И в каком-то смысле было символично, что Марина Цветаева, выступавшая со стихотворением "Есть в стане моем - офицерская прямость, Есть в ребрах моих, - офицерская честь", - по ее собственным словам, "эти стихи в Москве назывались "Про красного офицера", и я полтора года с неизменным громким успехом читала их на каждом выступлении по неизменному вызову курсантов", а иногда читала и другие из цикла "Лебединый стан" (10), а заграницей - те же стихотворения перед участниками белого движения, - Цветаева была популярна среди первопоходников (м.б., отчасти и из-за их соратника и ее мужа, Сергея Эфрона). Ее собственная строка: "Белый поход, ты нашел своего летописца" (11) отражала направленность ее Музы. Никто, никогда так хорошо, на таком высоком литературном уровне ничего не сказал о белом движении, как это сделала Марина Цветаева. Ее "Лебединый Стан" и "Перекоп", действительно, удивительные циклы стихов, отражающие не только эпоху, но и тоску по общерусскому делу и трагедию разделенности русских людей, которых, все же, примиряет смерть:

    "Все рядком лежат -

    не развесть межой.

    Поглядеть: солдат,

    Где свой, где чужой?

    Белый был - красным стал :

    Кровь обагрила.

    Красным был - белый стал:

    Смерть побелила...

    ... и справа и слева

    И сзади и прямо

    И красный и белый :

    - МАМА!" (12)

Эмигрантская литература была немыслима без идей, поэтому она не может изучаться только с позиций эстетики или формализма. Искусство никогда нельзя оторвать от мысли. Это очевидно даже для творчества Набокова, хотя он против дидактики, против того, чтобы романы превращались в трактаты о русской общественной мысли, как это повелось в русской традиции, по крайней мере - с эпохи Тургенева.

Основным устремлением русской эмиграции в эти годы был апофеоз грядущей России (13). Совершенно нелепо мнение, согласно которому все эти деятели ждали возвращения своих имений. Конечно, были и такие. Но эмиграцию, главным образом, составили бедняки-интеллигенты. Они хотели писать и работать для России, чтобы их стихи, их рассказы, их мнения знал также неизвестный читатель внутри России, а не только за ее пределами.

".. .На шумных крыльях древней славы,

    Сквозь синь и звон горячих дней

    Летел, летел орел двуглавый ..."

и гражданской войны:

    "...Но долетая до Орла

    Над грубой русскою Вандеей,

    В борьбе неравной был слабее

    Птенец двуглавого орла ..."

ультразападническая концепция:

    "Довольно грубой похвальбы!

    Довольно азиатской лени!

    Не изменить своей судьбы

    Перед Европой - на колени ..."

Во второй - в описании воображаемого похода конармии на Париж, то, что называлось тогда "евразийскими мотивами" и "национал-большевизмом" :

    "... Молитесь, толстые прелаты,

    Мадонне розовой своей.

    Молитесь! Русские солдаты

    Уже седлают лошадей ..."

Следует подчеркнуть, что русские молодые авторы весьма часто увлекались так называемой советской поэзией. И если иногда старшие поколения отвергали Есенина, Маяковского или Пастернака, младшие зарубежные литераторы могли ими даже увлекаться. Культ поэзии Пастернака и Цветаевой был несомненен в пражском "Ските". И влияние отдельных советских поэтов на зарубежных собратьев есть неопровержимый факт, хотя зарубежье создало и свои направления, как, например, так называемую "парижскую ноту", - детище поэта и критика Г.В.Адамовича (20). Его установкам оппонировали многие критики, начиная с теоретика А.Л.Бема или весьма конструктивного в оценке стихов Владислава Ходасевича (21). Дух творческой свободы царствовал в зарубежной литературе.

В русской зарубежной критике постепенно азарт публицистики приумолк, появились чаще и больше критерии качества. В этом отношении в особенно выигрышном положении была пражская группа литераторов, потому что пражане были более или менее "академики", все были под некоторым влиянием формального метода, все любили Эйхенбаума и чтили Шкловского. Во всем этом была пражская сила по сравнению - в первую очередь - с парижской группой, - явочным порядком Париж оказался постепенно "столицей зарубежной ветви русской словесности" (22).

