Когда-то один из лидеров современного норманнизма, утверждавшего приоритет скандинавов в развитии древнерусской государственности, А. Стендер-Петерсон под давлением археологических фактов, полученных широкими археологическими исследованиями древнерусских городов, вынужден был признать, что все аргументы норманнистов биты. Удивительно, но это признание привело его не к отказу от ложной теории, а к призыву искать для нее новые аргументы. Призыв был услышан. В работах Г. Арбмана, Э. Оксенстиерны, Т. Капелле, Г. Штокля и других западных историков норманнизм получил новые импульсы. Старая идея излагается в них при помощи того же манипулирования археологическими и письменными источниками, правда, уже не выступает в своей прежней категоричной однозначности. Варяги объявляются одной из ведущих сил, участвовавших в государственном строительстве на берегах Волхова и Днепра. Справедливости ради следует отметить, что аналогичный подход к проблеме характеризует и работы некоторых советских исследователей.

     В искусственных конструкциях историков, отстаивающих идею иноземного начала или благотворного импульса в создании Киевской державы, нет не только ответа, но даже и постановки вопроса, почему в среде кочевого хазарского и поморо-скандинавского мира наблюдались тенденции политической консолидации, а в восточнославянском обществе с его древней оседло-земледельческой культурой нет. И как это хазарам или скандинавам удалось создать для восточных славян то, чего они оказались не в состоянии создать для самих себя на своих землях. «Откуда есть пошла Русская земля». Этот вопрос, поставленный еще летописцем Нестором в конце XI или начале XII в., продолжает волновать исследователей и сегодня. И нельзя сказать, что все здесь уже для нас ясно и не требует   дальнейших   исследований. Спор историков о том, кто были русы и где их следует локализовать, начавшийся более 200 лет назад, продолжается. Он обусловлен характером источников. В большинстве своем (особенно иностранные) они содержат свидетельства не очень конкретные и далеко не однозначные. Выборочное их использование породило теории о южном и северном   происхождении   этнонима «Русь»: компромисную — о  двойном (южном и северном), теорию социального содержания этого термина, обозначавшего якобы первоначально только знать, но не весь народ.

Еще более показательны в этом плане свидетельства древнерусских летописей XII—XIII вв. В них понятия «Русь» или «Руская земля» выступают в двух значениях — широком, относившемся ко всем восточнославянским землям, входившим в состав Древнерусского государства, и узком, применявшемся только к южной части этих земель, то есть Киевщине, Черниговщине, Переяславщине.
Так, Юрий Долгорукий выступил с войском из Ростово-Суздальской земли «в Русь», то есть в Киев. Изяслав Мстиславич, вынужденный оставить Киев, ушел с «Руской земли» на Волынь, а затем снова вернулся на «Рускую землю». Передавая в 1148 г. сыну Юрия Долгорукого Ростиславу город Божский, Изяслав Мстиславич ставит ему следующее условие: «а ты постерези земл'Ь Руской оттол'Ь».

      Изгнанный за несоблюдение этого ряда, Ростислав идет в Суздаль и говорит отцу: «Слышаль есмь, оже хощеть тебе вся Руская земля». Юрий Долгорукий в обиде за себя и своего сына воскликнул: «Тако ли мне части нЪту в Руской земли, и моимъ дЪтемъ?».

     Святослав Всеволодович после похода на город Дмитров, «возвратися опять в Русь». После убийства Андрея Боголюбского владимирские бояре говорили: «князь наш убьен, а детей у него нету, сынок его в Новгороде, а братья его в Руси». Новгородцы также понимали под «Русью» Киев и Киевскую землю. В летописной статье 1135 г. говорится: «иде в Русь архиепископ Нифонт». В 1142 г. новгородское посольство было задержано «в Руси» (в Киеве) до тех пор, пока оно не дало согласия на вокняжение в Новгороде князя Святослава . Изгнанный из Новгорода, князь Святослав "идущу в Русь к брату".

     Всеволод БольшоеГнездо направил в 1195 г. своих послов к великому киевскому князю Рюрику Ростиславичу со следующим посланием. «Вы есте нарекли мя во своемь племени во ВолодимерЪ старЪишаго, а нынЪ сЪдЪл еси в Киев'Ь, а мне еси части не учинилъ в Руской земЪ». Посланный в 1223 г. в помощь южнорусским князьям против монголо-татар с ростовским полком, Василий Константинович не успел «к ним в Русь».

