Автор - Александр

Дорогой В.П.!

Все нынешние «страсти», волна лицемерия, засилье «мелкоты», т.е., в сущности, суета, неизбежно схлынет. Но, по-моему, остается один очень глубинный и «проклятый» момент, с которым я уж не знаю, что делать.

Подобно тому, как мы совершенно искренне возмущаемся поведением Запада, точно так же и не менее искренне (даже поверх всей пропагандистской «дезы» ) возмущаются и они. И, мне кажется, во многом тоже обоснованно – исходя из собственного типа не только мировоззрения, но и еще глубже – мирочувствия. Я имею в виду различие наших цивилизационных кодов: Запада, с одной стороны, и православного Востока, с другой (у нас различны даже интуиции!). В нынешнем политическом кризисе, похоже, разверзлась как пропасть эта цивилизационная граница – по большому счету замазывавшаяся веками.

В чем есть и наша вина: не умеем объяснять. А почему? Мы сами, столетиями осваивая европейскую культуру, по сути приняли ее систему категорий. Мы говорим, вроде, по-русски, но при этом – используя чужой понятийный язык – говорим, по существу, и не «по-русски», но также не полностью и на европейский манер. Можно сказать, что мы в конечном счете «плохие европейцы», и это, с «их» точки зрения, по-своему верно. А «хорошими – в том числе внятными – русскими» мы до сих пор не сумели стать.

Русская философия (а философия – это сама глубинная формула, система мышления) весьма много обещала, но так и не успела «дозреть». В начале ХХ в. мы остановились буквально в шаге от собственных внятных формул – и сорвались: в марксизм, т.е. опять-таки в европейский в конечном счете тип мышления.

То же относится и к политической мысли, политологии – мы все так или иначе говорим с Западом на их языке, и нам даже самих себя (в рамках этого языка) до конца не удается понять. И мы только норовим все время внести в европейский стиль мысли «поправки», которые они в основном воспринимаются как «второстепенные», малосущественные. Но ведь дело-то, конечно, не в «поправках», а в том, что сама основа нашего цивилизационного чувствования – принципиально иная. Европейцы даже не понимают, в чем наш «пафос», какие силы нами движут, когда мы порываемся им объяснить: «Да, в принципе можно смотреть на вещи и с того угла, как вы говорите, но все-таки все обстоит не совсем так: мир устроен иначе».

Ну, различие тут пусть не в такой, разумеется, степени как между европейским и китайским сознаниями: одним в принципе не понять других. Вернее, чтобы понять китайцев, придется погрузиться в их «странную» систему категорий типа «инь-ян», т.е. стать, по сути, «чудиком» в восприятии «нормального» европейца. Адепты китайской культуры становятся маргиналами в собственных, т.е. западных, странах (здесь: включая и Россию). У них не только интересы совсем иные, чем у «нормальных», но они и иначе себя ведут, говорят, выглядят. У них другой «смысл жизни», т.е. сверхценности.

Н.И. недавно прислал мне прекрасную статью историка Николая Ульянова «РУССКОЕ И ВЕЛИКОРУССКОЕ». Речь там, в частности, – о самом начале русской истории, т.е. самых первых шагах превращения разрозненных славянских племен (пребывавших еще на достаточно низком уровне развития) в единое государство. Даже не только в «единое», но и вообще «государство», т.к. прежде славянские племена (кривичи, вятичи и т.д.) стояли на догосударственной ступени.

«Русь», «русский» – это исходно та многонациональная элита (в которую входили представители многих народов, вплоть до еврейских купцов), которая превратила множество славянских племен в своих данников. Однако роль этой «Руси» отнюдь не сводилась к «крышеванию» и «доению» последних. Мол, мы будем вас защищать от внешних врагов (от «наездов»), а вы нам должны постоянно «отстегивать». Нет, функция изначальной господствующей элиты (т.е. «Руси») была одновременно и цивилизующей.

