Суббота 20 мая 1916
Во всех императорских дворцах, всех министерствах, клубах, театрах, во всех официальных зданиях по стенам развешены величественные портреты императоров. Нет ничего более монотонного, более холодного, банального, чем эта официальная иконография.
Однако, несмотря на неестественный и чопорный стиль, подлинный характер модели чаще всего все-таки выдает себя.
Так, Александр I – гибкий, стройный стан, вид фата и паладина, явно доволен тем, что на него смотрят.
Николай I – непреклонный, высокомерный, кажется, начнет оборачиваться вокруг себя, осмелься какой-нибудь профан случайно глянуть на него.
Более простой, но  не менее убежденный в своей роли и сознающий свою силу Александр II, -- соизволяет допустить, что на него посмотрят, но с условием, что тотчас опустят глаза.
Александр III – тяжелый, спокойный, благовоспитанный, тип буржуа, даже не сомневается, что на него смотрят.
И Николай II – простой, застенчивый, всем своим видом умоляет не смотреть на него.

Понедельник, 26 июня 1916
Несколько месяцев назад в этом дневнике я обрисовал интимный портрет русской женщины по женскому свидетельству. Вот обратный оттиск этого эскиза по свидетельству мужскому.
Обедаю на Островах наедине в Б… Ему пятьдесят два года, холостяк, одарен несомненным разумом и активным чувством, в молодости служил в конногвардейском полку. С тех пор он делит свое время между ведением хозяйства в своих владениях, некоторыми трудами во благо общества, путешествиями, страстью к музыке, искренней дружбой, наконец, счастливой и скромной, но и полной прихотей, связью. Беседа с ним, непринужденная и разноплановая, доставляет удовольствие и интересна, ибо при всем внешнем дилетантизме, он обладает живой склонностью к наблюдениям. Я очень ценю в нем хорошего физиолога моральной сферы, аналитика точного и скептичного, но совсем не разочарованного.
Познавший многих женщин, он открыто признает, что без них существование стало бы невыносимо, и хотя время от времени некоторые безумцы из-за них лишают себя жизни, все же благодаря именно им одним суицид не свирепствует еще более среди мужчин, потому что роль их на этом свете не столько продолжать жизнь, сколько заставить отвлечься в ней.
Итак, этим вечером, около девяти, на набережной Невки, мы сидим напротив друг друга за столом.
Перед нами – на другом берегу – очаровательный Елагин дворец, проступающий меж ветвей растущего рядом большого векового дерева. На выступе острова – ясени, осины, плакучие ивы склоняются к текущей воде. Вскоре небо подернется неосязаемой кисеей, молочной и перламутровой дымкой. Тогда как кругом вершится колдовство «белых ночей», великих ночей солнцестояния, я расспрашиваю Б… о русской женщине. Очень просто и как бы наугад, он скорее роняет, чем формулирует свои замечания:
«Я знал только русских женщин. Хорошо знают лишь женщин своей страны; истинно соединяются лишь с человеком своей расы…»

(продолжение)

«В любви у них больше мужества, инициативы и благородства, чем у мужчин. Еще чаще их превосходство проявляет себя  в повседневности. В трудный час они выказывают больше сознания, энергии, силы, больше возвышенного чувства долга, разум более свободный и более инициативный. Они душа семьи…»
«Их способность к нежности и самоотверженности приближается к героизму, если человека, которого они любят, постигает несчастье. Ради него они жертвуют собой вплоть до порабощения, до жертвоприношения: за ним они едут в Сибирь, в ссылку, все равно куда…»
«Один из их серьезных изъянов – неумение лгать. Они недостаточно владеют собой, чтобы поддерживать выдумки. Это то, что заставляет их подчас казаться жестокими…»
«Поскольку у них очень живое воображение, они ужасно страдают от ревности…»
«Они никогда не признаются себе в увлеченности своим чувством; всегда стремятся одухотворить свои желания, обмануть себя в упоении. Словарь мистики более сладостен в драгоценных средствах, подтверждающих их страсть…»
«Толстой был прав, превознося прекрасные круглые руки Анны Карениной. Совершенство женских рук – одна из характеристик русской расы. Во всех социальных классах, а особенно в народе, у молодых женщин можно найти прекрасные руки, руки полные и нежные, с шелковистой белизной, безукоризненной формы, гладкие и ласковые…»
«В России, как повсюду, люди, познавшие большую любовь, обреченные жертвы страсти – редкость. Но, может быть, ни в какой другой стране фильтр рока не бывает более злым, более ненасытным; с непреодолимой жестокостью он разрушает всех домочадцев, оставляя за собой лишь неистовое желание самоубийства и душевный упадок…»
«Непостоянные, своенравные, вероломные, паникерши, эгоистки, спекулянтки, порочные, невротички, раздражающие, ускользающие, обманщицы, чертовки – все, что хотите; но никогда – вульгарные, никогда – занудливые, никогда – скучные. А в конце концов – очаровательные и опасные».

Главным образом, это именно то, в чем заключается слабость России; это именно то особенное, из чего проистекает ее неспособность к политическому прогрессу. В этой необъятной империи не насчитаешь более ста двадцати тысяч начальных школ на сто восемьдесят миллионов жителей. И каких школ, каких преподавателей! Согласно основному требованию, обучение поручено попу церковного прихода, который является чаще всего бедняком, ленивым и презираемым. Чтение, письмо и счет стоят в его программе лишь после молитв, катехизиса святой истории и литургического пения. Все обучение народа находится, таким образом – более или менее прямо – под рукой духовенства. Святой Синод недавно опять взывал к своим священникам о том, что школы должны удерживаться «в тесном союзе с церковью, в неукоснительном соблюдении православной веры» и что религиозное воспитание детей должно быть «первой заботой учителей». Деятельность системы самая порочная. Во многих районах школы посещаются плохо или даже остаются пустыми, то по причине расстояния, снега, холода, то потому что школьное оборудование и книги отсутствуют, то потому что мужики поссорились с попом и слишком сурово поколотили его.
Екатерина Великая, императрица-философ, друг Вольтера и Дидро, приписала себе – меж других заслуг – и такую заслугу, как основание народного образования в России. Два десятка высших школ, сотня начальных школ было создано в ее правление. Она кинулась в это начинание со своим обычным энтузиазмом, не забывая, однако, свои правительственные принципы, которыми руководствовались и ее преемники. Однажды, когда губернатор Москвы посетовал на безразличие, которое его администрация обнаруживает к новым учреждениям, царица ответила ему: «Вы жалуетесь на то, что русские совершенно не стремятся к обучению. Это не для них открываю я школы; это – для Европы, где надо поддерживать мнение о нас. В тот день, когда наши крестьяне пожелали бы учиться, ни вы, ни я на своих местах не остались бы».

Вторник, 17 апреля 1917
<…>
Отвратительная сцена произошла – несколько дней назад – в русской церкви в Хельсинки. Шла похоронная служба по капитан-лейтенанту Поливанову, убитому своей командой во время последних волнений. По православному ритуалу, гроб был открыт. Вдруг в церковь врывается группа рабочих и матросов. Там, следуя один за другим перед катафалком, они плюют на тело мертвого. Заплаканная вдова, рыдая, вытирает платком оскверненное лицо и умоляет негодяев прекратить оскорбления. Но, грубо оттолкнув ее, они хватают гроб, поднимают его, переворачивают, выкидывают тело, раскидывают свечи, венки и выходят их церкви горланя «Марсельезу».