«Пациент с тобой разговаривает, а легких у него уже нет».
Филатовскую больницу (ГКБ №15) переоборудовали под лечение пациентов с коронавирусом. В медучреждении подготовлено 1315 коек, готовы выйти на передовую 543 врача и 741 медицинская сестра.
Филатовская больница, фото: РБК
За неделю количество пациентов с коронавирусной инфекцией увеличилось с 25 до 282 человек, а диагноз «пневмония» поставлен 661 пациенту. Только 5 апреля в клинику поступило 215 больных.
Кардиолог-реаниматолог больницы Ирина Ильенко рассказывает о 12-часовых сменах без перерывов, защите медперсонала от заражения и состоянии пациентов. Об этом она поделилась с изданием «Правмир».
Ирина Ильенко, фото Правмир
Начало рабочего дня: зеленая и красная зоны
Рабочий день Ирины Ильенко начинается через проход поста охраны. Здесь ей измеряют температуру, выдают резиновые тапочки, новую пару носков и нательное белье.
Домашнее белье запрещено надевать, поэтому медикам выдают синюю в белую полоску армейскую пижаму со звездой и надписью «Армия России». Но врачи не жалуются: «достаточного количества своей униформы у больницы нет, что смогли найти, то и выдали. К всеобщей радости, пижама удобная».
На шею Ирина вешает ключ от шкафчика. Сверху надевает обмундирование:
защитный комбинезон
бахилы
респиратор
очки
две пары перчаток
Это была зеленая зона, а дальше — красная, из которой выходить строго запрещено, пока не закончится 12-часовая смена.
«Когда тебя пускают в эту красную зону, каждый раз провожают как на войну: ну, удачи вам! Как будто можем не вернуться… Как из самолета в бесконечность: первый пошел, второй пошел… Главное – не забыть парашют»
Люди в «скафандрах»
Ирина рассказывает, что в «скафандрах» медики не узнают друг друга. Единственные приметы, по которым хоть как-то можно узнать коллегу — по походке или по габаритам, если они очень индивидуальны. А еще — глаза. Их можно увидеть через маску.
Мне коллега на прошлом дежурстве на капюшоне комбинезона написала имя. А я про это забыла. Подходят консультанты и обращаются безошибочно. Я не знаю их. Удивилась. Пошла в КТ. Там ко мне снова — по имени. Удивилась опять, потому что одинаковые у всех скафандры — у санитарки, медсестры, хирурга, травматолога, кардиолога… Подхожу к зеркалу: в буквальном смысле на лбу красным маркером печатными буквами написано, кто я. Смешно…
Другому доктору, продолжает рассказывать врач, нарисовали зайка на спине. Это — их маленькая свободу, которую никто пока что не отнял у врачей. Есть, конечно, и термобейджи, с фамилией, инициалами и указанием функционала, но они написаны мелким шрифтом, присматриваться надо. Но «отличительные знаки» понятны и местами даже забавные.
Надписи на защитных костюмах; фото Правмир
Выход из красной зоны
На выходе из красной зоны медикам надо снять форму и ни к чему не прикасаться.
Выкидываешь носки, бахилы, перчатки, скафандр, респиратор. Тебе выдают полотенце, и ты идешь в душ
Не выбрасываются только тапки и маски, то есть то, что изготовлено из резины и пластика. Эти предметы отправляют на санобработку. Тоже самое и с нижним бельем, которое выдают на посту охраны, его отправляют в стирку.
В сети сегодня обсуждали возможность работы в одноразовых халатах. Я для себя это исключила сразу. Работать в реанимации считаю возможным только в средствах защиты. К счастью, их пока хватает
Ирина говорит, что к новой форме она привыкла за пару дежурств, хотя ее наличие требует коррекции всего.
Дышать в респираторах тяжело, они давят на нос, скулы, маска плотно прижата к лицу, натирает, потом в этих местах кожа слезает, покрывается коркой-болячкой. Что-то надо придумать, может патчи подкладывать, смазывать кремом — тестируем, думаем, но пока решения не нашли
Ирина после смены, фото Правмир
С пациентами врачам, находящимся в красной зоне, приходится говорить четче и громче, проявлять определенный уровень понимания. Многие из пациентов напуганы больше, как считает Ирина, чем врачи.