Они не просто «доили» своих подданных (собирали с них дань) и даже не просто действительно защищали их от внешних врагов (с помощью профессиональных военных дружин, состоящих во многом из «местных»), они – организовывали народы славян, просвещали их, они внушали этим разрозненным и зачастую враждующим друг с другом племенам сознание их единства. Т.е. единства не только государственного (в качестве подданных единой державы), но и национального, конфессионального – еще даже до принятия христианства. А с принятием последнего (вернее, утверждением: порой «огнем и мечом») – еще и перенос ряда культурных ключей из Византии (включая и кириллическую письменность).

Цивилизующая роль властей была и социальной. Если исходно у славянских племен – гл. обр. родовые формы самоорганизации, то новые формы вносились именно властями. Тут излишне прибегать к презумпции «доброты» властной элиты. Дело не в «доброте», а в рачительности хозяев. Более рациональным образом организуя подвластные сообщества («модернизация»), «Русь» повышала на своих территориях производительность труда, по-нынешнему, ВВП (значит, можно собирать больше дани). Она стремилась предотвращать и традиционные межплеменные конфликты (если подданные будут драться друг с другом, то работников станет меньше, земля станет меньше родить).

Так вот, эта исходная матрица, согласно Н.Ульянову, запечатлелась в русской политической жизни навеки. Подобно тому как каждый из нас становится тем, кто он есть, в основном уже в раннем детстве («все мы родом из детства»). Эта матрица, соответственно, прошла через всю нашу историю. И, скажем, в Российской империи ее элита – не только государственно-политическая, военная, но и культурная – всегда была многонациональной (не только из славян, но и из татар, немцев, поляков, шведов, шотландцев, грузин…).

Когда Пушкин говорил, что «у нас единственный европеец – правительство», он имел в виду не столько собственно «европейскость», сколько «рациональность», цивилизующую роль.

Совершенно справедливы – с европейской точки зрения – упреки в адрес нас, русских, что мы очень плохо умеем самоорганизоваваться. В частности, результаты последнего референдума в Крыму доказали, насколько страстно хотело тамошнее население в Россию («домой», «на родину»). Но что им мешало еще раньше – еще до всяких межгосударственных конфликтов – образовать свои мощные «русские» партии? (Конструктивно договорившись и с татарскими, т.е. предлагая им больше, чем может дать Киев.) Выигрывать все выборы, выступать с внятными требованиями независимости от киевских властей. Тогда бы и «мировое сообщество» (т.е. Запад) понял бы резоны нынешнего отделения. И принял бы его.

Низкая способность к самоорганизации у русских и в той же Прибалтике. А также – на казахстанском Севере. Ведь на момент распада СССР в Казахстане было 40% русских («русскоязычных»), а теперь – только 20% (и в основном старичье). Все, кто мог, «проголосовал ногами», т.е. убежал от новых властей (переехав в Россию или, как немцы, в Германию). И кто, мол, мешал всем этим массам образовать собственные политические движения, формулировать ясные (и твердые) требования?

Та же неспособность к самоорганизации – и на нашей собственной почве: череда неудач формирования партий «снизу». Если кто-то активно самоорганизуется, отчетливо формулирует свои «хочу», то это прежде всего «инородцы» – пусть не всегда этнические, но культурные («вестернизованные»).

«Русские – рабы по природе»? «Они сами ничего политического не хотят делать, а только ждут благодеяний от своих властей»? Так выглядит подобная картина в европейских глазах. Сюда же – «этатизм».

Все так, да не так. Речь – о самом типе отношений между людьми, отношений общества («народа») и государства. И даже экономические отношения, не говоря о социальных, политических – лишь материальное выражение культурных («духовных»).

Начнем с самого простого – с категории «рабства». Как известно, массовому римскому, а затем и американскому рабству (раб – только «говорящее орудие», вокруг – вооруженные охранники, щелкающие бичи) исторически предшествовало так называемое патриархальное рабство. Оно принципиально отличалось от позднейшего обезличивающего, чисто насильственного. Раб был по существу таким же членом семьи, как и дети ее главы. Раб трудился, жил и питался вместе и наряду с сыновьями. Он мог был быть продан? – Да, но так же, как и дочери и сыновья. Тут не было еще того отчуждения и даже кровной вражды между рабом и хозяином, как это было на римских и американских латифундиях, на рудниках. Не было, соответственно, запредельной бесчеловечности.

