Рождество в Париже

"Компьютерра" №49 от 28.12.2001

Рождество (говорят) - семейный праздник. Не знаю. Мне пока ближе и родимей Новый Год. С его елками и утренниками, конкурсами и выкриками хором “Елочка зажгись!”. Проводами старого года и встречей нового… Но я здесь, а моя жена и сын дома, в Уфе. Настроение было совсем не праздничным. Поэтому я долго не выходил из дома, занимаясь написанием писем и неспешным оформлением очередной странички сайта. Вышел я после заката солнца (сейчас оно заходит в 16-30 местного времени), когда уже стемнело, размышляя на тему: увижу ли я чего-нибудь нового или нет. В общем, настроение мое было умерено пессимистическим. Я спустился в метро, сел на своей станции “Charles Michels” и поехал без пересадок в центр латинского квартала, до станции “Cluny-La Sorbonne”. Париж - маленький город и все, кто живет в пределах Парижа, могут считать, по нашим меркам, что живут в центре. Делят ли сами парижане свой город на центральную часть или нет, я не знаю. Но на площади перед собором “Notre-Dame” (“Notre-Dame” в переводе с французского означает “Наша Дама” J) есть восьмиугольник, от которого отсчитываются все расстояния по всем дорогам Франции, т.е. на любой французской дороге всегда знаешь, сколько километров осталось до этого маленького восьмиугольника. От станции “Cluny-La Sorbonne” до этого восьмиугольника примерно метров 500-700.

Я пошел вниз, к собору “Notre-Dame”, все еще сомневаясь в правильности выбранного мною пути, хотя я уже ходил по этой дороге. Дело в том, что я как-то плутал в этом районе, выбрав в качестве ориентира направление спуска. Т.е. если идешь вниз, то, значит, идешь к реке. Но тогда я вышел на какое-то ровное место и уже не знал, куда идти дальше. Потом, так можно довольно долго идти вдоль реки… Самого собора с этой дороги видно не было... Сомнения и еще какие-то неведомые силы сделали свое дело, я свернул направо перед самым выходом на набережную, на маленькую туристическую улицу, полную различных сувениров. Сувениры я покупать не собирался, улица была короткой, и я быстро оказался на набережной, с облегчением увидев напротив собор “Notre-Dame”.

Здесь же я обнаружил букинистический магазинчик американской литературы. Я никуда не торопился и давно хотел найти магазин английской литературы, т.к. давно прочитал тоненькую книжку Агаты Кристи из серии “easy reading” и мечтал найти что-то в этом роде. Магазинчик оказался довольно тесным с узкими проходами между полок с книгами, перед входом за прилавком сидела молодая девушка, читавшая книгу и разговаривавшая с посетителями на английском. Мой английский еще достаточно плох, чтобы я сходу понял, о чем они говорят. Я стал изучать книги. В начале магазина находились книги по истории Франции и Парижа. Я протиснулся дальше, где расположились полки с романами. Я долго смотрел на “Унесенные ветром”, но так и не решился купить. В глубине магазина расположились книги на политическую тему и по философии. Книги о Карле Марксе были вне конкуренции. Книг о Ленине я не заметил. Я взял полистать книгу “женщина и армия”. Первой иллюстрацией в ней была фотография советских летчиц во время второй мировой войны, изучающих боевое задание. Я заметил ведущую вверх лестницу и поднялся. Это был еще один этаж с полками, набитыми старыми и не очень книгами, похожий на чуланчик в доме в деревне. Не хватало только жужжания мух, и потолки были высокими для чулана, но запах книжной пыли перекрывал эти недостатки. На поручнях лестницы были разложены детские книги, диснеевские приключения Синбада и т.п. Я заметил рядом старенький диванчик и с удовольствием туда плюхнулся. Здесь были развешаны фотографии тех, кто здесь был и познакомился, фотографии Джорджа Сороса, во всех его возрастах, различные письма и записки друг к другу. Все выглядело по-домашнему. Я еще немного посидел на диване, перебирая различные издания известных сказок. Потом решил пройти дальше. Книги я больше не изучал, просто смотрел на обстановку. Маленькая мойка, поставленная в углубление в книжных полках, здесь же, на открывшихся небольших участках стены, фотографии. Далее еще комната с фотографиями над полками, рассказывающими об истории магазина. Обнаружил еще один закуток со старыми журналами на журнальных столиках и с двумя диванами, после чего сказал себе, что обязательно сюда вернусь, но сейчас надо отсюда выходить, т.к. было уже поздно, а быть закрытым в чулане мне не хотелось.

