Россия - Запад

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Россия - Запад » Русское зарубежье » И.Панченко Музей русской поэзии в Америке


И.Панченко Музей русской поэзии в Америке

Сообщений 1 страница 8 из 8

1

ИРИНА ПАНЧЕНКО

           МУЗЕЙ РУССКОЙ ПОЭЗИИ В АМЕРИКЕ

По материалам - http://www.museum.zislin.com/rus/public … IN_121.htm

…Композитор и исполнитель  Юлий Зыслин 
нашёл свой путь укрепления Союза Музыки со Словом.
Много лет выполняя благородную миссию Просветителя
(которому внимает огромная аудитория), он приближает к сердцу каждого
Великую Русскую Поэзию.

Владимир Зак, доктор искусствоведения,  Нью-Йорк

Вашингтон. Небольшая трёхспальная квартира. Вы переступаете порог -- и сразу попадаете в уютную гостиную с выходом на балкон. Это самая просторная комната. Стеллажи, стеллажи с книгами, картины, фотографии на стенах… Гитара. Пианино. На его крышке вновь видим книги, ноты… Абажур над столом… Компьютер. Телевизор напротив дивана…Узкий коридор ведёт мимо двух спален       в комнату, выделенную хозяином квартиры для своего частного Музея русской поэзии. Стены коридора увешаны типографскими и рукотворными афишами, монтажами, фотографиями, с которых на нас смотрят русские поэты «серебряного века»… Сама музейная комната так плотно уставлена от пола до потолка книжными полками, так тесно на них стоят книги, альбомы, рукописи, что кажется невероятным, что здесь ещё как-то втиснулся маленький письменный стол и узкое ложе стройного хозяина, для которого эта комната одновременно и рабочий кабинет, и творческая лаборатория. Здесь спресcованны Время, Память, Благоговение.

            Как описать атмосферу этого  дома, этой интеллигентной семьи? Как передать её ритм, подчинённый вкусам, замыслам, планам, энергии Юлия Михайловича Зыслина,   бывшего москвича, а ныне американского иммигранта последней волны, беззаветно преданного русской культуре и своей неутолимой жажде ей служить, её открывать, её дарить ближним и дальним?

0

2

… Московская жизнь кандидата технических наук, изобретателя ( автора 18-ти изобретений ), ведущего инженера Московского электролампового завода - МЭЛЗ, руководителя заводского музыкально-поэтического клуба «Свеча», композитора, барда, исполнителя авторской песни, спортсмена, туриста и путешественника, всегда была яркой, полной событиями, увлечениями, эмоциями, разделённой с друзьями… Когда-то в заводской многотиражке, в канун Нового 1980 года, в дружеском шарже изобразили Юлия с гитарой, а рядом поместили шутливые стихи, обращённые к заводчанам:

                                    Юлий Зыслин вам известен,

                                    Творец в науке, мастер песен,

                                    Он ветеран, певец, поэт

                                    И …молодой счастливый дед.

            Всё было именно так и в последующие годы ( разве что, внук подрастал, а позже и другие появились). Однако ко времени отъезда Юлия в Штаты  в апреле 1996 года, ко всем его увлечениям уже прибавилась новая страсть -- коллекционирование книг.

Оно началось, казалось бы, случайно. Разделяя увлечённость мужа поэзией, его жена Светлана Калашник, переводчик с русского на испанский, подарила ему  три томика стихов - Ахматовой, Цветаевой и Пастернака. Кто жил в СССР, знает, какой редкостью были в нашей стране такие книги, как они успевали превратиться в раритет, едва выйдя из типографии, как трудно было их раздобыть. Для Юлия, человека технического образования, закончившего Московский энергетический институт, творчество трёх опальных корифеев русской поэзии стало откровением, он был поистине «ошеломлён». Не менее творчества, его поразили трагические судьбы этих художников слова. Характерное для поколения Юлия позднее открытие этих поэтов становилось для них любовью на всю жизнь. Со временем такой же жгучий и настойчивый интерес появился у Юлия ещё к двум именам того же литературного круга – Мандельштаму и Гумилёву. Вот как рассказывает Юлий о рождении своего интереса к вождю акмеистического литературного течения: «В 1986 году к 100-летию Николая Гумилёва  Евгений Евтушенко опубликовал в журнале «Огонёк» небольшую подбарку стихов по существу запрещенного поэта. В  широкой советской печати это было впервые. Всего одна страничка. Несколько стихотворений.  Меня обожгли эти стихи. Это было моё. В том же году  я стал  с упоением петь свои новые песни «Волшебную скрипку» и «Жирафа»… Гумилёв меня покорил навсегда. С тех пор возникло у меня ещё около 15 новых песен на его стихи и специальная музыкально-поэтическая программа».