И позднее: если для западноевропейских рыцарей-феодалов их крестьяне – только «навоз», то для России – в норме (как во всякой норме, пусть с исключениями) – все же не было характерно такое уничижение.

И дело, конечно, не в гипотетической «доброте» русских бояр и помещиков, с одной стороны, и в исключительной «злобности» европейских господ, с другой. Работали вполне позитивные факторы, и историки их давно объяснили. Для любого аграрного общества главная ценность – земля и люди, т.е. работники. В Европе было мало земли и много людей, в России – наоборот, много земли и мало людей. Стандартные рыночные законы: чего много – ценится низко, чего мало – высоко. Оттого в средневековой Европе –постоянные войны (за землю) и смертные казни. Тогда как русская история вплоть до начала ХХ в. в целом была намного менее «кровава». Дело, повторяю, вовсе не в «доброте» русских феодалов, властителей, но убивать массы людей тут было все равно что рвать ассигнации, выбрасывать золото. На такое идут лишь безумцы (хотя и они, понятно, периодически попадаются).

В результате мы, жители России, даже «рабство» воспринимаем иначе, чем европейцы. Для нас в нем не исчезли коннотации «патриархальной, т.е. отеческой, заботы» (отсюда: «царь-батюшка» и помещик – тоже «батюшка»). Отец, если что, может и выпороть, но он «имеет право», в конечном счете «учит» ради нашей же пользы. И главное тут – чтобы отец любил, по-доброму относился (вот к этому в России очень чутки). Это и к «правам человека»: выстраивать ли строгую сетку предписаний (что можно, чего нельзя – напр., шлепнуть своего любимого ребенка по попке)? Или жизнь настолько богата, что и томами законов ее не регламентировать?

Таким образом, в русской матрице до сих пор нет того фундаментального недоверия в отношениях между обществом и государством, которое в высшей степени присуще Европе.

Кроме того, психологи, исторические географы давно отметили: высокая скученность людей предрасполагает к агрессии и конфликтам. Плотность населения в Европе намного выше российской, заметно раньше там началась и интенсивная урбанизация.

В России, если жизнь становилась совсем невыносимой, всегда было куда бежать (далеко, в незаселенные земли). В Европе такой возможности не было («бежать некуда»: вплоть до эпохи колонизации, позволившей наиболее недовольным, пассионарным слоям массово «выплеснуться» за океан).

Если бежать некуда, то приходится либо воевать, устраивать революции (столкновения одних групп с другими), либо же – создать-таки строгие правила общежития. Установить четкий закон, выстроить сбалансированную систему взаимных прав и обязанностей (а конфликты разрешит суд). В России развитой правовой системы по существу нет до сих пор. Для нас «воля» (в том числе и бежать, а там – в одиночестве – хоть стой на голове, хоть кричи ясным соколом) до сих пор подменяет «свободу» (ответственную перед другими: «моя свобода заканчивается там, где начинается твоя»).

Весьма различны на Западе и в России и силы, формирующие социальные отношения, т.е. отношения внутри общества (уже не между обществом и государством). На Западе – это агональность (соревновательность, конкурентность) и риторика. Т.е. мало того, что люди самостоятельно (уже не по инициативе и с подачи властей) объединяются в группы по «интересам», но затем эти группы («прижатые» – в силу скученности – одна к другой) вступают в конкуренцию между собой. Каждая из этих групп формулирует и ясно высказывает свои рациональные требования, стремится – путем убеждения – навербовать себе больше сторонников, чтобы затем, посредством голосований, провести эти требования в общую жизнь.

Агональность и риторичность – еще со времен древнегреческих полисов. Затем – в Европе Нового времени. Капитализм (как древнегреческий, так и европейский) – с его экономической конкуренцией, системой договоров (взаимовыгодных сделок) – материальный коррелят подобного социокультурного состояния.