Тезис мигрирующего социального центра, выдвинутый О. Прицаком и поддержанный Д. А. Мачинским, несостоятелен. Ранние очаги государственности возникли практически одновременно в нескольких наиболее развитых регионах славянского мира. История возникновения и формирования древнейших княжеств Киевской Руси является ярким подтверждением этого. Более быстрыми темпами процесс сложения социально-классовых структур проходил в Среднем Поднепровье, где традиции государственности были известны уже в скифское время. И не случайно именно Среднее Поднепровье оказалось в центре формирования единого Дневнерусского государства и его народности. Попытки оспорить этот очевидный исторический факт, сопряженные, как правило, с необходимостью авторского переосмысления источников, заведомо обречены на неудачу. Парадоксальная оригинальность построений не способна разрушить историческую истину.

     Б. А. Рыбаков полагает, что союз славянских племен Среднего Поднепровья принял имя одного из объединившихся в нем племен — народа Рос (или Рус), известного еще в VI в. далеко за пределами славянского мира. Произошло это, видимо, уже в конце VIII — начале IX в., и не случайно «Русь» как страна и народ неоднократно упоминается в это время арабскими и византийскими писателями.

     Хронологически наиболее раннее упоминание названия «Рус» в арабской литературе принадлежит среднеазиатскому ученому IX в. ал-Хорезми. В своем географическом сочинении «Книга картины земли», написанном между 836—847 гг., он упоминает реку Друс (Данапрос — Днепр), которая берет начало с Русской горы (Джабал-Рус). Ибн Хордадбех, написавший в 80-е гг. IX в. «Книгу путей и стран», указывал: «Если говорить о купцах ар-Рус, то это одна из разновидностей славян. Они доставляют заячьи шкурки, шкурки черных лисиц и мечи из самых отдаленных [окраин страны] славян к Румийскому морю. Владетель ар-Рума взимает с них десятину. Если они отправляются по Танаису — реке славян, то проезжают мимо Хамлиджа, города хазар. Их владетель также взимает с них десятину». В сочинении неизвестного автора IX в. «Худул ал-Алам» говорится, что «страна русов находится между горой печенегов на востоке, рекой Рутой на юге и славянами на западе. Царя их зовут Хакан русов».
Ибн Хордадбех отметил, что по утверждению русов, они христиане. Сведения, подтверждающие это, находятся в «Житии Стефана Сурожского», в котором рассказывается о походе «новгородского» князя Бравлина в Крым, взятии города Сурожа и крещении там князя русов. Не исключено, что вместе с Бравлином приняла крещение и его дружина. Поход русов в Крым исследователи датируют концом VIII — началом IX в.. Он, как и все последующие походы киевских князей на Византию, преследовал прежде всего цель утверждения Руси на черноморских экономических рынках и преодоление сопротивления империи. О том, насколько успешными были эти ранние военные экспедиции, видно из того, что «Румийское море» стало называться «Руским». «А ДнЪпръ втечеть в Понетьское море треми жереломъ, еже море словеть Руское».

Среднее Поднепровье не единственное место, где источники называют русов. Они известны в Прибалтике (о-ов Рюген), Подунавье (Рутенская марка), Тюрингии и Саксонии (Рейсланд), Прикаспии и даже в Северной Африке («русская» колония в Сирии). Можно, конечно, допустить, что в результате каких-то событий единый народ рассеялся по миру. Но до сих пор никто не сумел этого доказать. Неопределенной остается изначальная этническая природа руссов — рутеннов, а также их прародина. Выводы, построенные на сходном звучании названий, крайне ненадежны.

     А. Г. Кузьмин самой важной «Русью» считает Дунайскую, отождествляя упоминаемый в источниках V—VIII вв. Ругиланд (или Ругию) с Рутенской маркой Х—XIII вв. Именно отсюда, по его мнению, «Повесть временных лет» выводила полян — русь и всех славян. Здесь необходимо только заметить, что прежде чем расселиться с Дуная по равным землям, славяне пришли туда. «По мнозЪхъ же времянъх сЪли суть словЪни по Дунаеви, гдЪ есть ныне Угорська земля и Болгарьска. И от тЪхъ словЪнъ разидошася по землЪ» (ПВЛ, ч. 1, с. 11).