Любовь Юлия к поэтам «серебряного века» не была созерцательной, а напротив, очень активной. Юлий стал собирать всё ( книги, статьи, альбомы, буклеты, рисунки, аудио и видео кассеты, открытки, календари, конверты, значки, медали ), что могло расширить границы его знаний об этих художниках. Он раздобывал  научные статьи, книги и материалы конференций, интерпретирующие их творчество, посещал литературные чтения и вечера, читал мемуарные свидетельства об  их родных, окружении, «литературном быте», посещал города, музеи и квартиры, связанные с их жизнью. Избранных им поэтов Юлий ощущал, как людей очень близких , перед которыми испытывал вину ( «Мариночка! Маринушка! / Прошу, простите нас, / что столько лет в Россиюшке / умалчивали вас».) Эти поэты стали источником его вдохновения: он посвящал им свои стихи, сочинял музыку на  стихи своих кумиров, принимал участие в конференциях по случаю их юбилеев. В 1991 году Юлий побывал на Международных Волошинских чтениях в Коктебеле и Цветаевских чтениях в Александрове. В Дни памяти Марины Цветаевой ( в тот год в августе исполнилось 50 лет со дня её гибели ) Юлий отправился в Прикамье и добрался до «печальной Елабуги» ( так называется одно из его стихотворений ), в которой Марина ушла из жизни, а в октябре того же года он уже в Тарусе, где вместе с поклонниками творчества Цветаевой отмечал очередной  день  рождения поэта и пел её стихи около осеннего костра…  В том же насыщенном  1991-ом Юлий дважды побывал в Петербурге, где  посетил музей Ахматовой в Фонтанном Доме, Муниципальный музей « Анна Ахматова. Серебряный век», поклонился могиле Ахматовой в Комарово, посетил   вечер памяти Марины Цветаевой в Доме Искусств на Мойке и место дуэли Пушкина с Дантесом  на Черной речке… Свои впечатления того года Зыслин описал в путевых заметках « От Елабуги – до Чёрной речки», которые опубликовал сначала для своих заводчан в многотиражке, а позже для американских читателей – в одном из русских журналов штата Мериленд.

Во время своих столь необходимых его уму и сердцу поездок Юлий приобрёл много  экспонатов своего будущего музея... Сейчас в доме Юлия можно увидеть  купленную именно тогда в Елабуге книжку петербуржанки Ирмы Кудровой «Вёрсты, дали… Марина Цветаева: 1922-1929» ( М.: Советская Россия, 1991 ), а в Петербурге на книжном развале он купил книгу «Письма Марины Цветаевой к Анне Тесковой» под редакцией той же Ирмы Кудровой. Незадолго до отъезда из Москвы в Штаты его собрание обогатилось ещё одной книгой Ирмы Викторовны: «Гибель Марины Цветаевой» ( М.: Независимая газета, 1995 ). В музее Ахматовой в Фонтанном доме Юлий покупает репринтное воспроизведение книги «Шум времени» О.Мандельштама ( Л.: Время, 1925), изданной ( о, ирония! ) экпериментальным молодёжным центром «Юниверс» при комитете ВЛКСМ МГУ им. Ломоносова в 1990 г., а также репринт ежемесячного журнала акмеистов «Гиперборей» ( 1912, № 1, октябрь ), оригиналы всех  вышедших десяти номеров которого находятся в собрании Музея в Фонтанном доме. На осеннем костре в Тарусе он купил с рук «Лебединую стаю» Цветаевой, изготовленную «Самиздатом»… Есть у него и много других тогдашних приобретений.

…Когда взрослая дочь  Юлия, улетевшая  в США со своей  семьёй первою ( а сын его уже  был готов последовать за сестрой ),  стала звать вслед за собой отца, мать, бабушку,  наибольшое беспокойство детей вызывал отец: не заскучает ли? Не затоскует ли на американской земле?

Но эти опасения оказались напрасными. Юлий привёз с собой гитару, ноты, кассеты, книги, два сборника своих стихов, мир увлечений, интересов, идей и, конечно, свой незаурядный энтузиазм. По примеру существующих домашних музеев в России, на основе своего частного собрания  в 400 томов-- которое увеличивается  всё новыми поступлениями -- Юлий Зыслин открыл в 1997 году свой домашний Вашингтонский музей русской поэзии ( его первоначальное название: «Музей пяти русских поэтов серебряного века: Цветаева, Мандельштам, Пастернак, Ахматова, Гумилёв»).                                                                                                                                                         

Юлий Зыслин никогда не устаёт показывать свой музей, увлечённо рассказывать о своём собрании, петь песни под гитару на стихи своих кумиров. «Я –поющий экскурсовод», -- шутит Юлий. И в этой шутке большая доля правды.

Пришедшие в музей могут не только осмотреть экспонаты, они могут подержать в руках, полистать любую рукопись или книгу, договориться о времени, когда можно придти, чтобы поработать с книгами или с многочисленными газетными и журнальными статьями, если появится такая потребность. В своей гостиной хранитель музея ( так называет себя Юлий Зыслин ) демонстрирует видеофильмы или даёт прослушать аудиозаписи о главных персонажах своего музея.

0

3

Как описать собрание музея, чтобы это описание не превратилось в простой каталог, в скучный перечень? Попробую рассказать далеко не обо всём, а только о тех редких, на мой взгляд, книгах, что стоят на полках домашнего музея Юлия Зыслина ( вне рассмотрения останутся многочисленные статьи в газетах и журналах, материалы научных конференций, материалы о литературных и мемориальных музеях, различные коллекции ). За  многими из книг своя история их «попадания» к Юлию, конкретные, влюблённые в поэзию, в русскую культуру люди. Выбор книг, остановивших моё внимание, очевидно, будет субъективным и пристрастным, но как же в данном случае может быть  иначе? Другой посетитель музея, возможно, задержит свой взгляд на другом ряде изданий.