Совсем иной тип отношений в общине (первоначально родовой). Члены семьи, общины, конечно, тоже могут поссориться между собой (даже «насмерть»). Но все же для общинных отношений типологически не свойствен подход «ты мне – я тебе». Отец покупает дочери сафьянные сапоги отнюдь не за какие-то встречные услуги, а потому, что ей «надо», она «заневестилась». Покупка для нее одной на общие деньги всей семьи – исходя из понимания, если не прибегать к такому напыщенному слову как любовь.

Есть ли в таком подходе ГАРАНТИЯ справедливости? – Ее нет. Возможно ли, что покупкой дочери дорогих сапог будет нанесена обида другим членам семьи, «обделенным»? – Вполне возможно. Жадность, ревность, зависть, как уверяют психологи, – из-за внедренных в межчеловеческие отношения критериев «больше-меньше». Ну, это по-библейски: Бог любит Авеля БОЛЬШЕ, чем меня, Каина, значит, – из злости, из зависти и из ревности – Авеля нужно убить.

Каков выход? Парадигма капитализма (как античного, так и нынешнего) – во всяком распределении благ (материальных ли, правовых) следует исходить из точного расчета, из «справедливости» и закона. Как бы ни понимать подобную «справедливость»: «каждому – по заслугам» (сколько наработал, столько и получай: собственно «капитализм») или «всем поровну» («коммунизм»). Своеобразная «дигитализация». И это – вполне эффективный путь к предотвращению большого зла (наподобие инцидента Каина с Авелем).

Но предотвращение зла – это еще далеко не путь к добру! Предупреждение конфликтов (вплоть до кровавых) – вовсе не равнозначно утверждению доброго мира. Например, если внедрить в семье какие бы то ни было строгие отношения «справедливости» (наподобие «ты мне – я тебе», «по заслугам» или даже «всем поровну»), то любовь, душевное взаимопонимание из такой семьи уйдут навсегда. Ведь, скажем, Маше уже исполнилось восемнадцать, и ей нужны сафьянные сапоги («девка на выданье»), а вот Катя, которой лишь одиннадцать, пока обойдется без таких сапог. Пусть подождет. И главное – пусть ПОЙМЕТ! И приняв подобную «несправедливость», Катя – которой тоже, разумеется, до слез хочется таких же сапог – в конечном счете станет любить и Машу, и своих родителей еще больше. Ведь, ПОЖЕРТВОВАВ своими желаниями ради другого, мы не только опираемся на любовь к своим ближним, но и еще более взращиваем такую любовь в себе. Разве не этому – и в еще значительно более экстремальной форме – учит нас христианство? Как говорят западные психологи: «инвестиция любви», – хотя лично мне не нравится тут «инвестиция», ибо она всегда – в расчете на будущую прибыль, а тут – жертва, без какого бы то ни было практического расчета («на моем месте Маша поступила бы так же, т.к. мы любим друг друга»).

Ну да, с конца XIX ¬¬¬¬– начала ХХ вв. вместе с мощной волной индустриализации в Россию властно ворвались и капиталистические отношения. Тонны бумаги написаны о коллизиях столыпинских реформ, разрушения крестьянской общины. Социальные формы резко менялись, но вот поспевали ли за ними нормы социокультурные? И не обязано ли крайнее УРОДСТВО советского коммунизма скрещиванию ужа с ежом, т.е. отчужденно-индустриалистских и традиционно православных норм? (И кровища, насилие тут полились буквально рекой.)

Упаси Бог, я ни в коем случае не призываю, подобно некоторым консервативным философам, к возвращению былых патриархальных, общинных форм. Это совсем смешно – и исторически («необратимость истории»), и практически. Да если бы Россия не стала индустриализироваться (еще с Петра, затем и через большевиков), ее ныне бы просто не было: она была бы «размазана» колоннами танков и тучами самолетов со всей своей «духовной самобытностью». Но я предлагаю только ПОНЯТЬ – нас, русских. Хотя, конечно, если априори нет такого желания, то понимания и никогда не найти. Внушить другому свою систему категорий – уже полпути к власти над ним. Особенно если из этой системы вытекает, что внушаемый второстортен.