Однако и в самом Париже было немало различных критических направлений. "Зеленая Лампа" Д.С.Мережковского и З.Н.Гиппиус, всегда освещавшая проблемы шире, чем узколитературные, всегда возбуждавшая мировоззренческие проблемы (23) ; весьма строгий, взыскательный подход Владислава Ходасевича (24) ; группа журнала "Числа" - во главе с его редактором Николаем Оцупом и с целой вереницей критиков и авторов "незамеченного поколения" (25) ; вольнолюбивое объединение "Кочевье" во главе с Марком Слонимом (окончательно распростившимся с Прагой после закрытия "Воли России" в 1932 г.) (26) ; и силуэт Георгия Адамовича во многих изданиях, небесспорная позиция критика, в чем-то "враждебного силе и собранности", не понявшего Цветаеву (см. ее "Букет" (27), не понявшего Сирина-Набокова, высокомерно не замечавшего - к примеру - Вячеслава Лебедева, но - по разным мотивам - горячо или двусмысленно писавшего о заведомо слабом, а позднее - после Второй Мировой - явочно "пересмотревшего" многие свои "суждения", но не выразившего "покаяния" (28). Ремизов остроумно называл его "летучей мышью" - исторически роль Адамовича-критика была роковой: он мало помог "становлению зарубежных авторов".

ПРИМЕЧАНИЯ

1) Первоначально мой доклад ставил целью характеристику критических направлений в зарубежной ветви русской литературы. Однако, поговорив с рядом участников совещания и выслушав доклады первого дня коллоквиума, я пришел к выводу, что уместно поставить ударения несколько иначе, ибо то, что было очевидно для первой эмиграции, ныне уже нуждается в пояснениях.

2) Некоторый процент военных составила учащаяся молодежь (студенты и воспитанники старших классов среднеучебных заведений) : великодушная помощь чехословацкого, югославского и отчасти болгарского правительств и международных организаций как раз была направлена, в первую очередь, на создание возможностей для продолжения образования этих участников белых армий и вообще эмигрантской молодежи. См. С.П.Постников, ред. Русские в Праге, Прага, 1928, П.Е.Ковалевский, Зарубежная Россия, т. I, Париж, 1971, и дополнительный выпуск, Париж, 1973. Также см. прим. 3.

3) Для данных об эмиграции, см. Глеб Струве, Русская литература в изгнании, Нью-Йорк, 1956 (в дальнейшем Струве, ук. соч.); Hans-Erich Volkman, Die Russische Emigration in Deutschland 1919-1929, Wurzburg, 1966; Robert C.Williams, Russian Emigrés in Germany 1881-1941, Ithaca & London, 1972 (N.B. pp.111 et seq.) См. некоторые возражения в отзыве Barry Hollingsworth, Soviet Studies, July 1973, pp. 147-149. Вл.Абданк-Косовский, Русская эмиграция за 35 лет, "Возрождение", тетради 51, 52, 54, Париж, 1956; П.Ковалевский, Наши достижения. Роль русской эмиграции в мировой науке, выпуск 1, Мюнхен, 1960; его-же, вышеук. соч., см. примечание 2; Иван К.Окунцов, Русская эмиграция в Северной и Южной Америке, Буэнос Айрес, 1967; Ю.Иваск, Письмо об эмиграции, "Мосты", сборник статей к 50 летию русской революции, Мюнхен, 1967, с. 169-176.

4) Marc Slonim, Soviet Russian Literature, Writers and Problems, 1917-1977, Second Revised Edition, London, Oxford, New York, 1976, pp. 114-157. Robert Williams, op. cit., pp. 263-275, - много интересных подробностей о сменовеховцах, а специально о Алексее Н.Толстом, pp. 273-275.