…В прозрачном футляре лежат тоненькие пожелтевшие книжечки величиной с ладонь в мягких переплётах. Это три томика ( 1,2 и 4-ый ) из первого собрания сочинений  Н.С.Гумилёва. Они были изданы в лагерях для перемещенных лиц, расположенных в американской зоне оккупации Германии, в Регенсбурге в 1947 году. «Эти книжечки более, чем уникальны… Ни в одной из опубликованных библиографий в России всех послевоенных периодов они не учтены », -- пишет в своём письме к Юлию поэт и коллекционер Михаил Юпп из Филадельфии, передавший в дар музею в апреле 2000 г. эти книги. Кроме книг Гумилёва, Юпп подарил ещё по книжечке стихов А.Блока ( «Избранное») и М.Волошина («Пути России»), вышедших в 1946 г. в издательствах «Посев» и «Эхо», а так же сборничек «Миг» со стихами В.Брюсова 1920-1921годов.

В музее Зыслина есть экспонат, раскрывающий перед нами одну малоизвестную страницу из жизни юного Николая Гумилёва. Это ксерокопия рукописного альбома стихотворений юного семнадцатилетнего тифлисского гимназиста Коли Гумилёва, подаренного им в 1903 году М.М.М. – Маше Маркс, предмету его безответного увлечения. Стихи Николая ещё далеки от совершенства, написаны по старому правописанию с буквой «ять»: 

Я в лес бежал из городов   

В пустыню от людей бежал

Теперь молиться я готов

Рыдать, как прежде не рыдал

                    (пунктуация автора)

Мария Маркс сохранила этот альбом, благодаря ей мы сегодня можем представить себе, как начинался будущий мастер стихосложения. Почти детективная история поика тифлисского альбома Гумилёва и передачи его в научный архив опубликована в 1997 году  Глебом Казимировиче Васильевым и Галиной Яковлевной Никитиной в журнале «Грани» за №184, который, конечно, имеется в архиве музея.

А вот родственника тифлисских друзей юного Гумилёва  Ивана и Давида Кереселидзе ( в Тифлисе семья поэта жила в 1901-1903 гг. из-за болезни старшего сына Дмитрия ) разыскал Юлий Зыслин. Они оказались родными дядями Котэ -- как его все звали и помнят в Грузии  -- режиссёра-документалиста, заслуженного деятеля искусств Константина Георгиевича Кереселидзе, ныне проживающего в районе Большого Вашингтона. ( Кстати, всего Юлий нашёл в США более  двадцати человек так или иначе связанных с эпохой серебрянного века). Статьи о юном Гумилёве и грузинском клане  Кереселидзе Юлий написал и поместил к 115-летию со дня рождения поэта в русской вашингтонской газете «Континент. USA», № 8 ( 40 ), апрель, 2001  и в журнале «Зеркало» (  № 4 ( 119 ) , 2001, Minneapolis ).

Среди материалов о Борисе Пастернаке привлекает внимание монография профессора Стенфордского университета Лазаря Флейшмана «Борис Пастернак в двадцатые годы» (Wilhelm Fink Verlag, Munchen, без года издания, дата написания предисловия: Декабрь 1979 г.) с автографом автора.

Немало в музее новых материалов, расширяющих наши познания биографии Бориса Пастернака. Известно, что в 1909 г. Пастернак перевелся на философское отделение историко-философского факультета Московского университета, что он посещал семинар Густава Густавовича Шпета ( 1879 –1937 ). Однако поклонники Пастернака мало что знают о творчестве и судьбе этого выдающегося человека, который был крупным учёным ХХ века: феноменологом, герменевтиком, логиком, лингвистом, историком, специалистом по этнической психологии, литературоведом, переводчиком Гегеля, Шекспира, Диккенса, поэтом, полиглотом ( знал 19 языков ), автором трудов: «Явление и смысл» -- о Э. Гуссерле (1914), «История как проблема логики» (1916), «Герменевтика» (1918), ежегодников «Мысль и слово» (1917, 1919) и др. В 1922 г. имя Густава Шпета было в списках лучших представителей российской науки, высылаемых советским правительством из страны. Шпет должен был покинуть страну  на «философском пароходе» вместе с Н.Бердяевым, С.Франком, Ф.Степуном. Однако из патриотических побуждений Шпет приложил все силы к тому, чтобы его имя вычеркнули из списка. В этом ему помог Луначарский, с которым он был знаком. Преданность Шпета России  и науке была «оценена» в обычной для тех лет форме: арестом и ссылкой в Енисейск в 1935 г. и расстрелом в Томской тюрьме в 1937-ом.

