Версию насчёт Геринга отметаем сразу, поскольку наступление возобновилось 26 мая, когда эвакуация только началась. Потери в танках и желание их сохранить на первый взгляд выглядят куда более веской причиной. Но вот что пишет принимавший непосредственное участие в операции Гейнц Гудериан, командовавший тогда 19-м корпусом в составе 1-й, 2-й и 10-й танковых дивизий, 20-й моторизованной дивизии и мотопехотного полка «Великая Германия»:

«В ночь с 26 на 27 мая корпус снова начал наступление. 20-я мотодивизия, которой были приданы полк лейб-штандарт «Адольф Гитлер» и пехотный полк «Великая Германия», усиленная тяжёлой артиллерией, получила задачу наступать на Ворму. 1-й танковой дивизии было приказано, действуя с правого фланга, присоединиться к наступающим войскам для развития успеха. Пехотный полк «Великая Германия» при эффективной поддержке 4-й танковой бригады из состава 10-й танковой дивизии достиг своей цели - высоты Крошти-Питгам. Танковый разведывательный батальон 1-й танковой дивизии занял Брукер. Было замечено усиленное движение морских транспортов противника из Дюнкерка через пролив. До 28 мая мы вышли к Ворму и Бурбур. 29 мая 1-я танковая дивизия овладела Гравлином. Однако захват Дюнкерка произошёл без нашего участия, 19-й армейский корпус был сменён 29 мая 14-м армейским корпусом. Эта операция была бы проведена значительно быстрее, если бы верховное командование не останавливало несколько раз войска 19-го армейского корпуса и не препятствовало его успешному продвижению». («Воспоминания солдата»).

Странно получается: Гитлер останавливает наступление 24-го, опасаясь за сохранность танков, но на Дюнкерк с 26-го по 29-е наступает именно танковый корпус! То есть фюрер сначала решил поберечь ценные танки для июньских боёв в центральной Франции, спустя два дня передумал и снова пустил их в бой, постоянно тормозя, а ещё через трое суток передумал окончательно и стал отводить корпус Гудериана с позиций, когда до победы было уже рукой подать! Немецкие танки того периода не слишком хорошо бронированы, и подобное топтание на месте, вместо стремительных атак, наоборот приводит к росту потерь. Значит, дело не в желании поберечь бронетехнику, а в чём-то ином. В чём же именно?

Оставим пока этот вопрос открытым и посмотрим, что произошло несколько месяцев спустя, когда фюрер, призвав Англию к мирным переговорам и не получив ответа, решил добиться своего с помощью мощного авиационного наступления и почти достиг успеха.

На суше не добили, в воздухе не добили, а десантом только пугать собрались? Как-то не похоже на человека, который только что с ничтожными потерями подчинил себе почти всю континентальную Европу. Чтобы понять столь странное поведение создателя Третьего Рейха, очень полезно заглянуть в его главный труд – книгу «Моя борьба». Когда дело доходит до анализа англо-германских отношений перед Первой мировой войной, страдающая душа автора прямо-таки плачет кровавыми слезами. Какой исторический шанс упустил растяпа кайзер Вильгельм! Не захотел договориться с цивилизованными братьями-островитянами и с их помощью накостылять диким москалям!

«Приняв решение раздобыть новые земли в Европе, мы могли получить их, в общем и целом только за счет России. В этом случае мы должны были, препоясавши чресла, двинуться по той же дороге, по которой некогда шли рыцари наших орденов. Немецкий меч должен был бы завоевать землю немецкому плугу и тем обеспечить хлеб насущный немецкой нации. Для такой политики мы могли найти в Европе только одного союзника: Англию. Только в союзе с Англией, прикрывающей наш тыл, мы могли бы начать новый великий германский поход. …Представим себе только на одну минуту, что наша германская иностранная политика была бы настолько умна, чтобы в 1904 году взять на себя роль Японии. Представьте себе это хоть на миг, и вы поймете, какие благодетельные последствия это могло бы иметь для Германии. Тогда дело не дошло бы до «мировой» войны. Кровь, которая была бы пролита в 1904 году, сберегла бы нам во сто раз кровь, пролитую в 1914–1918 годах. А какую могущественную позицию занимала бы в этом случае ныне Германия!» (Глава IV. Мюнхен).

Вот и получили объяснения странные решения Гитлера в 1939-40 гг. Адольф Алоизович искренне не хотел краха Британской Империи, постоянно спасал её вооружённые силы, когда те находились уже на последнем издыхании, – и до последнего надеялся помириться. Отсюда и отвод танковых дивизий из-под Дюнкерка, и британская авиация, которую фюрер отказался добивать, уже почти выиграв воздушную «Битву за Англию», и оказавшийся грандиозным блефом «Морской Лев». Ну и, конечно, загадочный перелёт в Шотландию ближайшего соратника Гитлера, его заместителя по партии Рудольфа Гесса, подробности беседы с которым в Лондоне до сих пор скрывают.