Площадь перед собором “Notre-Dame” оказалась перекрыта полицией, а сам собор, казалось, закрыт. И я в унынии поплелся дальше. Перед “Centre Pompidou” открыли каток, но до этого я не смог найти признаки того, что здесь дают коньки на прокат. А сейчас я это узрел. И во мне заиграла кровь! “Я так хочу, чтобы лето не кончалось. Чтоб оно за мною мчалось…” Ну и так далее. Сейчас не лето. Но каток - это то, что нужно для праздника! Прокат коньков стоил 30 франков, каток работал до десяти часов вечера, т.е. я мог кататься еще почти два с половиной часа. Я купил билет и пошел в окошко за коньками, сказал, какой у меня размер, меня не поняли, и мне пришлось снять кроссовок, чтобы показать число, указывающее на него. Мне принесли фигурные коньки, я, конечно, предпочитаю хоккейные, но мое счастье сделало эту разницу не существенной. Потребовали с меня второй кроссовок. Мои возражения, что я на нем стою, приняты не были. Подо мной были голые доски, немного сыроватые, но луж не было. Потом с меня потребовали паспорт или водительские права. Я отдал водительские права, и это была первая польза, которую они мне принесли. Скамейки располагались на резине с дырками, и, наверно, она продувалась, т.к. была сухой, не смотря на то, что здесь постоянно переодевались, и на коньках оставался налипший лед. Тут я услышал русскую речь и сразу выдал всю имеющуюся у меня информацию, что всего тридцать франков и можно кататься до десяти часов. “Всего тридцать франков!” - они с горящими глазами пошли рассказывать это другим. “Тащите всех сюда!”- крикнул я им вслед.

Я быстро зашнуровался... И вот, после почти двадцатилетнего перерыва я снова на коньках. Да еще и на фигурных - это был цирк! Я плохо держал равновесие. Я постоянно спотыкался об передние зубчики на коньках. В конце концов, я так грохнулся, что ко мне подъехала американка, чтобы помочь подняться. Со словами, что моя езда “very tricky”. Я сказал “thank you” за помощь и так как я себе ничего не сломал, то, не смотря на все это, продолжал оставаться в боевом настроении духа. Браслет на часах не выдержал в очередной раз, это слабое место в моих часах, и слетевшие часы мне подняли, когда я уже отъехал с места моего головокружительного успеха. Единственно, я решил сменить коньки с фигурных на хоккейные. Разница уже стала для меня существенной.

Когда я менял коньки, меня попросили связать их вместе. Когда нашли мне новые коньки, то мои кроссовки переехали в ячейку от новых коньков. Да, еще там выдают торообразную резинку с номером ячейки, старую я отдал, а теперь мне выдали новую. Ну что, жить становится легче и веселей. Сейчас я хотя бы не спотыкался на ровном месте, но равновесие держать пришлось учиться заново. Довольно быстро, я почувствовал, что ноги мои устали и поехал к скамейкам, чтобы отдохнуть. Рядом китаец (или японец?) вообще снял коньки и чуть ли не лежал... Я ложиться не стал, а просто расшнуровался и посидел, разминая специфические мышцы ног, которые не напрягались у меня десятилетиями.

Русские не появлялись. Но вот я услышал русскую речь, увидев, что мужики взяли фигурные коньки, ринулся объяснить их фатальную ошибку. Оказалось, что они из Дюссельдорфа, в Париж приехали на три дня, отдохнуть и посмотреть, и что в одиннадцать часов они уже уезжают назад. Когда они узнали, что я здесь живу и работаю, то сказали, что повезло. Я спросил их о впечатлении от Парижа. Они сказали, что просто поражены, что они, конечно, подозревали, что существует нечто подобное. Но чтобы все сразу и в таком количестве в одном городе - это невероятно. Я спросил их про Дюссельдорф. Они сказали, что он раза в три больше по площади и там живет раза в пять меньше народу. Что немцы странные люди, т.к. не строят домов выше трех этажей. Когда узнали, что я программист на С++, то сказали, что тоже “будут”, т.к. учатся сейчас в “Siemens” и когда им там читали лекции по С++, так у них просто “крыша съезжала”. J