0

4

У Юлия Зыслина хранятся  некоторые труды Г.Г.Шпета ( «Явление и смысл», переизданные в 1996 г. томским издательством «Водолей», и  «Очерк развития русской философии» в сборнике «Русская философия. Очерки истории» - Сведловск: Изд-во Уральского университета, 1991 ) ). С тех пор, как Юлий узнал , что его институтский  однокашник Михаил Поливанов – внук Густава Шпета, он стал собирать всё о самом философе и его потомках.  Михаил Константинович подарил Зыслину свою статью о деде, опубликованную в журнале «Вопросы философии»  №6 за 1990 г., рассказал о Первых Шпетовских чтениях в Томске.  Юлий раздобыл материалы Вторых Шпетовских чтений в Томске 1997 года, где был доклад памяти  ушедшего из жизни в 1992 году М.К.Поливанова, видного ученого-физика, литератора  и общественного деятеля. Затем приобрёл книгу  «Шпет в Сибири. Ссылка и гибель» (Томск: Водолей, 1995. Составители: М.К.Поливанов, Н.В.Серебренников, М.Г.Шторх ).  На титульном листе этой книги надпись от правнука Г.Шпета: «Юлию Михайловичу – в память о моём папе.-- К. М.Поливанов»

Интересна малоизвестная мемуарная книга о Пастернаке Нины Муравиной «Встречи с Пастернаком» ( Нью-Йорк: Эрмитаж, 1990 ). Автор, дружившая с поэтом в России, эмигрировала из СССР в начале 70-х, сейчас живёт во Франции. Привлекает внимание посетителей музея книга воспоминаний  Ольги Ивинской.  В первом издании на русском языке книга называлась «В плену времени. Годы с Борисом Пастернаком» ( Вильнюс: Изд-во Союза писателей Литвы, 1991 ), во втором – «Годы с Борисом Пастернаком. В плену времени» ( М.: Либрис Автоград,1992 ). На  втором варианте воспоминаний дарственная надпись: «Юлию Зыслину – для музея от издателя. Б.М.Мансуров».

            Инженер, учёный и бизнесмен Борис Мансурович Мансуров живёт под Москвой. По словам Юлия, «он увлечён Пастернаком до безумия». Читатели именно его инициативе обязаны появлением в российской печати воспоминаний Ольги Ивинской. Сами воспоминания Ольги Всеволодовны возникли после того, как в своё время вашингтонский друг Зыслина, ветеран войны, бывший военный инженер Израиль Борисович Гутчин  приехал к ней, включил магнитофон  и попросил: «Расскажите, пожалуйста, о Пастернаке».  Когда расшифровали эти многодневные записи, стало ясно, что  на их основе может сложиться книга. Небезынтересно, что познакомил Гутчина с Ивинской не кто-нибудь, а Александр Галич. Гутчин много лет дружит с Евгением Евтушенко, который помог вывести рукопись воспоминаний Ивинской за границу, где они были переведены и изданы. Свои воспоминания об этом Гутчин подарил музею.

Кроме  книги воспоминаний Ивинской, с которой он подружился, Мансуров издал книгу её стихов: Ольга Ивинская «Земли раскрытое окно». Стихи разных лет   ( М.: Синее яблоко, 1999, в музее эта книга с дарственными надписями издателя и дочери автора профессора Сорбонны Ирины Емельяновой ) и книгу  учительницы детей Ивинской в школе Инессы Малинкович «Судьба старинной легенды» о различных версиях легенды о Крысолове ( М.: Синее яблоко, 1999, подготовка издания Ирины Емельяновой ). Время от времени Мансуров наезжает к родне в  Балтимор и к другу И.Б.Гутчину в Вашингтон, где он и познакомился с Юлием. Здесь Юлий  взял у Мансурова интервью об истории издания воспоминаний О.Ивинской, а Борис Мансурович сдал на хранение в музей свою рукопись  «Тайна архивов Б.Пастернака».

            Кроме книг,  буклетов, портретов, конвертов, марок и открыток есть у Юлия сделанная им фотография дома, где родился поэт,  и документальный видеофильм «Воспоминания о Борисе Пастернаке», а недавно ему из России прислали приобретённый по его просьбе у известного литературоведа Льва Шилова компакт- диск с записью всех произведений, которые читает Борис Леонидович ( кстати у Юлия в музее довольно большая коллекция голосов русских поэтов и писателей, включая голоса Мандельштама, Ахматовой, Гумилёва, Блока, Есенина, Хлебникова ). Сам Юлий  поёт свои песни на  стихи Пастернака «Сиреневая ветвь», «Мело, мело по всей земле …» и некоторые другие его стихи.

            Разнообразных цветаевских материалов ( о Марине, Анастасии, Ариадне, их окружении, семье, мемориальных музеях, памятных местах ) в собрании Зыслина, наверное, больше, чем о других поэтах. Расскажем только о малой части из них.

            Слава Марины давно перешагнула через границы отечества. Как она предсказывала, её стихам пришёл черёд «как драгоценным винам». И не только стихам. В 2000 году голландский читатель получил в переводе Анне Стоффед сборник прозы Марины «Я иду по звёздам», состоящий из дневниковых записей, автобиографических эссе, писем, написанных между 1917 и 1922 годами. У Юлия нет амстердамской книги, но есть другая, вышедшая в том же году, написанная выпускницей Гарварда, американской слависткой Джейн Таубман, профессором Амхерст-колледжа.

