуди — член-корреспондент Королевского парижского сельскохозяйственного общества9. Важный пост в Меце занимает и родственник этих Чуди — барон Клод-Анри, сеньор Они (Augny). Окончив военную карьеру в чине капитана, он становится советником-кавалером в парламенте Меца10. Он женится на девушке видной дворянской фамилии, маркизе Луизе Роман д’Асси де Пютланж11. 21 августа 1724 г. в этой семье и родился Теодор-Анри де Чуди.

Чуди учится, по-видимому, на факультете права Университета Пон-а-Муссона, около Меца, одного из старейших в Лотарингии. Кажется, он учился и в Нанси. Он получает диплом лиценциата в области права и, идя по стопам отца, в 1748 г. становится советником парламента Меца. Очень рано он начинает интересоваться масонством и в 1750 г. как мастер стула Старой ложи Меца занимает видное положение в масонской сети Лотарингии.

В 1751 г. папа Бенедикт XVI подтверждает буллу Клемента XII, которая “навечно” заклеймила ассамблеи, “в обиходе называемые масонскими”. К этому времени относится одно из путешествий Чуди, приведшее его из Голландии через Париж в Неаполь12, где его родственник, Леонар де Чуди, служил в чине полковника в армии короля обеих Сицилий. Спустя годы Чуди рассказывал, что “по прибытии в Неаполь он был представлен Королю своим дядей и был зачислен кадетом в гвардию на несколько месяцев”13. В Неаполе он всецело отдался своей страсти и председательствовал на заседаниях ложи, основанной Раймондо Сангро принцем ди Сансеверо, известным писателем, алхимиком и масоном14. Чуди приобретает некоторую известность; уже тогда создается образ авантюриста, который долго будет его преследовать: французская полиция знала, что в это время “он объявил, что он масон, стал Великим мастером лож, но тут же поссорился с одним из своих собратьев масонов, который разбил ему нос, он отказался драться, сочинил брошюру в защиту масонов, в которой Религия, папа и король были очернены, был посажен за это в тюрьму, и, хотя ходили слухи, будто он хотел соблазнить жену своего дяди, этот дядя дал ему возможность бежать из тюрьмы” — чем не сюжет авантюрного романа?15 В 1752 г. Чуди в Голландии, где он выпускает две книги в защиту масонов и сборник масонских песен16, а еще одна его книга выходит в Англии17. В Голландии он тоже вращается в масонских кругах: в 1756 г. в Бастилии он признавался, что жил тогда благодаря “щедротам голландских масонов”18.

Обычно считают, что Чуди приехал в Россию комедиантом24. Это расхожее мнение берет начало в бастильских документах. В них мы читаем: “Он приехал в Голландию, где он вступил в труппу комедиантов, с которыми он поехал в Петербург”25. Такая смена амплуа отвечает нашим представлениям об авантюристах того времени, но эта версия весьма сомнительна. Стоит ли верить тому, что мог сказать своим тюремщикам Чуди, в интересах которого было представить свою поездку в Россию в самом невинном свете? Работа на театральных подмостках была наименее подозрительной, к тому же он действительно познакомился в Голландии с несколькими актерами, в том числе с “мадемуазель Фош, комедианткой, которая была к нему неравнодушна и содержала его”26. Но сам Чуди актером никогда не был. У нас нет сведений о найме в это время на русскую службу какой бы то ни было театральной труппы из Голландии. Позже сам Чуди расскажет, что, “обремененный всевозможными долгами, он перебрался в Льеж, что оттуда он приехал в Голландию, где, познакомившись со старшим сыном г-на графа Головкина, посла России при Генеральных штатах”, он решил ехать в Россию, так как “сын означенного г-на графа Головкина [Иван. — В.Р.] подал ему надежду, что он сможет составить там значительное состояние”27. Граф А.Г. Головкин был сыном государственного канцлера, графа Г.И. Головкина, одного из ближайших сподвижников Петра I. Как видный дипломат, он сыграл важную роль в найме на русскую службу иностранцев, считая, что эта деятельность является частью его обязанностей. Он пригласил к русскому двору нескольких голландских врачей28. Возможно, что русскому дипломату представил Чуди Руссе де Мисси. Иван Головкин снабдил барона рекомендательными письмами29. Чуди проехал через Гамбург, где к нему присоединился некий Бертран, беглый монах, возможно, янсенист, который вез в Россию свою жену и двух детей, в их компании барон и добрался до Петербурга30.