Представь, ты, больной, лежишь на кровати. Раньше к тебе подходили люди в халатах и с открытыми лицами, а теперь — такие космонавты в скафандрах
«Да, мы вежливы, по имени-отчеству обращаемся, но перед незащищенным человеком стоим в таких средствах защиты, что ему просто не по себе! Все вокруг брызгается, моется, дезинфицируется. И вроде все понимают про COVID, но психологически очень непросто. Люди разные по психическому складу. И срывы нервные случаются. Родственников к больным — нельзя. По телефону звонить — можно, но большинству пациентов в реанимации уже даже не до телефонов,»— рассказывает Ирина.
12 часов без еды, воды и туалета
Перед врачами стал выбор: либо смена будет длиться 12 часов, либо 24 часа. Все дружно выбрали 12-часовую смену. Правда, кому-то из медиков все равно приходится работать сутками.
«Как это возможно — не представляю. Решение работать в новых условиях все принимали, естественно, добровольно. Но о том, как именно это будет, изначально можно было только догадываться».
Медиков предупредили, что возможен лишь один перерыв — попить, перекусить, сходить в туалет. Больше — нет, поскольку это займет лишнее время и лишний расход защитной формы. К таким мерам врачи отнеслись с пониманием. Эта же история коснулась и всех курящих врачей.
Выходя из красной зоны, ты должен всякий раз снова проходить через шлюз, снимать-надевать костюм, а это время. Полчаса минимум. С учетом поесть — еще больше, отделение «теряет» сотрудника минут на 40, на час. А если скорая в этот момент или умирает кто-то, и на счету каждая секунда? За пару минут, как раньше, вынув изо рта ложку, до пациента не добежишь. Поэтому свое «хочу попить» нужно согласовать с теми, кто остается
Кроме того, перерыв — лишние контакты. В небольших комнатах отдыха, которые набиты до отказа в конце смен и перерывах, очень тяжело держать социальную дистанцию в 1,5-2 метра. Только там все без защиты; предполагается, что все врачи еще здоровы.
Медики в скафандрах, фото: Правмир
И каждый раз уходя с работы, я не знаю, может, я уже потенциальный пациент своей же реанимации, и это вопрос всего лишь нескольких дней
В комнату отдыха Ирина лично заходила уже после 12-часовой смены — все это время она ни ела, ни пила и не ходила в туалет.
«Когда не пьешь, терпеть проще. Но у меня под пижамой — памперс. На тот случай, когда совсем уж приспичит. На позапрошлом дежурстве случай представился, и подгузник я протестировала. Ощущение льющейся по ногам мочи, мокрая пижама — так себе удовольствие, благо это был почти конец смены. Буду думать, как укрепить позиции и здесь. Хотя, кажется, организм научился терпеть и это и может обходиться без впитывающей поддержки».
Руководство больницы в тех условиях, которые есть сейчас, старается, как может, сделать так, чтобы всем было максимально комфортно.
Я это чувствую, вижу. Но пока открытых вопросов много… Работаем мы всего вторую неделю
Средство общения
Рации — отдельная тема. Медикам их выдали всем отделениям, у каждого — свой канал, и все врачи все время на связи. Находясь в красной зоне, они не должны ее оставлять ни при каких обстоятельствах, обязаны реагировать быстро.
Ирина с рацией, фото Правмир
Мы слышим все переговоры по корпусу, и нас по рации тоже слышат все:
— Шестнадцатый, ответьте восьмому!
— Восьмой слушает…
— У нас код зеленый…
— Принято!
Каждая рабочая смена для врачей — вызов. Вызов опыту и профессионализму, потому что с тем, с чем они сталкиваются сегодня на передовой — не были в практике ни у кого.