0

5

Работа Джейн Таубман стоит у Юлия Зыслина в ряду книг, представляющих современную западную русистику в переводах на русский язык. Здесь у него книга рано умершей от рака англичанки Аманды Хейт об Анне Ахматовой: «Анна Ахматова, Поэтическое странствие. Дневники, воспоминания, письма А.Ахматовой» ( М.: Радуга, 1991 ), изданная на английском Оксфордским университетом ещё в 1976 г.; внушительная книга А.Ханзен –Лёве  «Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм» ( СПб.:  «Академический проект», 1989 ), переведённая с немецкого;  работа  зав.кафедрой славистики Оклендского университета ( Новая Зеландия ) и доктора философии  Университета Джорджа Вашингтон ( США ) Иэн Лилли «Динамика русского стиха» ( М.: ИЦ- Грант, 1997 ); несколько сборников материалов научных славистских конференций и авторские статьи о Пастернаке и Цветаевой, подаренные профессором колледжа из штата Вермонт Светланой Ельницкой;  книга профессора Бостонского университета  Дианы Левис Бургин «София Парнок. Жизнь и творчество русской Сафо». Перевод с английского С.И.Сивак ( СПб. : ИНАПРЕСС, 1999 ).

            Для нашего рассказа о материалах о жизни и судьбе Марины Цветаевой, находящихся в Музее русской поэзии Зыслина, последняя из названных книг имеет немаловажное значение. Тем более, что в собрании Юлия есть два  сборника стихов Софьи Парнок ( СПб.: ИНАПРЕСС, 1998 и М.: Эллис Лак, 1999 соответственно; правда, во втором сборнике представлены ещё три поэтессы серебряного века ).

В последнее десятилетие российская наука отказалась от ханжеских недомолвок и умолчаний, которые мешают созданию объективной истории национальной литературы, так как факты биографии художника неотделимы от его творчества. Марина Цветаева была сложной неординарной личностью, отличающейся «безмерностью в мире мер». Сегодня о её бисексуальности корректно, но вполне определённо пишут не только западные, но и отечественные учёные. Автор книги «Марина Цветаева. Жизнь и творчество» ( М.: Эллис Лак, 1997 ) авторитетный российский биограф поэта Анна Саакянц написала о знакомстве Марины осенью 1914 года с «демонической», «роковой» Софьей Парнок ( она была старше Марины на семь лет ), об их «сафической любви», вызвавшей интенсивное духовное общение и обоюдный поток стихов, о вхождении Марины с помощью Софьи в петербургскую литературную среду. «Стихи к Парнок стали серьёзным шагом Цветаевой к зрелой поэзии 20-х годов», -- делает в своей книге вывод Саакянц. Эта книга Саакянц, также как более ранние и  более поздние  её книги, конечно, тоже есть у Юлия, который был знаком с исследовательницей, скончавшейся  28 января 2002 года.

И ещё одна биографическая тайна Марины Цветаевой стала буквально только что доступна читателю.Исподволь намёки на неё просачивались в печать, но теперь к ней могут прикоснуться все цветаеведы и поклонники Марины. Речь идёт о её переписке с самой большой своей  любовью-молодым русским офицером Константином Болеславовичем Родзевичем (1895 - 1988).  С эмигрантом из Петербурга и участником Гражданской войны Родзевичем, успевшим после 1917 повоевать, Марина познакомилась в 1923 году в Праге, где Константин  учился в университете как стипендиат  Чехословацкого правительства. Родзевич стал прототипом лирических шедевров Цветаевой «Поэмы конца» и  «Поэмы горы». Много лет Родзевич, живший в Париже, хранил дорогие ему письма Марины. В 1960 г. он через В.Б.Сосинского, уезжавшего из США на родину, передал их в Москву дочери Цветаевой Ариадне Эфрон.

Владимир Сосинский, пламенный поклонник творчества Марины, успел снять копию с одного письма и половины второго ( всего было 31 письмо за 1923-1938 годы ), так как видел в этих эпистолярных документах художественную ценность Копии попали в печать. Поступок Сосинского вызвал возмущение Ариадны, которая, не читая писем, наглухо запечатала их в один большой конверт, завещав не открывать его до 2000 года. В таком виде этот конверт и поступил в ЦГАЛИ ( ныне РГАЛИ ) после смерти Ариадны в 1975 году. Когда истёк срок запрета, сотрудник архива Е.Б.Коркина подготовила письма Марины к изданию. И вот перед нами на полке Юлия Зыслина книга-альбом: Марина Цветаева «Письма Родзевичу» ( Ульяновский Дом печати, 2001.

В разделе экспозиции музея под названием «Семья Цветаевых», где представлены материалы о детях, муже и сестре Марины Цветаевой, можно найти  деловую переписку профессора  И.В.Цветаева по созданию и строительству московского художественного музея на Волхонке, который до революции назывался Музей изящных искусств им.Александра Третьего – впоследствии знаменитого Музея изобразительных искусств им. А..С.Пушкина («И.В.Цветаев создаёт музей» М.: Галарт, 1995 ).  Эту переписку на французском и немецком языках помогала вести отцу после смерти матери  юная Марина. У Юлия Зыслина есть несколько книг о Иване Владимировиче Цветаеве и видеофильм  о музее, который он недавно приобрёл в Нью-Йорке.