     Киевская Русь и хазары. Положение Ф. Энгельса о том, что государство является продуктом внутреннего развития общества, подтвержденное всем ходом исторического развития, кажется, трудно оспорить. В большинстве случаев его и не оспаривают. Но если речь идет о восточных славянах, то вывод классиков марксизма нередко подвергается сомнению. В первом томе многотомной работы «Происхождение Руси» профессор О. Прицак пришел к весьма оригинальному заключению, что «идеи государственности не возникают спонтанно, но переносятся из одного региона в другой, а ее носителями и основателями государств являются купцы и воины, наиболее рано выделившиеся в профессиональные группы населения». Из последующего изложения видим, что во Францию или Германию, а также Хазарию государственность все же не была привнесена, но родилась там спонтанно. А вот в среду восточных славян — была, да еще сразу с двух сторон, с запада и востока. Некое торговое объединение «Русь», возникшее где-то в Галлии, устремило свои интересы на восток. В это же время (около середины VII в.) аналогичное объединение восточных купцов устремило свои интересы на запад. Два потока столкнулись на Волге и общими усилиями создали Древнерусское государство. Изначально оно состояло из двух частей: северной, где хозяевами положения были вендские и готские кланы, и южной, где господствовали авары, болгары, хазары.

     А где же славяне? Их как-будто и вовсе не было. Когда-то О. Прицак приложил много труда, чтобы доказать ошибочность концепции славянского (полянского) происхождения Руси, теперь же аналогичная участь постигла и полян. Они, оказывается, тоже не славяне, но хазары. В недавно вышедшей работе, посвященной публикации так называемого киевского письма Х в., О. Прицак отвел значительное место доказательствам идентичности полян и хазар. На эту мысль навело историка содержание киевского письма, которое написано хазарским евреем и содержало несколько хазарских имен и названий.

Рассуждения на тему хазарского Киева привели О. Прицака к еще одному «открытию». Имеется в виду его вывод о хазарском происхождении полян. Этимология названия «поляне», как она дается автором «Повести временных лет», действительно показывает, что оно понималось в Древней Руси как связанное с аппелетивом «поле». А поскольку в районе Киева, как утверждает О. Прицак, полей нет, только одни горы и леса, то можно предположить, что поляне до прихода на берега Днепра жили в степях к востоку от него. Почему — к востоку, а не к западу? Ведь там тоже имеются поля, в том числе и знаменитое Перепетово поле, которое начиналось в каких-нибудь сорока километрах южнее Киева. Да потому, что Хазария-то располагалась к востоку от Днепра.

     Других письменных источников для решения вопроса, кто такие поляне и откуда они пришли, кроме как «Повесть временных лет», нет. И не случайно, именно ее свидетельства привлекаются О. Прицаком для обоснования своего вывода. При этом, выборочно, а те, которые не вписываются в его схему, объясняются вымыслом редактора летописи. О. Припаку импонирует, "что в двух случаях поляне названы в одной группе с северянами и вятичами, из чего как бы следует вывод, что они были левобережными южными соседями северян и вятичей, то есть хазарами. Строить столь ответственный исторический вывод на основании простого летописного соседства племен полян с другими восточнославянскими группами, конечно же, нельзя. К тому же, поляне значительно чаще выступают соседями древлян и северян, а вовсе не вятичей. Более того, летописец в ряде мест совершенно четко объединяет полян и древлян в одну группу, противопоставляя ее другой, которую состав
ляли радимичи и вятичи. «Поляномъже живущим особъ, яко же рекохомъ, сущимъ от рода словъньска, и нарекошася поляне, а древляне от словънъ же, и нарекошася древляне: радимичи бо и вятичи от ляховъ».

Текст из недатированной части. «По сихъ же лътЪхъ, по смерти братьЪ сея (Кия, Щека и Хорива.— П. Т.) быша обидимы древлями и инЪми околными. И наидоша я хазарЪ, съдящая на горах сихъ в лъсЪхь, и ръша козари; «Платите намъ дань». Съдумавше же поляне и вдаша от дыма мечь, и несоша козари ко князю своему и къ старЪйшиным своимъ». Старейшины нашли эту дань недобрым предзнаменованием, указывающим на то, что придет время и не поляне хазарам, а наоборот, хазаре полянам будут платить дань. Так оно и случилось, подытожил статью летописец.

