В 1949 году Мао объявил на площади Тяньаньмэнь: «Китайский народ поднялся». В середине 1980-х он (народ), наконец, научился ходить и говорить.

Как-то январским вечером 1987 года я наблюдал за тем, как китайцы, скандируя лозунги и распевая песни, шли по заснеженным улицам из университетского квартала к площади Тяньаньмэнь. Это была первая из многих студенческих демонстраций, приведших к печально известному «инциденту» в июне 1989 года.

За оптимизм тех стремительных дней нес главную ответственность один человек, которого звали Дэн Сяопин и по праву называли архитектором современного Китая. Дэн сделал Китай таким, каким он является сегодня. Он также приказал направить танки на улицы Пекина в 1989 году, и оставил после себя такое наследие, которое преследует и будет преследовать Коммунистическую партию Китая вплоть до ее кончины. Этот «инцидент», как его называют китайцы, когда им приходится о нем вспоминать (что происходит крайне редко, поскольку партия сделала все, чтобы удалить его из коллективной памяти), совпал по времени с моими выпускными экзаменами. У моих однокашников и у меня возник вопрос – а не зря ли мы потратили четыре года своей жизни на изучение китайского языка?

Дэн вскоре снова поставил страну на тот путь, который он избрал для нее. Он убедил мир в том, что ему будет выгоднее простить его за «инцидент» на площади Тяньаньмэнь и начать сотрудничать с Китаем вместо того, чтобы обращаться с этим государством как с отверженным. Он предложил план, гарантирующий, что ничего подобно больше не случится, по крайней мере, - во время его правления. Мир его послушался, а китайский народ согласился на его предложение. В финансовом плане выиграли и тот, и другой.

Когда я занимался изданием журналов, мой государственный конкурент (точнее - враг) сказал мне с глазу на глаз, что они анализируют и изучают каждый номер моих журналов, перенимая опыт. Они высоко ценят мой вклад в китайские средства массовой информации. И они сделали все возможное, чтобы уничтожить меня. В Моганшане местные руководители посылают мне письма, выражая в частном порядке благодарность за мой вклад в восстановление деревни и превращение ее в центр туризма. И в то же время, они четко заявляют, что я составляю исключение из их неписаного правила, гласящего, что иностранцам (которые построили эту деревню в начале ХХ века) здесь как постоянным жителям не очень рады, и что им разрешается приезжать в эти места только на выходные.

Но эта статья - не о моих личных проблемах. Я хочу изложить свое мнение о ситуации в Китае, основываясь на впечатлениях и знаниях, полученных за годы моей жизни в этой стране, в трех самых крупных ее городах и в одной крошечной деревушке, а также объяснить, почему я уезжаю.

* * *
Современное китайское общество зациклилось на одном: деньги и погоня за ними. Политкорректный термин в Китае - это «экономические блага». В целом эта страна и ее народ сегодня намного состоятельнее и богаче, чем четверть века тому назад. За традиционной культурой семьи благодаря 60-летнему периоду своекорыстного социализма последовала 30-летняя политика «одного ребенка», породившая культуру «я и мое». Если нельзя получить экономическую выгоду, жители и общественность не станут действовать коллективно, а если они действуют коллективно, то лишь для того, чтобы получить равную финансовую компенсацию за загрязнение, выступить против незаконных захватов земли с санкции государства или против отравления детей. Общественное положение, столь важное в китайской культуре и обретшее особую значимость благодаря этим 60 годам коммунизма, определяется демонстрацией богатства. Машины, квартиры, личные драгоценности, одежда, домашние животные: все должно быть новеньким, как с иголочки, и блестящим, а также нести на себе известный иностранный лейбл. В той маленькой деревушке, где мы живем, меня не спрашивают о здоровье и о членах моей семьи. Меня спрашивают, сколько денег я зарабатываю на своем малом бизнесе, сколько стоит наша машина и наша собака

Когда пузырь лопнет или постепенно сдуется (что крайне маловероятно), сократится и то богатство, которое партия дала народу. Обещание будет нарушено. А медицинские счета, пенсионные выплаты и оплата за обучение – все это останется. Люди захотят, чтобы им вернули деньги, либо потребуют дать им право самим определять свое будущее, то есть, - получить политический голос. Если им откажут, гармония исчезнет.