* * *

Обязанности Чуди при бароне Строганове не были обременительны, отнимая у него два часа в день37. Он пробыл у Строганова 17 месяцев. За это время Чуди, вероятно, и сочинил свою новую книгу, которая будет опубликована в Гааге в 1754 г. Его “Философ на французском Парнасе”38 написан в форме переписки между “кавалером де Люсси” и неким “М.М.”. Почти ничто в этом сочинении не напоминает о России, возможно, автор этой книгой готовил свое возвращение в Западную Европу, — возвращение и литературное, и физическое, ведь длительное отсутствие грозит писателю забвением.

Книга была посвящена “графу Ивану Иваничу Шевалову”. Хотя Чуди и исказил имя своего благодетеля39, он снабдил его графским титулом, которого не было у фаворита, — может быть, из соображений престижа. Посвящение, вероятно, было добавлено, когда Чуди перешел от Строганова к своему новому покровителю.

Известно, что Шувалов, не бывав во Франции, был франкофилом, читал и писал по-французски, хотя и не владел им в совершенстве. Его “случай” начинается в 1749 г., а два года спустя его производят в действительные камергеры, а его влияние при дворе становится определяющим. Именно к этому времени относится сближение Шувалова с Ломоносовым. Шувалов начинает интересоваться науками, читает литературные произведения своего протеже и поощряет его занятия историей России.

19 июля 1754 г. Шувалов направляет в Сенат доклад, в котором он определяет принципы организации нового университета49. Мнение Ломоносова, конечно, было весомым, в частности в том, что касалось преподаваемых дисциплин и организации школы для подготовки будущих студентов50. Но нельзя исключить участия в подготовке этого проекта и Чуди, хорошо знакомого с организацией университетов в Западной Европе. Во Франции в 1756 г. Чуди будет называть себя “секретарем московской академии”51. На конверте одного из писем, адресованных ему в Париж, можно прочитать: “Господину Барону де Чуди, советнику Парламента г. Меца, секретарю-переводчику императорской академии в Москве <...>”52. С тех пор биографы Чуди писали, что он был секретарем “московской академии”, не задаваясь вопросом, о каком учреждении идет речь. А речь, без сомнения, идет об университете, ведь единственная академия в Москве — Академия художеств — будет основана только в 1757 г. В Европе, особенно в протестантских странах, университеты нередко называли академиями.

Чуди, вероятно, вел иностранную переписку Шувалова и, несомненно, как-то участвовал в приглашении профессоров для университета. При его посредничестве был приглашен шевалье Шарль-Луи-Филипп де Менвильер (наст. имя Genu-Soalhat, 1714—1776?), получивший место учителя в университетской гимназии, где он преподавал “начатки политические и геральдику”. Менвильер обрел известность, начав выпуск в Женеве периодического издания “Философ-петиметр”53. В этой книге петиметр не без иронии рассказывает свою жизнь от рождения до прибытия ко двору Фридриха Великого. Менвильер строит образ человека, который разъезжает по Европе, делая из своих похождений “карту галантных встреч”. Он поселяется в Женеве, называя себя “Моисеем философов”, чем вызывает гнев местных властей, которые обвиняют его в богохульстве. Связывая свое имя с именами более видных писателей, авантюрист хочет попасть на литературный парнас. Менвильер упоминает о своих дружеских отношениях с маркизом д’Аржаном. “Философ-петиметр” включает стансы, воспевающие новую тайную философию Менвильера и подписанные “шев. Дюлюсси, автор “Отомщенных масонов” и “Масонской музы””, то есть барон де Чуди. В марте 1756 г. близкий к Шувалову Де Сериньи пишет Чуди в Париж, что Менвильер уже отъехал из Петербурга к месту своей службы в Москву54. Возможно, уже тогда Менвильер начал писать большую эпическую поэму о Петре Великом “Петреада”, которую он опубликует в 1762 г.55 Можно предположить и роль Шувалова в зарождении этого проекта (напомним также о его роли в написании поэмы М.В. Ломоносова о Петре и “Истории Российской империи при Петре Великом” Вольтера, о которой речь пойдет ниже).