     Обычно этот текст, как и все введение в «Повесть временных лет», связывается с именем Нестора. Разумеется, он имел к нему отношение, но не как летописец-создатель, а как сводчик и редактор записей своих предшественников. Рассказ о хазарской дани полян появился значительно раньше летописной деятельности Нестора. Об этом со всей очевидностью говорит окончание цитированного выше известия: «Тако и си владвша, а послЪже самими владЪють; яко же и бысть: володЪють бо козары руськии князи и до днешнего дне». Конечно же, «днешний день» — это не конец XI — начало XII в. Утратив свои позиции на Волге под ударами дружин Святослава и Владимира, хазары скоро исчезают со страниц истории не только как политическое образование, но и как народ. На смену им пришли печенеги, а затем и половцы, которые окончательно ассимилировали хазар. С половцами Русь вела напряженную борьбу, но нельзя сказать, что русские князья владели ими. Даже если речь идет о хазарах тмутараканских, то и в этом случае выражение «володЪють» не могло относиться ко времени Нестора, которое следует рассматривать скорее как закат власти Руси над далекой Тмутараканью. Вполне возможно, что запись эта появилась в 60-е гг. XI в. и принадлежит монаху Печерского монастыря Никону, который  некоторое время проживал в Тмутаракани. Впрочем, не исключено и более раннее ее появление (например, время Мстислава Тмутараканского и Ярослава Мудрого).
Ко что же смутило О. Прицака в самой статье? Оказывается, мечи, которые поляне преподнесли в качестве дани хазарам. Согласно ему, это не полянская, но русская традиция. Меч, судя по данным арабских географов, играл важную роль среди русов. Совершенно верно: среди русов и среди славян, но не среди хазар, оружием которых была сабля. Если бы поляне киевские являлись хазарами, то должны были дать в качестве символической дани саблю, а не меч.

Согласовать показания внутренне противоречивой статьи Лаврентьевской летописи нет возможности, да, собственно, и большой необходимости. Исследователи летописей уже давно пришли к выводу, что правильное ее чтение находится в Ипатьевской летописи. А. А. Шахматов предложил следующую уточненную редакцию этой статьи: «А мы сидим, род их, и платим дань козарам».

    Подводя краткий итог сюжету о хазарской дани полян, приходится признать, что несмотря на попытки поставить под сомнение сведения «Повести временных лет», они в целом верно отражают исторические реалии. Ни к полянам, ни к Киеву хазары не имели другого отношения, кроме того, что на определенном этапе истории, по-видимому, во второй половине VIII в., они распространили на них данническую зависимость.

    В работах некоторых западных историков утверждается, что «мирное торговое государство» — Хазарский каганат — оказало исключительно благотворное влияние на государственное и культурное развитие восточных славян. Конечно, соседство и взаимодействие двух этнополитических образований — ранней Руси и Хазарии — не могло пройти для них бесследно. Но полагать, что влияние оказывалось односторонне, обогащая только славян,— было бы исторически неверно. Раскопки Киева, других ранних древнерусских центров показывают, что в их слоях содержатся лишь отдельные вещи хазарского происхождения, не оказавшие сколько-нибудь заметного влияния на развитие восточно-славянской материальной культуры.

    Более ощутимым, по-видимому, было влияние Хазарии на сложение экономических и политических структур в восточнославянском мире. Не случайно, киевские князья в начале IX в. позаимствовали от хазар титул кагана. Однако переоценивать этот момент вряд ли следует. Необходимо помнить, что государство «Руская земля» развивалось и крепло не под патронатом Хазарии, а в постоянной борьбе с хазарской экспансией. Есть основания полагать, что уже в период правления в Киеве князей Аскольда и Дира (60—80 гг. IX в.) она была преодолена в собственно «Руской земле». Олег в 884 и 885 гг. освободил от хазарской дани северян (по-видимому, восточных) и радимичей, а окончательно с хазарской данью покончено при княжении Святослава Игоревича.

Норманнизм, как научное течение, имеет давние корни. Родился он в России в XIX в., а уже затем подхвачен историографией западных стран, где и прижился. Сейчас, вероятно, нет необходимости вдаваться в историографические подробности, тем более, что современные западные исследователи проблемы варягов на Руси и сами отмежевались от многих крайностей старой норманнистской школы. От крайностей — да, но не от концепции в целом. Чтобы яснее представить себе позицию неонорманнистов, необходимо привести хотя бы некоторые их высказывания и положения.