А как же насчет этнических меньшинств и заводских рабочих? Государству удобнее применять против этих людей всеподавляющую силу, нежели проявлять по отношению к ним свою щедрость. Если вспышка недовольства этнических меньшинств и заводских рабочих совпадет по времени с крахом рынка собственности, и к этому добавится какой-нибудь скандал типа молока с меламином (это было в 2008 году), или крушение поезда с многочисленными жертвами, которое выявит факты масштабной коррупции в высоких кругах, как это было в Вэньчжоу в 2011 году, то гармоничное общество, скорее всего, превратится в громкий хор недовольных.

И как партия будет решать эту проблему? Как она продемонстрирует свою руководящую роль?
К сожалению, она забыла о своей роли лидера. Государство настолько боится собственного народа, что предпочитает не руководить им.

В сельской местности решения деревенского масштаба, требующие утверждения свыше, посылают по цепочке наверх, причем - иногда до самого Пекина. Потом они возвращаются с пометкой «Решайте сами». Партия выходит вперед только в тех случаях, когда возникает непосредственная угроза ее власти или личному богатству. Страной управляют из-за кулис, за закрытыми дверями, из здания без адреса и телефона. Люди в этом здании не разрешают руководить по-настоящему тем руководителям, которых они назначили. Достаточно взглянуть на Дедушку Вэня, как кличут нынешнего премьер-министра, который скоро уйдет в отставку. Он - либо марионетка и умный обманщик, либо человек, искренне стремящийся делать правильные вещи. Его предложения о проведении реформ (которые он озвучил в 2010 году в интервью на CNN, подвергнутом в Китае цензуре) сами по себе очень хороши. Однако осуществить их премьеру не удастся никогда, и он это знает.

Главная причина, по которой Китай добился первенства, был его размер. Китай был и всегда будет большим. (Китайцы любят все большое. Большой - значит хороший. Если китаец спросит вас, что вы думаете о его стране, просто скажите: «Она большая». Китаец будет доволен.) Если ты - самый большой – а физический размер сегодня важен не меньше, чем во времена, когда еще не было микрочипов – то ты доминируешь. Встав у власти, китайцы начали собирать дань со своих вассалов и зависимых государств - таких, как Тибет. Если вблизи границ назревали проблемы, угрожавшие безопасности или интересам самого Китая, то возмутителей спокойствия натравливали друг на друга, или откупались от них.

Есть и вторая причина, по которой идея о месте, принадлежащем им по праву, является ошибочной. Мир, в котором Китай был сверхдержавой, не включал в свой состав американский континент, просвещенную Европу и современную Африку. Мир не хочет жить в китайском веке, как не хочет он жить и в американском. Китай в политическом, культурном и общественном плане обращен вовнутрь, и смотрит на самого себя. Незваных гостей он не приветствует – за исключением тех случаев, когда они обладают военным превосходством и вторгаются с севера. Так было с двумя императорскими династиями – Юань (1271-1368 гг.) и Цинь (1644-1911 гг.), которые стали более китайскими, чем даже сами китайцы. Более того, судьбы монголов, которые стали династией Юань, и маньчжуров, ставших династией Цинь, становятся мощным сдерживающим фактором: нападете на нас – и мы сожрем вас изнутри. Совсем как в фильме «Чужой». Все некитайцы для китайцев являются чужими, причем - в несколько уничижительном смысле. Вежливое слово для этого - «посторонний». А китайцы – они «свои». Подобно тем, кому не нравится происходящее снаружи - погода, громкие споры, стихийные бедствия - китайцы могут просто затворить дверь и укрыться от внешних воздействий. А на дверь они могут повесить записку: «Постучите, когда решите, как с этим справиться».

Есть еще одна важная причина, по которой мир не хочет, чтобы в XXI веке Китай в нем лидировал. Коммунистическая партия Китая с первого дня своего существования поощряет ненависть к иностранцам. Одним из краеугольных камней в этом плане является лихорадочный национализм. Партийная пропаганда родила термин «сто лет унижения», которым описывается период от опиумных войн до освобождения. В то время иностранные державы, действительно, унижали и принуждали слабое правительство династии Цинь. Вторую мировую войну здесь называют Войной сопротивления против Японии. Говорить плохо о Китае на публике, давать Нобелевскую премию китайскому интеллектуалу, а также пить чай с далай-ламой (если чай пьет общественный деятель) – это «вмешательство во внутренние дела страны», которое «оскорбляет чувства китайского народа». Китайцам постоянно твердят, что они должны обижаться на иностранцев из-за того, что те с ними делали, а партия обещает отомстить за народ.