Описывая совещание, на котором Гитлер приказал остановить наступление, начальник оперативного отдела 4-ой армии Гюнтер Блюментритт вспоминал, что фюрер «удивил нас своими восторженными высказываниями о Британской империи, о необходимости её существования и о цивилизации, которую Англия принесла миру... Он сказал, что все, чего он хочет от Англии, так это чтобы она признала положение Германии на континенте. Возвращение Германии ее колоний желательно, но это несущественно... В заключение он сказал, что его целью является заключение мира с Англией на такой основе, которую она сочла бы совместимой с её честью и достоинством».

Цитируя Блюментритта в своей книге «Гибель нацистской империи», американский журналист Уильям Ширер дополняет: «С подобного рода суждениями Гитлер часто выступал в последующие несколько недель перед своими генералами, перед Чиано (министр иностранных дел Италии – Ю.Н.) и Муссолини и, наконец, публично. Месяц спустя Чиано был поражён, узнав, что нацистский диктатор, находясь в зените славы, высказывался о важности сохранения Британской империи как «фактора мирового равновесия», а 13 июля Гальдер отметил в своем дневнике, что фюрера крайне занимает вопрос, почему Англия до сих пор не ищет мира: «... Он считает, что придётся силой принудить Англию к миру. Однако он несколько неохотно идет на это.... Разгром Англии будет достигнут ценой немецкой крови, а пожинать плоды будут Япония, Америка и др.» Хотя многие в этом сомневались, но, возможно, Гитлер остановил свои танки перед Дюнкерком для того, чтобы избавить Англию от горького унижения и тем самым содействовать миру. Это был бы, по его словам, мир, в котором Англия предоставила бы Германии свободу снова направить свои усилия на Восток, на этот раз против России».

После того, как Гитлер, вопреки данным Англии и Франции обещаниям, 14 марта посодействовал отделению Словакии от Чехии, вынудил чешское руководство согласиться на германскую оккупацию, а Словакию превратил в вассала, Лондон и Париж, на первый взгляд, неожиданно озаботились возросшими аппетитами Рейха. Французское правительство уже 15 марта выступило с резким протестом, а британского премьера Невилла Чемберлена, изначально выступившего с примирительным заявлением, его собственные соратники вынудили уже через двое суток радикально изменить позицию и осудить Гитлера.

Однако дальнейшие действия ведущих европейских демократий кажутся непоследовательными. Они молча позволяют Германии отобрать у Литвы Мемель 23 марта 1939 года, но 21 марта Великобритания торжественно обещает Польше защитить её от любой агрессии. Тогда же англичане предлагают Франции и СССР срочно начать переговоры по обузданию немцев. Что же случилось? Превратив Чехию в свой протекторат, Гитлер впервые вышел за рамки прежнего курса на присоединение германских территорий, каковыми являлись Австрия, Судетская область и Мемель. При этом оккупировалась не территория СССР, куда фюрера усиленно подталкивали вторгаться, а европейская страна, гарантами безопасности которой Лондон и Париж выступили в Мюнхене. Правда, юридически Мюнхенское соглашение не нарушалось. Гарантии давались Чехословакии, которая после провозглашения независимости Словакией и Закарпатской Украиной перестала существовать. Однако по факту Гитлер кушал англо-французского вассала, нанося, таким образом, мощный удар по репутации сеньоров. Требуя от Праги капитуляции в Мюнхене, англо-французы могли ссылаться на обоснованность германских требований и стремление судетских немцев воссоединиться с соотечественниками, а теперь у них такого обоснования не было.

Приходилось поневоле вступаться и за Польшу. Как уже говорилось, германские требования к ней были весьма умеренными, но Великобритания и Франция принять их не могли. С передачей Рейху Данцига, где 95% населения составляли немцы, согласиться было ещё можно. И со строительством экстерриториальных дорог через польское Поморье к германской Восточной Пруссии, пожалуй, тоже. Но вот присоединение Польши к ведомому Германией Антикоминтерновскому пакту означало выпадение Варшавы из сферы влияния Лондона и Парижа и превращение её в берлинского вассала.

Хотя формально пакт создавался для координации борьбы с международным коммунистическим движением, на самом деле это был военно-политический блок, помогавший участникам удовлетворить свои территориальные претензии за счёт соседей. Все его европейские члены, за исключением державшейся несколько в стороне Испании, неудержимо превращались в вассалов Гитлера, и подобная эволюция Польши совершенно не устраивала Англию с Францией. Одно дело - участие Варшавы в походе на Москву и разделе советских территорий, и совсем другое - превращение её из восточного противовеса Берлину в его сателлита.