Наиболее важным делом Чуди в России стало издание литературного журнала в 1755 г., но о нем речь пойдет позже. А пока мы последуем дальше за Чуди.

* * *

К концу 1755 г. барон направляется во Францию. Он хочет повидать свою семью. Его покровитель нехотя соглашается, “возмущенный… мыслью об отъезде”56. Чуди не один едет во Францию, его сопровождают трое слуг — швейцарец, старый француз и его “фаворит” итальянец57. 30 декабря он прибывает в Ригу, где встречается с молодым человеком, шевалье Ля Мейсонье де Валькруассаном (La Meyssonnier de Valcroissant).

Этот французский эмиссар уже совершил одно путешествие в Россию. Его целью было наблюдение за военными приготовлениями России в балтийских землях и зондирование настроений на предмет сближения России и Франции. Тогда Валькруассан втерся в доверие к английскому посланнику Вильямсу и к графу Понятовскому. В конце 1755 г. он снова направляется в Россию. Встретив в Риге своего соотечественника Чуди, Валькруассан просит его передать два письма, одно из которых адресовано Дюрану де Дистрофу, французскому резиденту в Варшаве. Валькруассан пригласил его в свою комнату и рассказал ему о своем первом путешествии в Петербург, о том, что он находился на подозрении у русского правительства и не мог отослать письма, он просил Чуди ввести его в Петербурге в дома, в которых играют в карты. Валькруассан не был столь наивен, чтобы довериться первому встречному: он знал о Чуди от своего начальника Дюрана де Дистрофа, который рекомендовал ему Чуди самым лучшим образом58.

Однако он жестоко ошибся: Чуди отсылает доверенные ему письма своему русскому покровителю, сопроводив их своим посланием, в котором он благодарит судьбу, давшую ему, иностранцу, возможность засвидетельствовать Шувалову свои чувства59. По письму понятно, что положение барона в России не устроено окончательно, хотя он ищет постоянное место уже три года. Он хочет показать свою верность русскому трону в надежде, что его не забудут.

* * *

На допросе Чуди приоткрывает истинное значение данного ему поручения: речь не идет о секретной миссии, потому что он ничего не понимает в политике67 и потому что он сам покинул русский двор, отказавшись от предложения Кирилла Разумовского, который давал ему 4000 франков в год, не считая проживания и кареты68. Он рассказывает, как показывал молодому Александру Строганову письма своего покровителя и как просил того ввести его в круг, близкий к Антуану-Луи Рулье, министру иностранных дел Людовика XV, или представить каким-нибудь другим министрам69. Он хочет сблизиться с первыми лицами при дворе Людовика XV, он не отрицает это, но отнюдь не с намерением разузнать что-то секретное. Разве Шувалов не написал ему в постскриптуме к письму от 9 марта: “Вы сможете рассеять ложный слух, который наши недруги стараются распространять, согласно которому французских вельмож будут плохо встречать здесь. Вы свидетель тому, как мы ждали графа Жизора70, Вы сделаете услугу обеим нациям, если, имея знакомых среди высокопоставленных лиц, Вы сможете убедить их в обратном”71?