В 1988 году А.Саакянц, М.Белкина и В.Босенко начали поиск участия мужа М.Цветаевой Сергея Эфрона во французских фильмах.  Через 10 лет В.Босенко обнаружил на фестивале в Болоньи  при просмотре забытого французского немого фильма 1927 года «Мадонна спальных вагонов» эпизод, в котором   снялся  Сергей Эфрон. Всего 12 секунд экранной жизни в роли смертника, когда он по существу очень точно сыграл свою будущую судьбу, но они дают возможность представить себе живого мужа поэта и оценить несомненный его актёрский талант. Узнав об этом и собрав соответствующие публикации, Юлий не пожалел  усилий, чтобы копия этого отрывка попала в видеотеку его музея. От наследницы Анны Саакянц Юлий ждёт оригинальные рисунки Ариадны Эфрон, которая прекрасно, как и её брат Георгий, рисовала, одно время брала уроки у Натальи Гончаровой. Такова была воля покойной исследовательницы творчества Цветаевой, высказанная ею во время болезни перед кончиной.

  В Чехии Марина Цветаева дружила с семьёй известного ещё до революции в России писателя-эмигранта  Евгения Чирикова, с его дочерьми. Одна из них – художница Людмила Чурикова-Шнитникова оформила берлинское издание марининой поэмы «Царь- Девица».  Дом-музей Марины Цветаевой издал переписку подруг ( эту книгу прислала Юлию в Вашингтон с добрым посвящением директор музея Э.С.Красовская ).   В доме Чириковых регулярно проходили литературные вечера, в которых Марина Цветаева читала свои стихи. Юлий Зыслин, которому дорог каждый факт, собирает материалы и об этой странице биографии Цветаевой. С этой целью он  разыскал в России и в США нескольких внуков Чирикова, вступил с некоторыми из них в переговоры о возможной встрече. Наиболее контактной из них оказалась Наталья Георгиевна Фёдорова. Она побывала в музее, дала Юлию интервью, пригласила к себе в гости в штат Нью-Йорк, а позже прислала редкие семейные фотографии. На одной из них ( повидимому, неизвестной ) в группе детей – русских эмигрантов в Чехии - подросток Ариадна Эфрон.       

…На ахматовской полке стоят репринтные переиздания ранних сборников Ахматовой «Вечер» и «Чётки», исследования творчества и жизни Анны Андреевны, написанные Виноградовым, Виленкиным,  Шиловым, Лидией Чуковской и др.  Среди  экспонатов обращают на себя внимание, как раритеты, например, небольшая книжечка: Анна Ахматова. Избранное. Стихи. – М.: Сов. писатель, 1943.-- Отпечатано в г.Ташкенте, типография №2. Если верить мемуаристам, Анна Андреевна, как истинная женщина, любила рассказывать о своих дружбах, показывать фотографии мужей, поклонников. Их перечень  впечатляет: поэт Николай Гумилёв, искусствовед Николай Пунин, поэт и критик Николай Недоброво, композитор Артур Лурье, ассиролог и поэт Вольдемар Шилейко… Почти о каждом из них уже написаны статьи и книги. Но, пожалуй, меньше всего до последнего времени было известно о незаурядном учёном Вольдемаре –Георге – Анне – Марии Казимировиче Шилейко (1891-1930). Биографические пути жизни Ахматовой и Шилейко скрестились в конце 10-х годов ХХ столетия. В собрании Юлия Зыслина два экспоната, представляющие творчество Шилейко: это книга В.К.Шилейко «Через время ( Стихи, переводы, мистерия ) с предисловием Вяч.Вс. Иванова под названием «Одетый одеждою крыльев» ( М.: Изд-во Междунаролной Академии информатики, 1994)  и альбом « Вольдемар-Георг-Анна-Мария-Мария Шилейко. Воспоминания. Письма. Стихи» ( издание Петербургского музея «Анна Ахматова. Серебреный век» ).

0

6

Среди  многих изобразительных материалов, посвящённых Ахматовой, привлекает внимание цветная ксерокопия портрета Анны Ахматовой, выполненного в пастельных тонах художником-эмигрантом из Чикаго Моисеем Лянглебеным. Художник был знаком с Ахматовой, писал этот её портрет на основе рисунка углём, сделанного с натуры в 1964 году. Копию рукописи своих  воспоминаний о встречах с Ахматовой в России  Моисей Лянглебен  прислал в музей, а Юлий опубликовал их со своим предисловием в журнале «Зеркало», № №3, 4,за 2002 год. Весьма любопытна цветная фотография, выполненная по просьбе хозяина музея  москвичкой Галиной Трифоновой,  на которой запечатлён памятник Ахматовой в Москве на ул.Большая  Ордынка, 17, во дворе дома  супругов  Виктора Ефимовича Ардова и подруги Ахматовой Нины Антоновны Ольшевской, в квартире которых неоднократно останавливалась Анна Андреевна. Автор памятника для своей скульптурной работы воспользовался знаменитым  рисунком Модильяни, обессмертившим Ахматову в любимой ею полулежачей позе. Идея замысла, как цитаты из графики, превращённой в скульптуру, может, и не самая удачная, но так ли много на свете памятников Ахматовой?.. Зато, безусловно, талантлив и выразителен памятник Осипу Мандельштаму, выполненный во Владивостоке скульптором Валерием Ненаживиным. Это первый  памятник поэту в России. Юлий Зыслин сделал немало телефонных звонков  и проявил немало терпения и настойчивости, пока полиграфические буклеты о творчестве Ненаживина с изображением памятника, два видеофильма о скульпторе, публикации о нём в «Известиях» и «Литературной газете» попали в его Вашингтонский музей. Сегодня Юлий по праву гордится этими новыми материлами, хотя в его собрании немало статей и книг Манделштама и о Мандельштаме. Среди них: репринтные переиздания ранних сборников Осипа Мандельштама «Камень» ( 1913 ) и «Шум времени» ( 1925, последний сборник мы упоминали выше ); оригинальна книжечка «Извозчик и Дант», выпущенная в 1991 г. библиотекой журнала «Крокодил» ( изд. «Правда» ) с известной эмблемой хвостатого крокодила с трезубцем.  В  этой книжке, подаренной музею петербургским коллекционером Я.Г.Добкиным, Мандельштам выступает не как всем известный автор большой поэзии и прозы, а как юморист и остроумец, которому подвластны жанры шуточных стихов, басен, эпиграмм, посвящений, подражаний. В этом амплуа поэта почти не знают.