Но хотят ли на Западе даже только попробовать нас понять, влезть в нашу кожу?

Да, в том же Крыму население более 20 лет не могло самоорганизоваться, чтобы в «цивилизованных» политических формах отстаивать свое желание быть вместе с Россией. Они лентяи и дураки? – По-европейски, да. А может, в такой неспособности присутствует и нежелание политических конфликтов? Ведь последних, конечно, не удалось бы избежать, если бы русские сорганизовались и вступили бы в противостояние с народом остальной Украины. Что, драться? Драться (хотя бы ругаться на повышенных тонах) с теми, кого в конечном счете воспринимают как братьев, т.е. с украинцами? Возможно, отчасти и страх: у украинцев – большое государство, а мы, крымчане, – «маленькие».

Однако теперь в Киеве сами украинцы ожесточенно передрались между собой. И это – власть? Мало того, новая власть вдруг запретила нам, русским, говорить на своем языке. Вы – братья? Но братья так не поступают. Не естественно ли желание стремительно бежать от подобного ужаса? Ужаса пусть даже еще не практического (хотя у страха всегда глаза велики), но явно метафизического: рушится мир.

Мы, русские, с таким же ужасом и возмущением смотрели на события осени 1993 г. в Москве – со стрельбой, расстрелом из танков парламента. Кто был прав там, кто виноват: «демократы» или «патриоты»? – Прав – НИКТО, а виноваты – стороны обе. Ведущее ощущение – «мир сошел с ума» (после нашей Гражданской большинство очень боится подобного). И когда на ближайших парламентских выборах побеждает «третья сила» (ЛДПР), один из ведущих «демократов» восклицает: «Россия, ты обалдела!» – Ну, это еще неизвестно, кто «обалдел», а кто в самом деле «нормальный»: вы, политические активисты, или же те, кто видит в яростных политических столкновениях сплошное безумие. Большинство воевать не хочет!

Совсем не хотели воевать и крымчане, месяцами наблюдавшие на экране картины насилия и боявшиеся: «Потом придут к нам!»

На кого им было надеяться? Исключительно на свои силы: вооружаться, готовясь дать отпор националистам, которые вторгнутся в Крым? Ведь понятно, что пришлось бы воевать друг с другом еще и русским с татарами (симпатизировавшими Майдану) в самом Крыму. Т.е. еще и гражданская война?

Каков выход? Оттого и обращение к России: «Родимые, вы уж не бросайте нас снова!» И что, со своей стороны, было делать России? Ждать, пока прольется первая кровь? Или терпеливо смотреть, как националистические молодчики, приехав на «поездах дружбы», утверждают свои «порядки»? А кто бы стал спокойно смотреть как хулиган с битой «разбирается» с вашим братом? Да, может быть, даже и не ударит, но запугает насмерть.

Я понимаю европейцев: с одной стороны (новых киевских властей) – ГИПОТЕТИЧЕСКАЯ угроза, а с другой (России) – РЕАЛЬНЫЕ действия с применением армии. С правовой точки зрения, явная «несимметричность» (неадекватность ответа). Но в результате: полилась ли в Крыму кровь (как в том же Киеве)? Оказались ли люди в Крыму запуганными? – См. не только цифры результатов референдума, но и общее ликование на улицах. «Нас спасли наши братья! Мы вместе! Нас любят!»

Если честно, то лично я (в тоге «политтехнолога») до сих пор считаю стремительное воссоединение России с Крымом НЕРАЦИОНАЛЬНЫМ. Как я и писал Вам в предыдущем письме, я полагаю, что был более «трезвый» путь («замораживание» экономических связей с русофобским режимом + финансовая и организационная поддержка «сопротивления» на Востоке, Юге Украины и в том же Крыму). Тогда можно было бы «выиграть» всю Украину. И Россия в глазах Запада выглядела бы более «цивилизованно», чем сейчас. Но «мой» вариант предполагал бы, конечно, кровь, возможно, не совсем малую.