Иными словами, миссия Чуди — попытаться изменить отношение к России при французском дворе, в то время как Версаль делает попытки сближения с русским двором (и Ля Мейсонье и Маккензи Дуглас, другой французский эмиссар, посылались в Россию с этой целью). Задача Чуди не дипломатическая, речь еще не идет о заключении союза между двумя странами, но важность ее для Шувалова очевидна: престиж европейского двора зависит не только от его пышности и от утонченности его культурной жизни, о которой Чуди не раз писал в своем журнале; знатность посещающих его иностранных путешественников также играет большую роль в формировании имиджа двора.

* * *

Шувалов не забыл о своем протеже и приказал русскому посланнику в Париже Ф. Бехтееву просить об освобождении Чуди. В начале июля министр иностранных дел Рулье пишет Берье, генерал-лейтенанту французской полиции: “...несколько лиц из числа самых высокопоставленных в России, которым мне весьма хотелось бы дать удовлетворение в этом деле, интересуются судьбой этого заключенного”78. Так после недолгого пребывания в парижской тюрьме Чуди вышел на свободу в обмен на Ля Мейсонье. Начиналось дипломатическое сближение России и Франции, и никто не хотел затормозить этот процесс.

Покинув застенки Бастилии, барон не вернулся сразу же в Петербург: в 1757 г., “cо времени выхода из Бастилии, он, по свидетельствам, набирал французских фабрикантов и разных мастеров для отправки их в Петербург”79. Россия снова стала активно заниматься наймом иностранных мастеров. Знакомый Чуди бригадир Лафон был отправлен в Западную Европу с целью изучить возможность вербовки колонистов для поселения в Поволжье.

Шувалов приглашал Чуди вернуться в Россию: “Вы сможете занять место секретаря университета с жалованьем в две тысячи ливров, жильем, каретой и другими мелочами, которые у Вас всегда были. До сего времени Вы де-факто занимали это место, теперь Вы сможете занимать его официально”80. Вернувшись в Россию в мае 1757 г., Чуди получает обещанное: 30 июня Шувалов отдает приказ принять барона на место секретаря Московского университета с жалованьем в 300 рублей. Но Чуди остается при своем покровителе и не едет в Москву81.

Его роль в организации образовательных учреждений в России нельзя недооценивать. 30 сентября 1757 г. он был назначен “гофмейстером” пажей императрицы с чином полковника артиллерии и 600 руб. жалованья, сменив на этом посту Гийома де Фолиньи. Перу Чуди принадлежит “Мемориал о методах воспитания молодых людей”. Этот документ послужил основанием инструкции от 25 октября 1759 г., подписанной гофмаршалом Сиверсом; эту дату в литературе считают датой основания Пажеского корпуса. Как человек гуманистичеких убеждений, Чуди проповедовал воспитание, основанное на интересе ребенка к учебе, свободное от насилия, ратовал за равенство учеников независимо от положения их семей. Он советовал изучать языки (немецкий, французский и, что немаловажно, латынь), физику, геометрию, алгебру, фортификацию, историю, географию и геральдику и рекомендовал оставлять только часть пажей во дворце, с тем, чтобы остальные могли продолжать учебу82.