5) Поляризация выразилась, в основном, в двух направлениях. Одни, как, например, П.Н.Милюков, бывший лидер конституционно-демократической партии (кадетов) и многие эмигрантские либералы и умеренные социалисты, уверовали в "эволюцию" советской власти. Милюков увлек за собой целую организацию РДО (Республиканско-Демократическое объединение) ; в широком общественном и литературном плане эти взгляды выражались в ежедневной, чрезвычайно влиятельной и распространенной газете "Последние новости" (Париж, главный редактор П.Н.Милюков). Другие считали, что советский режим не может эволюционировать, а потому с ним необходима всяческая борьба. Сюда принадлежало правое крыло эмиграции и "центр". Сюда относились такие организации, как Общевоинский Союз. Рупором этих взглядов, кроме ряда отдельных изданий, была ежедневная газета "Возрождение", сначала редактируемая П.Б.Струве; см. некоторые подробности Струве, ук. соч., с. 20-24. В чисто литературном отношении обе газеты часто перекликались между собой, так же как и с другими органами печати, ибо боролись за те же принципы.

6) Одна из насущных задач - исследование тематики русской газетной периодики. Существующие библиографические указания обычно уклоняются от их рассмотрения, хотя статейный материал не только важен, но часто и богат по смыслу. Ряд воспоминаний опубликован в "Архиве русской революции" под ред. И.В.Гессен, т. 1-23, Берлин, 1921-1935.

7) Основную тему, долго звучавшую в зарубежных спорах, отлично выразил в своей, посвященной "жертвам революции", поэме "Костер" Сергей Рафальский : "... В Париже в кафе надрывалась публика -/Монархия или республика?..." (Грани, кн. 39, Франкфурт, 1958). Отмечу, как курьезный факт, интервью А.Ф.Керенского по радио в связи с 50 летнем революции: Леонард Шапиро его спросил, насколько председатель Временного Правительства изменил бы свою тактику, если бы ему пришлось вновь быть в ситуации 17-ого года. Керенский ответил: "Я действовал бы так же, как тогда ..." Шапиро изумился, а Керенский стукнул по столу: "Я действовал бы по-прежнему ..."

8) Андреев, Опыт. .., с. 20-23.

9) Струве, ук. соч., с. 24-29; Williams, ук. соч., с. 125-140.

10) Марина Цветаева, Лебединый Стан. Перекоп, 2-е издание, Париж, 1971, с. 70, 154-157.

11) Там же, с. 73. Тема никогда ею не была покинута, - переписав "Перекоп" в сентябре 1938 г., она объяснила, почему не закончила цикл: "...Так и остался последний Перекоп без меня, а я без последнего Перекопа. -Жаль." Об отношении к Цветаевой см. Simon Karlinsky, Marina Cvetaeva. Her Life and Art. Berkeley & Los Angeles, 1966, pp. 52-78. Лично я впервые в середине 20-х годов услышал стихи из "Лебединого Стана" от участников белой армии, знавших их наизусть, хотя вообще литературно неискушенных. Трагическая ее судьба сжато и удачно охарактеризована Robin Kemball, Le dilemme séculaire du poète russe - "Patrie et Liberté", Etudes des Lettres, tome 10, Série III, Lausanne, 1977, pp. 16-21.

12) Цветаева, ук. соч., с. 73-74.

13) По случайности, в 1920 г. первым литературным журналом Зарубежья оказалась "Грядущая Россия" в Париже. Струве, ук. соч., с. 49-50. Не смешивать с ежедневной газетой в 1921-22 годах "Грядущая Россия" в Берлине - органом конституционных монархистов под ред. Е.А.Ефимовского.

14) См. на эту тему много важных замечаний в книге В.С.Варшавского "Незамеченное поколение", Нью-Йорк, 1956. Статьи Г.П.Федотова, "Новый Град" под ред. Ю.П.Иваска, Нью-Йорк, 1952. Некоторые типичные возражения (хотя и не крайние) : Н.Осипов, "Бочка меду ...(О книге Г.П.Федотова...), Обновленная Россия, 1, Франкфурт / Майн, 1953, с. 241-272. Otto Boss, Die Lehre der Eurasier. Ein Betrag zur russischen Ideengeschichte des 20 Jahrhunderts, Wiesbaden, 1961. N.V.Riasanovsky, The Emergence of Eurasianism, California Slavic Studies, V, 1967, p. 39-72. О Крестьянской России см. их журнал "Знамя России", Прага.