Альтернатива миру, в котором господствует обиженный Китай, не менее мрачна. Она показывает, что Китай уже доминирует в нашем мире и в мировой экономике. Она демонстрирует возрастающие шансы на то, что в Китае в предстоящие годы начнутся возмущения и беспорядки, вызванные коллапсом на рынке недвижимости. Когда это произойдет, все случится внезапно, как всегда бывает в таких ситуациях. Революция Сунь Ятсена началась в 1911 году после того, как кто-то случайно взорвал бомбу. Некоторые комментаторы говорят, что возмущения приведут к революции или к распаду государства. Для этого есть серьезные основания. Все, что делает партия в плане исправления положения на ближайшую перспективу, лишь ухудшает ситуацию в долгосрочной перспективе, вновь поднимая цены на недвижимость. Возьмем для примера недавнее урезание процентных ставок, что было сделано для увеличения внутреннего потребления. Но внутреннее потребление само по себе не увеличится, пока партия не наведет порядок в системе здравоохранения. А на это у нее нет денег, потому что деньги она вложила в американские долговые обязательства. А продать их она не может, потому что это навредит доллару, что в свою очередь приведет к повышению курса юаня и пагубно скажется на экспорте. А это приведет к закрытию заводов, к массовым увольнениям и к ослаблению стабильности в обществе.

Спорт и внеклассная работа в школах практически отсутствуют. Подающих спортивные надежды детей отбирают и направляют в специальные школы, где их учат, как завоевывать золотые медали на Олимпиадах. Музыкально одаренных детей запихивают в консерватории, где выбивают весь энтузиазм и радость от имеющегося у них таланта. (Моя жена прошла через такую консерваторию.)

Кроме того, есть пропаганда. Когда наша дочь пошла в школу, то свой первый день там она провела, смотря фильм, название которого переводится примерно так: «Как китайский народ под твердым и правильным руководством партии и при помощи героической народно-освободительной армии успешно одержал верх над землетрясением в Бэйчуане». Нравственное воспитание обеспечивают мифические герои из недавнего прошлого коммунистического Китая. Например, бескорыстный солдат Лэй Фэн, который за свою короткую жизнь совершил больше, чем может сделать человек. И все это он умудрился записать в свой дневник, чудесным образом «обнаруженный» после его смерти.

Из-за прессинга дети начинают болеть. Я говорю об этом, основываясь на собственном опыте. Набрать меньше 95 процентов из 100 возможных считается провалом. За слабую успеваемость наказывают. На выполнение домашнего задания, которое состоит в основном из письменных тестов, уходит, как минимум, один из двух выходных дней. Многие дети отправляются в школу и делают домашнюю работу в классе. Я наблюдал, как они толпой идут в направлении школы в шесть часов утра в воскресенье. На каникулах они посещают специальные школы, где с ними дополнительно занимаются репетиторы, и должны делать каникулярное домашнее задание, как минимум, по два часа в день, чтобы успеть выполнить его до начала следующего периода обучения. Многие мои китайские друзья ненавидят эту систему не меньше меня, однако у них нет выбора. У меня выбор есть. Мне повезло.

Я также встречал сотни всесторонне образованных и мудрых китайцев с современными взглядами на мир, которые могут и хотят помочь своей стране  в решении тех проблем, которые могут сотрясти государство. Но такой шанс они вряд ли получат. Я опасаюсь за тех, кто может попросить дать им такой шанс. Точно так же я со своими однокашниками опасался за своих китайских друзей, когда мы в 1989 году сдавали выпускные экзамены.

На сервисе Weibo, который является китайским эквивалентом Twitter и Facebook, и находится под пристальным наблюдением, я читал про диссидентов Ая Вэйвэя (Ai Weiwei), Чэня Гуанчэня (Chen Guangchen) и Лю Сяобо (Liu Xiaobo), информация о которых на этом сервисе расходится мгновенно, буквально за несколько минут после ее появления. Моя жена ничего не слышала об этих людях, пока не начала пользоваться данным сайтом. Цензорам не удается контролировать его полностью. (В тот день, когда моя жена начала читать Weibo, она сказала мне, что у нее исчезли последние опасения и сомнения по поводу переезда из Китая в Британию.) В стране - десятки, возможно, сотни тысяч китайцев, которые являются последователями этих людей в онлайне. И наверняка здесь есть бесчисленное множество людей, которые в меру своих сил пытаются улучшить жизнь в Китае. Когда-нибудь они добьются своего и одержат победу. И вот тогда быть китайцем станет хорошо. Не исключено, что это будет даже возможно.