За что я люблю американцев, так за их умение улыбаться. Я сидел и отдыхал после очередного заезда, думал о чем-то своем, а может быть о том, что напротив сидит симпатичная женщина. Вдруг она заметила мой взгляд, повернулась в мою сторону и улыбнулась. Тут до меня дошло, что это та самая американка, которая помогла мне подняться после моего сокрушительного падения. Я улыбнулся ей в ответ. Было очень приятно. Это была типичная американская семья, путешествующая всей толпой с братьями, сестрами, мужьями и детьми. Жалко, что коммуникабельности и знания языка мне не хватило, чтобы пообщаться с ними. А может быть то, что я был один без семьи, без поддержки, что лично мне подрезает крылья и делает более скованным. Как говорил Райкин, женатый человек несчастлив только дома, а неженатый несчастлив везде…

Музыка к фильму Тарантино “Криминальное чтиво” заставляла меня подыматься со скамейки и делать круг за кругом на максимальной скорости, на которую я был способен. Сердце бешено колотилось, и я чувствовал, что мои восьмичасовые прогулки по Парижу ничто по сравнению с этими двумя часами на катке. Я отдавал столько энергии, что, пожалуй, впервые за многие годы, мой организм перешел на питание на внутренние энергетические резервы. J

Время вышло, я сдал коньки, и мой путь назад лежал через площадь к собору “Notre-Dame”. Я шел очень медленно, разгоряченный после быстрой езды и погруженный, как после хорошей тренировки, в нирвану. На полпути к собору я отчетливо услышал звуки церковной музыки. Для определенности скажем, что это была “Аве Мария”, хотя точно утверждать не могу, но что-то похожее. Я шел и вдыхал свежий, почти морозный, воздух… Низкие звуки органа раздавались все ближе и ближе… Бескрайнее черное небо, узкая Парижская улица и музыка… “Что мы делали в этой жизни? - Лишь эхо в бесконечности…”.

Вход в собор “Notre-Dame” перегородила полиция, некоторых пропускали, и эти счастливчики тонкой струйкой забегали внутрь. Лом был не в моем настроении. Да и что там, в тесноте и толчее можно увидеть и почувствовать? То ли дело здесь, под открытым небом и на свежем воздухе совершенно без ветра, когда вокруг тебя звучит прекрасная духовная музыка. Люди, отрешенно взирающие на освещенный фасад собора “Notre-Dame” и погруженные в свои мысли. Проповедь на французском языке, который я совершенно не понимаю, но для меня это не имело никого значения. “О любви и ненависти, добре и зле…”- вечные и не знающие языковых преград темы. Машины с мигалками медленно и беззвучно проезжающие по дороге, как в фантастической сцене… В общем, сидя на скамеечке и рассматривая народ вокруг, я провел очередной час и без пяти одиннадцать, воспользовавшись паузой в программе, пошел дальше.

И правильно сделал, потому что на пути к метро у меня находилась еще церковь “St-Germain des Pres” - “Сен-Жермен”. Она поменьше, чем “Notre-Dame”, но там нет такой толчеи и внутрь зайти можно спокойно. Тем не менее, она оказалась полна народу. Звучала проповедь, которая, казалось, была чуть менее проникновенна, чем проповедь в соборе “Notre-Dame”. В хорошо освещенном центре длинного зала находились священники в своих белых одеяниях. Я пошел по периметру, в один из моментов хорошо различив среди других иностранных слов, слова на русском языке: “С Рождеством Христовым!”. Громом среди ясного неба раздался смех. Потом еще и еще. “Боже мой, да здесь шутят!” - это заставило меня пробраться поближе к месту событий, и я вспомнил объяснения одной американки, когда я у нее спросил, для чего они ходит в церковь. Она сказала, что чтобы встретится с друзьями и знакомыми, в общем, чтобы пообщаться… Здесь просто общаются… Потом, все дружно запели. Это было ни чуть не хуже, чем была музыка на площади перед собором “Notre-Dame”. Я с удовольствием пропел свои “а-а-а” и “м-м-м” вместе со всеми... Пятнадцать минут одиннадцатого все закончилось, и люди под звуки органа начали расходиться. Я тоже пошел.

По дороге к метро, прямо напротив меня, неожиданно раздалось по-русски:

-Все?

-Все…

Я повернулся и увидел пузатый автобус, заполненный уставшими за день русскими туристами. Дверь захлопнулась, и через минуту автобус исчез из моего виду.