Для «теоретика» и для «политика» реальная кровь – всего лишь аргумент, выкладываемый на стол переговоров. Чем больше крови, тем аргумент «весомей».

И оттого я в конечном счете не знаю: оставаться ли мне в рамках «рациональности» (сюда же и «прАва») или же обратиться к анализу последних событий своей более «человеческой» стороной? В последнем случае тогда каждая спасенная жизнь – главное благо. Не дать смертельно запугать другого (тем более «своего») – благо тоже.

И тогда – в конечном счете НЕВАЖНО, чем дальше обернется поступок Москвы. Долговременные, стратегические потери для нас всех – очевидны. И тут не только и даже не столько экономические санкции Запада (я верю, что они в конечном счете смогут придумать, как «наказать»), сколько – прощание очень надолго с надеждами на экономическую интеграцию СНГ, тем самым и лишение России перспектив более-менее приличного «собственного» рынка. Да, этот – еще недавно самый реалистичный – вариант, скорее всего, провалился. Я также понимаю, что «приобретение» Крыма – совсем не полноценная компенсация подобных «больших» потерь. Вполне возможно, что Путин здесь повел себя не вполне как политик, а скорее как человек. Хотя имеет ли право президент перестать быть политиком (значит, «трезвым», «циничным»)?

Но это на Западе постоянно «считают», а мы, в России, ведем себя зачастую «неразумно». Однако неразумно ли в другом смысле? Впрочем, мне, как человеку все же преимущественно рациональному, также понятно, что у России все же есть рациональный выход. И, если сумеем, то «не было бы счастья, да несчастье помогло».

Да, я верю, что Европе удастся постепенно отказаться от русских газа и нефти, перекрыв нам тем самым источники финансирования. Понимаю прекрасно, что альтернатива – нефть и газ в Китай – отнюдь не будет полноценной заменой: Китай, конечно, никогда не станет брать тот же газ за 400 долл. за тысячу кубов, тем более зная, что у России уже нет выбора.

Россия сейчас – перед огромным историческим ВЫЗОВОМ. Каким может быть ОТВЕТ?

Ой, боюсь, что Путин, говоря о «мобилизационной экономике», имеет в виду что-то чисто «защитное» и внутренне консервативное. Хотя, с моей точки зрения, настоящая «мобилизация» тут – призвание всех национальных сил. А это означает НАСТУПАТЕЛЬНОСТЬ. Что я имею в виду?

Неотложное продвижение больших совместных проектов с различными странами. Например, с теми же Индией и Бразилией – совместный ГЛОНАСС. Об этом давно говорят, но нужно форсировать. Не нужно бояться «утечки технологий». На одни собственные деньги мы все равно ничего не сделаем, так что пропадет и то, что имеем (все наши идеи пойдут в мусорную корзину). Совместно, на общие деньги делать одно и параллельно разрабатывать свое другое. Умных голов у нас хватит, а увеличившееся финансирование и национальный энтузиазм не заставят ждать и новых идей.

Аналогично – с совместными атомными, космическими, авиационными проектами. И вообще любыми – везде, где только у нас есть идеи. Ни в коем случае России нельзя оставаться одной, опираться только на свои экономические ресурсы. Не «стесняться» и с военными технологичными разработками.

Но и этого очень мало, ибо такой вариант – только для русских «больших» игроков (наших концернов, КБ). Совершенно необходимо, по-видимому, подключить «народный энтузиазм», убрав все препоны с развития малого и среднего бизнеса. Начиная, конечно, со стандартного импортозамещения. Напр., я пишу самыми дешевыми шариковыми ручками по 10 руб. – все из Италии! Это что, мы пластммассу из собственной нефти не можем сделать и наладить штамповку? Зачем тратить валюту? Нефтегазовые деньги некуда девать?