Случись такое, да ещё и сразу же после оккупации Чехии, - международный авторитет столпов европейской демократии падал сильно ниже плинтуса. Спросите любого пережившего 90-e годы братка из Тамбовской или Солнцевской группировки, и он подтвердит, что для бизнеса подобное поведение – чистое самоубийство. Владельцы всех крышуемых группировкой кабаков и магазинов, увидев, что крыша дырявая, тут же начнут искать нового покровителя.

В переводе с дипломатического пункт 1 обозначает, что Великобритания, Франция и любая другая страна не смогут получить ни одного квадратного дюйма земель, которые принадлежат Германии или её союзникам. Никакого раздела, например, итальянских колоний, подобного разделу германских после Первой мировой войны, не будет. Пункты 2 и 3 прямо предписывают колониальным державам не препятствовать обретению независимости собственными колониями. И, наконец, пункт 4 пресекал попытки, превратив эти колонии в доминионы или что-то подобное, отгородить их таможенными или протекционистскими барьерами от победного шествия американского доллара, либо препятствовать американским корпорациям выгребать из недр освобождённых колоний всё вкусное.

Но весной 1939-го подобное развитие событий ещё не было предопределено, и европейские демократии пытались поддерживать престиж, одновременно не теряя надежды договориться с Германией. То есть с одной стороны Польше обещали помочь, с другой стороны сделали это в довольно расплывчатой форме, а с третьей на переговоры в Москву о конкретных мерах противодействия Германии послали второстепенных военных, не имевших сколь-нибудь реальных полномочий. Неудивительно, что начавшиеся 11 августа 1939 года переговоры провалились, и СССР предпочёл договориться с Гитлером, предложившим взаимовыгодный пакт о ненападении.

Англо-французы же, объявив 3 сентября 1939 года войну Третьему Рейху, как уже говорилось, не сдвинулись с места, явно намекая на возможность компромисса. В свою очередь фюрер, оставаясь непоколебимым англофилом, Франции не симпатизировал, и поскольку та начала первой, решил взять реванш за поражение в Первой мировой войне и ликвидировать сухопутный фронт на Западе. После этого можно было достичь соглашения с Англией и возглавить поход континентальной Европы на Москву.

Французов удалось разгромить неожиданно легко, но Лондон на мировую не пошёл. Поскольку содержание переговоров с Гессом так и не рассекречено до сих пор, очевидно: торг шёл серьёзнейший и британские предложения выглядели настолько цинично, что их и сейчас боятся озвучивать. Причины подобной боязни разъяснил в 1948 году Аллен Даллес, работавший в годы войны сперва представителем Управления секретных служб США при американской резидентуре британской разведки MI-6, а затем резидентом УСС в Швейцарии.

«Черчилль знал, что если Германия сконцентрирует свои силы на борьбе с Англией, последняя будет разбита. - Сообщал в беседе с руководством Республиканской партии США будущий директор ЦРУ. – Всё, что ему оставалось, это затягивать время, искать союзников и создавать второй фронт. Он хотел, чтобы его союзниками стали две страны - Соединенные Штаты и Советы. Но для Советов, которые сотрудничали тогда с Германией, было бы слишком опасно идти на риск войны с Гитлером. Вот почему Черчилль оказался перед необходимостью сделать так, чтобы Гитлер сам объявил войну Советам… Британская разведка в Берлине установила контакт с Рудольфом Гессом и с его помощью нашла выход на самого Гитлера. Гессу было сказано, что если Германия объявит войну Советам, Англия прекратит военные действия. Гесс убедил Гитлера, что всему этому можно верить… Британская разведка сфабриковала приглашение за подписью Черчилля и переправила его Гессу. Гесс оказался в Шотландии после своего тайного перелета и получил возможность встретиться с английскими официальными лицами. Он заявил, что Гитлер нападет на Россию. Ему же в ответ было сказано, что Англия свою часть договоренности также выполнит». («Вопросы истории», №4, 1998).

Зато взять на вооружение подобную политику, ввиду тяжёлой политической, экономической и демографической ситуации, российское руководство, которое рано или поздно сменит нынешних ставленников США и Евросоюза, просто обязано. Если какой-то грядущий Бен Ладен, вздумает долбануть, скажем, по Лондону и перед этим попытается заручиться невмешательством Кремля, ему следует дать все возможные гарантии, но и не препятствовать ответному удару. Ну, а потом можно и поторговаться: кого, когда, чем и за сколько поддержать. Подлинно демократическая власть должна думать, прежде всего, о своих избирателях, а британцы ей без надобности.

http:/ /www.apn-spb.ru/publications/comments9755.htm#comments