…Юлий не ограничивается пятью основными для него литературными персонами, его замысел - как можно шире предствить серебряный век, поэтому в его собрании есть ещё стихи Бальмонта, Блока, Белого, Брюсова, Анненского, Кузмина, Волошина, Хлебникова, Зенкевича, З.Гиппиус, Мережковского, Г.Иванова, Одоевцевой, Ходасевича, Черубины де Габриак, Крандиевской-Толстой, Пяста, Ф.Сологуба, Эллиса, Эрберга, Гуро, Аделаиды Герцык ;  философские работы           В. Соловьёва, Н.Бердяева, В.Розанова, С.Франка, Н.Лосского, А.Лосева; альбомы репродукций художников М.Врубеля, В.Борисова-Мусатова, П.Кончаловского, И.Билибина, А.Лентулова, Д,Бурлюка, Л.Поповой. Почти целую полку занимает специальная литература о серебряном веке русской культуры.

Страсть коллекционера заставила его идти всё дальше вглубь времени: на полках --  Тютчев, Фет, Баратынсий, Вяземский, Лермонтов, Пушкин, Батюшков…С другой стороны, приближаться от серебряного века к нашей современности, собирая книги Заболоцкого, Тарковского, Чичибабина, Левитанского, Самойлова, Слуцкого, Высоцкого, Окуджавы, Бродского, Рубцова, русских поэтов Америки, приобретая  энциклопедии, словари и монументальные антологии. Действительно, без преувеличения можно сказать, что у Юлия возник, всё расширяясь, домашний Музей уже не пяти поэтов, а русской поэзии в целом!

Два слова ещё об одной особенности музея, отличающего его от многих других. Это, кроме литературной,  музыкальная его специфика: ноты вокальных сочинений на стихи поэтов золотого и серебряного веков русской поэзии, книги, рассказывающие о них, музыкальная литература о композиторах серебряного века русской культуры,  высказывания и стихи поэтов о музыке, соответствующие музыкальные  аудио и видеотеки и, наконец, песни, романсы и баллады хозяина музея на стихи русских поэтов, часть которых он исполняет в начале и  в конце показа экспозиции музея. Так что не зря, наверное, он свой музея стал называть литературно-музыкальным...

Мостом между русской, европейской и англо-язычными культурами является раздел музея, в котором находятся сборники переводов стихов Марины Цветаевой, Анны Ахматовой, Бориса Пастернака, Осипа Мандельштама, Сергея Есенина… на  английский, французский, немецкий и другие языки ( недавно появилась в музее папка под названием «Русская поэзия на идиш» ). Для своих бардовских выступлений перед американцами Юлий подготовил самодельный альбом-песенник, который раздаёт слушателям перед концертом. В этом песеннике – его репертуар: стихи Пушкина, Пастернака, Мандельштама, Ахматовой, Цветаевой, Гумилёва, Есенина, Бродского, Рубцова, Окуджавы, Зыслина в переводах на английский Лидией Пастернак-Слейтер ( «Свеча горела на столе…»), Ириной Жизнёвой, Б.Веккером, Вл.Кабаковым, Ричардом и Элизабет Маккейн, Элейн Фенштейн… Американцы предпочитают слушать пение Юлия на русском языке, держа перед собой английский текст.     

Несколько лет назад Юлий принял участие в вечере «Твоё любимое стихотворение», организованном Библиотекой Конгресса в Вашингтоне. Он был среди  двадцати выступивших. Спел под гитару  свою песню «Бывает ли любовь на земле?» на стихи Анны Ахматовой, которые он предварительно прочёл в переводе на английский язык. Зал принял его выступление очень хорошо.

…Кроме экскурсий по своему музею, Юлий нередко проводит в гостиной музея литературно-музыкальный вечера, как правило, приуроченные к одному из юбилеев пяти поэтов. Поместиться в его гостиной может одновременно человек 20-25, Юлий любит камерные аудитории. Когда рассказывает и поёт, смотрит в глаза гостям, чувствует их реакцию, поэтому какие-то моменты его выступлений в музее или в других местах, включая клубы, центры и библиотеки,  носят импрвизационный характер. Проект программы этих вечеров он готовит заранее на весь год. Тематика вечеров самая разнообразная: «Домашние музеи поэзии в России», «Дарения частных лиц Вашингтонскому музею русской поэзии», «Пушкин и Марина Цветаева», «Москва в творчестве Марины Цветаевой»,  «Сёстры Цветаевы», «Анастасия Цветаева – поэт и сказочник», «Голоса поэтов серебряного века», «Ранний Гумилёв», «История памятника Осипа Мандельштама», «Анна Ахматова и Марина Цветаева. Диалог, который был и не был», «Пастернак и Цветаева», «Женщины – русские поэты», «Евреи – русские поэты» и др. По сути, жанр этих вечеров точнее можно было бы определить, как литературно-музыкальные просветительские встречи, главным ведущим  которых  ( причём неизменно с гитарой ) является Юлий Зыслин.