Интересно, что по крайней мере двух масонов, знакомых с Чуди в эти годы, мы встретим позже в России. Один из них, Эразм Пенсемай, находился в подчинении у Чуди, а в России будет участвовать в работе закрытой московской ложи “Объединение иностранцев”, ставшей штаб-квартирой ведущих иностранных торговцев Москвы, и прежде всего французов92. Чуди посещал ложу “Saint-Jean des Parfaits Amis” в Меце, венераблем которой был Менье де Прекур93, который создает большую сеть корреспондентов, пересекающуюся с сетью лионского масона Жана-Батиста Виллермоза и охватывающую Франкфурт, Кобленц, Гамбург, но также австрийские Нидерланды94. Возможно, Чуди привлек внимание Менье де Прекура к России, где новая императрица вернулась к проектам вербовки колонистов для заселения пустующих земель95. Существовал даже проект создания масонской колонии в Саратове, задуманный ложей “Stricte Observance Templière”, которая была связана с А.И. Мусиным-Пушкиным, русским масоном и посланником России в Гамбурге96. Не Чуди ли представляет Менье де Прекура, который станет одним из главных вербовщиков колонистов для России, русским дипломатам? В апреле 1761 г. агент французской полиции сообщает, что, по информации, полученной от князя Голицына (возможно, Д.А. Голицына, посла России во Франции), Чуди, “секретарь и переводчик императорской академии в Санкт-Петербурге”, находится в Меце97. Д.А. Голицын подпишет позже договор с Менье де Прекуром и его сотоварищами на вербовку колонистов для России. Менье де Прекур получит от Екатерины II разрешение на основание нескольких колоний в Поволжье, история которых чрезвычайно интересна98.

Барон Теодор-Анри де Чуди умер в Париже 28 мая 1769 г.

Учитывая, что сначала журнал был рукописным, можно предположить, что идея издания принадлежала самому Чуди. Однако Шувалов, без сомнения, поддержал ее, желая, как он написал позже Вольтеру, “сблизить Запад и Россию”. Интересно, что именно в том же, 1755 г. начинается издание русского журнала “Ежемесячные сочинения”. М. Ломоносов дал обоснование необходимости такого издания, в котором печатались бы полноценные статьи, но который был бы ориентирован не столько на ученых, как это было с академическими “Комментариями”, сколько на самую широкую публику. “Литературный хамелеон”, возможно, призван был стать необходимым дополнением к “Ежемесячным сочинениям”, давая образованной русской публике возможность читать по-французски о европейской, и прежде всего французской, культуре.

Конечно, это только предположения. Но протекция Шувалова в организации издания журнала не вызывает сомнения. В то время в России еще не было частных типографий и основными центрами книгоиздания были типографии нескольких учреждений, таких, как Академия наук и Сенат. Издавать журнал без их поддержки было немыслимо. 7 февраля 1755 г. Чуди под псевдонимом шевалье де Люсси обращается в Академию наук с просьбой разрешить ему выпуск периодического издания, которое будет полезно любителям наук и искусств. Его тираж был определен в 312 экз., что немало для малоразвитого русского книжного рынка того времени: “Ежемесячные сочинения”, выходившие по-русски, сначала печатались тиражом в 2000 экз., но в 1757 г. по подписке и продаже разошлось чуть более 600 экз.!105

Из архивных документов о “Литературном хамелеоне” внимание привлекает разрешение президента Академии Кирилла Разумовского брать с Чуди только половину суммы, уходившей на печатание этого журнала. Разумовский объясняет эту щедрость: “Понеже оные листочки печатаются не для собственного оного Дюлюссия прибытку, но для удовольствия Российскаго Народа”106. То есть речь идет о деле, полезном для русского общества в целом! Разделял ли Чуди эту точку зрения? Возможно, не вполне, во всяком случае, в начале издания журнала. Он пишет: “Я предпочитаю чистосердечно признать посредственность этой безделицы: зачем выдавать ничто за что-то? по крайней мере мне будут благодарны за то, что я не обманул”. Автопортрет Чуди написан в том же стиле литературной игры и самонасмешки: “Я — француз, и легковесность моей работы выдает человека моей нации; к этому основному качеству я могу добавить титул Космополита”107. Необходимо забавлять “мецената, чьи доброты и милости являются опорой моего существования; я стараюсь заинтересовать лишь его одного, для этого я буду использовать все, что, по моему мнению, может ему понравиться: серьезные, комические, нежные, моральные вещи, стихи, прозу, историю, анекдоты”108.