назвавшего гениальную поэму «энциклопедией русской жизни» [1,
с. 1-20]. Среди определений, приложенных к песне, фигурирует ряд
вариаций на эту тему. Согласно рок-журналисту Александру Старце-
ву, по горячим следам записи рецензирующему альбом «Сладкая N и
другие» в 1980 г. для подпольного журнала «Рокси», песня «Сладкая
N» – еще одна «энциклопедия русской жизни», «что-то вроде Онегина»
[2]. Писатель Людмила Петрушевская, полюбившая музыку Науменко
с момента попадания на его выступление в Москве в октябре 1980 г.,
предполагает, что песня является «энциклопедией советской жизни»
[3]. Сам Науменко во время домашнего концерта в 1989 г. объявил,
что ему «очень польстило мнение Бори Гребенщикова, который назвал
эту песню “энциклопедией петербургской жизни”, если учитывать, так
сказать, словарный канон до того» [4]. Сочетая эти схожие отсылки к
Пушкину и Белинскому, можно видеть в них мнение современников,
что «Сладкая N» дает в чем-то исчерпывающий отчет о комплиментар-
ных аспектах их собственной реальности и что песня может служить
познавательным пособием на эту тему и сегодня, и дальше, одновремен-
но устанавливая преемственность традиции по отношению к данному
историческому моменту. Получается, что в песне «советская жизнь»
по-прежнему узнаваема как «русская» и «петербургская» жизнь, ко-
торая включает закономерности, оказавшиеся устойчивыми, несмотря
на частичную смену декораций и норм на советские. Несмотря на ка-
мерный масштаб песни по сравнению с «Онегиным», подразумевается,
что ракурс на «советскую жизнь», предложенный в песне, может ока-
заться плодотворным для литературного осмысления и увековечения
времени и культурной среды, как и в «Онегине» для своего контекста.
Пять куплетов небольшой песни повествуют о событиях одного дня,
что занимает всего три минуты исполнения при впечатлении большой
плотности содержания и чем-то эпического размаха. Вслушиваясь в
энциклопедичность саги «Сладкой N», можно воспринимать песню и
ее время на эпохальном, вечном уровне.
Энциклопедичность «Сладкой N» касается и вещественной сто-
роны содержания песни, и ее психологической атмосферы. Песня
разворачивается, как маленький спектакль в ряде сцен, наполненных
подробностями. Точность подробностей возникает за счет того, что
Науменко пишет вдохновенно о том, о чем хорошо знает. Обстановка,
настроения, привычки, типажи, слои общества, манеры общения и от-
ношений, занятия и увлечения, кухня и питье, экономическая жизнь,

И действительно, сразу же возникает таинственный незнакомец,
которому герой якобы небезызвестен. Важно, что встреча с ним про-
исходит именно «на мосту», символическом и характерном для Ле-
нинграда-Петербурга архитектурном сооружении. Важно, что у этой
пары сразу возникает некое взаимопонимание, что говорит о наличии
примет, некоего общего стиля, для установления доверия друг к другу,
как представителям хотя бы приблизительно одного сословия. Эта
общая принадлежность делает их номинально равными, даже если
такое равенство поддерживается вложениями неравного масштаба:
«И у него был рубль, и у меня четыре, / В связи с этим мы купили
три бутылки вина».
Для эстетики и историчности песни важно, что названы точные
денежные суммы и количество приобретенных напитков. Уточнение
средств, необходимых для данной покупки, не только работает в пользу
достоверности, но и помогает укоренить песню в историческом момен-
те курса рубля. Уже через пару лет после сочинения и первой записи
песни Науменко на концертах начинает добавлять к этой строчке при-
мечание «по старым ценам!» [4, 8]. С тех пор, конечно, вино прошло
инфляцию, а рубль девальвацию в несметные разы, пока жизнь про-
должается. Решение пары спонтанных товарищей в песне скинуться
на радости жизни, несмотря на то, что их положение уже граничит с
безденежьем, выглядит знаменателем честолюбия на фоне шаткости
общих экономических и социальных процессов.
К тому же интересно, что за историю песни меняются варианты
того, у кого из пары было сколько. На первой записи 1980 г. [9] боль-
шая сумма у Науменко, а меньшая у его напарника, а на последней
1990 г. [10] все наоборот. Любопытно, что Петрушевская, впервые
услышавшая песню в начале 80-х, комментирует именно вариант при-
бедненности Науменко, расценивая это, однако, как примету большей
личностной ценности: «он столь высоко стоял, что оценивал себя как
валюту, один к четырем» [11, с. 14]. Похоже, данная подробность пес-
ни могла варьироваться от случая к случаю, что тем более указывает
на глубокое моральное значение затронутых этим вопросов как для
Науменко, так и для слушателей – несмотря на мизерность сумм, о
которых идет речь, а может быть и как раз за счет этого, говорящих в
итоге меньше о покупательной способности, чем о молодости, богем-
ности, соборности и наличии других ценностей, помимо денежного
расчета. Важнее всего, что неравное соотношение средств однозначно

ных случаях принято проявить соучастие ради продления общего
удовольствия. И то, что герой после проведения вечера «с трудом
отыскал свой сапог», свидетельствует, что до начала «общего веселья»
гости не забывают снимать уличную обувь у двери, что тоже принято
в условиях конкретного города и страны.
Это все касается материального и социального контекста песни
и отдельных аспектов мировозрений представленных персонажей.
Помимо этого, особыми томами энциклопедии «Сладкой N» пред-
ставляется сама личность героя-повествователя, наряду с фигурой
героини, чья связь с другой Татьяной, чем та, что покорила Онеги-
на – с ленинградской художницей Татьяной Апраксиной – также
входит, согласно взглядам специалиста по русской рок-поэзии
Ю.В. Доманского, в систему представлений о песне, которые являют
собой ту «целостность, которую и можно будет назвать произведени-
ем» [12, с. 27-35]. И еще один том, как минимум, могла бы составить
музыка, образующая среду для правильного взаимодействия контраст-
ных реальностей, намеченных в песне.
«Сладкая N» сочинялась в советском городе, именовавшемся
Ленинградом. Всего через пару лет после того, как автор ссылался
на отзыв о песне как «энциклопедии петербургской жизни», город
снова переименовался в Санкт-Петербург. Месяца через три после
этого распался Советский Союз, положив конец советской эпохе и
новое начало русской. За десять дней до воскресения Петербурга
Науменко погиб в Ленинграде, так и не увидев ни первой смены, ни
второй. Распад Советского Союза грозил сыграть такую же вредную
роль относительно объективного осмысления ушедшей эпохи, какую
сыграли наиболее радикальные элементы русской революции. Но пес-
ни Науменко, оказавшиеся неожиданно выносливыми в дальнейшем,
продолжают выявлять жизнеспособные, восполнительные значения.
Такая песня, как «Сладкая N», возникшая в контексте условий, норм
и мировоззрений своего времени, но вне официального строя, за-
полняет душевные раны и пробелы, остающиеся в населении, когда
официальный строй стареет и заменяется и когда конъюнктурные
мечты не оправдываются в пользу культуры. Как для переживших ту
эпоху, так и для рожденных для других времен и мест, песня знаменует
победу незатейливого, непосредственного человеческого опыта над
временем и расчетом.