Свой дар легко и естественно завоёвывать аудиторию, свой артистизм Юлий Зыслин расточает не только в Музее русской поэзии. Со своими двадцати пятью бардовскими программами --под общим названием «Я пою стихи 50-ти русских поэтов”--Юлий выступал в Вашингтонском камерном музыкально-поэтическом клубе  «Russia House», на русском радио и телевидении  Америки, в нью-йоркских  литературных  клубах «Оскар» и  «Bronx House» и ещё в нескольких десятках мест  США. Юлий легок на подъём, подобно тому как, живя ещё в России, он в 1994 году возил свои песни в Израиль, а в 1996 – в Париж, так и в США он летал со своими  песнями на стихи поэтов серебряного века в далёкий от Вашингтона Университет штата Айова по приглашению профессора этого университета, преподавателя  русской литературы Веры Агинской.  Он по несколько раз выступал в Нью-Йорке и Балтиморе и единожды в Бостоне и Чикаго. Кроме того, Юлий успевает сочинять новую музыку,  стихи ( в 2000 г. он издал свой третий сборник стихов «Блики.  Американская тетрадь» ), писать для американских  русскоязычных газет и журналов, встречаться с активистами клуба «Русская инициатива», проводить осенние костры в честь дня рождения Цветаевой…

            Да, да… костры.. Традицию тарусских костров Юлий перенёс в США. По его инициативе в первое воскресенье октября днём поклонники Цветевой в Америке собираются в северном пригороде Вашингтона, в Роквиллском парке, на поляне, неподалёку от озера Lake Frank. Увы, у вашингтонского «костра» нет живого пламени ( разжигать костры в парках запрещено ), однако жена Юлия  Светлана  искусно вырезала  «языки пламени» из алой бумаги, и Юлий символично «зажигает» костёр. Этот ритуал – перекличка с Тарусскими единомышленниками, которые в тот же день собираются около своего костра.

              Узнав о делах и жизни Юлия Зыслина, многие подумают, что над столькими проблемами  задумываться, столько успевать, так напряжённо жить, с таким количеством людей быть связанным, -- невозможно, немыслимо, почти невероятно… А вот, не поверите, самому неугомонному  Юлию всё мало достигнутого! Кроме традиционного седьмого осеннего костра в Вашингтоне, который по его идее ( он составил соответствующее воззвание, которое пошло гулять по миру ) будет в составе  Всемирного Цветаевского костра ( координатор этого дела его московский друг А.В.Ханаков утверждает, что костёр состоится во Франции, Италии, Швейцарии, Германии, Чехии, Болгарии, Китае, Японии, в республиках средней Азии, на Украине и, конечно же, во многих местах России от Камчатки до Калининограда и прежде всего в Тарусе)*, он задумал в конце 2002 года в честь 110-летия со дня рождения Марины Цветаевой начать и Всеамериканский фестиваль авторской песни  на стихи Марины Цветаевой**. И есть ещё один проект, к  осуществлению которого он прилагает силы. Как-то Марк и Мария Лейбзон, участники всех осенних  вашингтонских костров, высказали мысль, что хорошо бы в память Марины  Цветаевой посадить дерево… Юлий тут же подхватил и развил эту идею: почему только в память Марины? Хорошо бы почтить память  таким образом всех пятерых главных персонажей его Музея. И вот теперь Юлий  хлопочет о том, чтобы в центре столицы Америки появилась Аллея русских поэтов: Цветаевой, Ахматовой, Гумилёва, Мандельштама, Пастернака. И если за это взялся Юлий Зыслин, можно быть уверенным, что поклонники русской поэзии в недалёком будущем получат приглашения на открытие этой прекрасной Аллеи в Вашингтоне. Деревья, которые будут расти и зеленеть на Аллее и памятный камень, который, наверно, там тоже удастся установить, станут живыми символами добра, благородства, красоты и человеческой солидарности, которой извечно служила русская поэзия и которой остаются верны её рыцари, прививающие побеги русской культуры к древу культуры американской.***

                                       Вашингтон - Филадельфия. Февраль - март 2002 года

0

7

Здравствуйте, интересно было бы узнать, удалось ли посадить аллею в Америке в честь поэтов серебряного века. Учительница из самары Нина Игоревна Крюкова

0

8

Нина Крюкова написал(а):

удалось ли посадить аллею в Америке в честь поэтов серебряного века.

Посмотрите этот материал

«Аллея русских поэтов» в Вашингтоне

Может быть, Вам интересно будет посмотреть и про русских композиторов)))

Мемориальная поляна русских композиторов

0


Вы здесь » Россия - Запад » Русское зарубежье » И.Панченко Музей русской поэзии в Америке