Импорт продовольствия – просто абсурд, при обилии наших земель. Если мы по-прежнему будем развивать сельское хозяйство гл. обр. через мегафермы наших концернов, то так можно двигаться к цели десятки лет, которых – как теперь понятно – у нас нет. В конечном счете ведь можно пустить и таджиков на пустые земли – пусть работают как хотят, даже мотыгами. Когда земля своя, люди чудеса совершают. Купят они вскоре и тракторы (тем самым поддержав наше машиностроение).

ОСВОБОЖДЕНИЕ – вот что я понимаю под «мобилизацией». А освобождение экономическое, конечно, неотрывно от политической демократизации (к примеру, через тот же вариант с «активизацией» Народного фронта). Т.е. освобождение народной инициативы (чтобы чиновники не слишком «вязали»).

В «Известиях» недавно один автор напоминал о предпосылках несостоявшихся косыгинских реформ («хозрасчет», «шабашники»…). В 1960-х развернулась «холодная война», а также «сдерживание» СССР. И Косыгин (а он ведь во время войны отвечал за снабжение блокадного Ленинграда, у него навсегда – «комплекс блокадника») понял: единственный выход – развязывание народной инициативы. Однако вскоре в Сибири нашли «большую нефть», начался экспорт, и реформы похерили. Но теперь-то нам в самом деле светит «перекрытие крана», так что надо срочно вспомнить о старых разумных средствах! Заранее, а не ожидая, что Запад вдруг «одумается»!

Возможно, России и Европе действительно следует отдохнуть друг от друга лет 10. А когда (и ЕСЛИ) за это время мы не только не «завянем», но и, наоборот, «расцветем», превратившись в экономически мощную державу со множеством живых связей с другими странами во всем мире (не стоит забывать ни о ком – ни о Латинской Америке, ни об Африке, ни Индокитае…), то и разговор с нами будет совсем иным. Мы – не бедные родственники Европы, в позе просителя, а богатая невеста или богатый жених. Тогда еще неизвестно, кто к кому больше захочет присоединяться.

Мне кажется, что альтернатива этому – консервативно мобилизационная экономика («на всем экономить»), «подмораживание» внутриполитическое – неизбежно закончится крахом, московским Майданом. А нам это нужно? Ведь если мы «повалимся», то, боюсь, польется большая кровища, да и страна распадется. Вот тогда нас порознь – «бери голыми руками»: «We win, you lose! We live, you die!» по отношению к нам.

Подключив же к нашей деятельности действительно МИРОВЫЕ ресурсы, а также развязав энергию собственных масс, мы просто обречены на выигрыш. Ведь у Запада уже нет временнОго ресурса в несколько десятилетий – у него неуклонно будет лишь обостряться ситуация «тришкина кафтана» для поддержания своего уровня жизни, доминирования в мире.

Вчера по «Эху» какой-то поляк нам грозил: Америка поставит большую военную базу в Прибалтике, в нескольких минутах лёта от Санкт-Петербурга. Пусть ставят. «Если что», наши ракеты долетят до США и из Сибири. Пусть даже ставят как можно больше баз. Он что, забыли, как сами задушили СССР, взвалив на него гонку вооружений? Если хотят, пусть теперь сами проваливаются в ту же яму. Им даже можно в этом «помочь» – например, разрабатывая с одной страной один вид оружия (скажем, для сбивания спутников), со второй – другой (к примеру, информационно-электронное), с третьей – роботизированные танки, самолеты… Самой же России почти ни фига такого МАССОВО не производить (надолго хватит и ядерного). Пусть янки «погоняются» со всем миром! Пусть готовятся к тотальной «защите» от опасностей со всех сторон. А мы посмотрим, насколько мощна американская экономика.

А.С.

Вот что меня удивило.)))

Разговаривала по тефону со своими друзьями и родственниками из  США и Франции.

Все они там такие правые, что уж правей них тока стенка.)))

Но все в один голос говорят, что Крым присоединяли совершенно правильно.
А вот все эти санкции - это скорей США выгоду ищет, например, для своего сланцевого газа.

 

Маразматический список

Да конечно склеится.

С Украиной подобные ситуации весьма не первый раз.)))

Мазепа тоже на Запад рвался, а народ украинский решил к России примкнуть.)))