Это вызов твоему эго, вызов твоей психике, твоей выносливости, жизнеспособности и еще, наверное, человечности. Всякий раз мысленно благодарю всех, кто ее в теперешних обстоятельствах как-то умудряется еще проявлять. И не говорите мне, пожалуйста, как людям плохо сидеть дома и смотреть в окно, как они на самоизоляции перед телевизором устают. После таких смен мне трудно это понять
Пациент с тобой разговаривает, а легких у него уже нет
В больницу поступают тяжелые больные. Они в разы тяжелее тех, с кем сталкивалась Ирина Ильенко на своей практике.
Умирают ли люди? Да, умирают. Это больница. И здесь смерть есть всегда. Сейчас половина в моем отделении уже на искусственной вентиляции легких, вторая — потенциальные кандидаты на нее. Младше 40 лет нет никого. Небольшое количество до 60 и основная часть — после 60 лет. Людей привозят на скорых из дома, из других стационаров — могут 100 человек в сутки привезти, могут 200. Кого-то — уже подключенными к аппарату искусственной вентиляции
Ирина рассказывает о пациентке лет 50-60 с диагнозом COVID-19 без тяжелой сопутствующей патологии, она на кислородной маске, но особо не жалуется:
«Да, тяжеловато дышать, но ничего, терпимо». Разговаривает. По рентгену — небольшая пневмония, не критично. Мы таких пациентов на живот на несколько часов переворачиваем, чтобы спина дышала, раздыхивались отделы, которые зажимаются, когда человек на спине лежит. У нас приборчик есть, на палец надевается, мы по нему насыщение крови кислородом смотрим» .
Показаний для искусственной вентиляции нет. Но буквально на глазах показания эти меняются, а пациентка вроде как так же, особо не жалуется. Везем ее на КТ.
Смотрим результаты томографии — а там легких нет! В труху!
И она теперь понимает, почему ковидные, у кого пневмония, умирают один за другим!
Они с тобой разговаривают, а легких у них уже нет! И они все такие! И это так страшно! Женщину перевели тут же на ИВЛ, не знаю, выживет ли
Адские смены
Ирина Ильенко работает более 20 лет в реанимации, но то, что происходит сегодня, такого она не видела никогда. Офтальмологи, гинекологи, травматологи — все в один день стали просто врачами, которые принимают пациентов с Covid-19.
фото Росбалт
Пациентов с каждым разом все больше и больше, и она не знает, сколько их будет завтра, послезавтра и вообще. Никто не знает. На прошлом дежурстве у Ирины было 7 пациентов, ей хватило их «с головой».
А будь у меня 15 или 20, я не уверена, что сил, оборудования и времени хватит на всех
Как на войне
Если количество пациентов увеличится, то будет как на войне: среди тех, кто вот-вот умрет, и тех, у кого есть шанс выжить, врач выберет последних и подойдет к ним, потому что спасать надо будет того, кого еще можно спасти. И такое развитие событий вполне возможно.
«Надеюсь, до этого не дойдет,» — говорит Ирина.
В целом дежурства проходят штатно. Рефлексировать времени нет. От слова «совсем». Некогда поднять голову от работы. При этом писанину всю медицинскую с заполнением кучи бумаг не отменял никто. Отчетности только добавилось. После смены медикам хочется одного — спать… Уже спустя неделю у Ирины начались какие-то процессы в теле и в эмоциональном состоянии, которые она пока объяснить не может. Какая-то перестройка идет. Мощная очень. Она знает, что прежней не будет уже никогда.
Ирина стала понимать тех, кто написал или напишет заявления об уходе.
Понимаю коллег, которые, работая на Covid-19, писали в постах: «Наша смена похожа на ад. Оставайтесь, пожалуйста, дома »
Поколение Ирины родилось и выросло в мирное время. Война была где-то, но всегда в стороне, и она как женщина, не имела к ней отношения.
Но теперь, мне кажется, я понимаю, что значит война. Это не печально, но и не весело. Это просто очень серьезно
https://zen.yandex.ru/media/id/5ca0b448 … 78504b3c01