     Герберт Янкун: «Североевропейские варяги, называемые на востоке норманнами, были здесь (на Руси.— П, Т.) не только как купцы, но также и как воины, которые должны были охранять длинный путь при помощи системы укреплений. Так можно предполагать здесь картину господства шведских норманнов при помощи главных опорных пунктов Новгорода, Киева и системы других укреплений». Говоря о черноморской торговле варягов, Г. Янкун утверждает, что она велась, главным образом, товарами, которые изымались в качестве дани у покоренных славянских племен.

     Гюнтер Штоклъ: «Содействующие импульсы к этому (государственному.— П. Т.) развитию придали, несомненно, шведские варяги и их господство на Руси... Это первое русское государство средневековья выросло из соединения многих элементов. Варяги были только одним элементом среди многих, одной исторической силой среди многих. Русская история только через варягов есть такая же фикция, как и русская история без варягов».

     Мартен Стенберер: «В Киеве, как и других шведами основанных местностях на Руси, шведская гегемония продолжалась только короткое время. Их торговля была необходима прежде всего им самим, их господство над некоторыми пунктами на больших реках было только эпизодом в жизни русского народа».

     Рудольф Пертнер: «Они (викинги.— П. Т.) вели длительные войны против Франции и англосаксонского королевства, они основывали филиалы государств в Средиземноморье, создали Киевскую империю на Руси». И далее: «Эта восточная страна (восточные славяне — П. Т.) без границ и горизонтов была неспособна к собственному управлению и созданию государственного порядка, так что норманны должны были придти для того, чтобы эти джунгли расчистить и дисциплинировать их жителей».

Практически все историки, утверждающие большую роль скандинавов в сложении Киевской Руси, в качестве главного источника используют «Повесть временных лет». Это логично. В русской летописи действительно содержатся выигрышные для их точки зрения сведения. О том, как и в какое время они туда внесены, никто не говорит. X. Арбман, правда, назвал рассказ летописи Нестора ненадежным источником о начале экспансии шведов на востоке, но не потому, что он сочинен неизвестным редактором Мстислава Владимировича, а потому, что оказался неполным. В нем ничего не сказано о времени до Рюрика.

    Особенно большой популярностью пользуется статья летописи о призвании варягов. «И изъбрашася 3 браться с роды своими, пояша по собй всю русь, и приидоша, старЪиший, Рюрикъ, сЪде НовЪгородЪ, а другий Синеусъ, на БЪлЪ-озерЪ, а третий Изборьсте, Труворъ». Два брата, как это уже давно доказано, оказались мифическими. Появились они под пером летописца, плохо знавшего шведский язык. Синеус (или Sine hus) означает «свой род», а Трувор (или thru voring) — «верная дружина». Не все так ясно, как кажется, и с Рюриком. Историчность его не подвергается сомнению, но этническая принадлежность и роль в русской истории еще нуждаются в определении.

     Более ста лет историческая наука пользуется гипотезой Ф. Крузе, согласно которой Рюрика «Повести временных лет» следует идентифицировать с Рюриком Ютландским, без критического анализа. Исследователей, как правило, мало смущало то обстоятельство, что новгородцы направили приглашение не более близким своим заморским соседям — шведам, а далеким датчанам. Как, впрочем, мало кто обращал внимание на то, что на Руси существовали отнюдь не только шведские варяги. В последнее время появились работы, показывающие большое место датчан в русско-скандинавских связях IX — начала XI в..

     Чем оно обусловлено? Ответ на этот вопрос следует искать в исторической обстановке балтийского поморья VIII— Х вв. Датчане — ближайшие соседи северо-западной группы славян и находились с ними в постоянных контактах. К сожалению, связи эти еще не исследованы во всей их полноте, а между тем, они интересны не только сами по себе, но и в плане изучения русско-скандинавских отношений. Традиционно сложилось так, что многие западные исследователи  ищут  доказательства скандинавского влияния на славян и не придают аналогичного значения обратным связям.

     Анализ археологических материалов показывает что в VIII—Х вв. в балтийском регионе сложилась своеобразная культура, в создание которой внесли свой вклад норманны, саксы, каролинги и славяне. В свое время Герберт Янкун, пытаясь дать этническую характеристику жителей Хайтхабу, высказал осторожное предположение, что среди них была и небольшая группа славян. Детальное изучение находок и, в первую очередь, керамики подтвердило справедливость этого вывода. Вольфган Хюбенер, а затем и Хайко Штоер показали, что в Хайтхабу присутствует в значительном количестве славянская керамика VIII—Х вв., аналогичная тон, которая распространена вдоль всего южного побережья Балтийского моря.