«Я очень горжусь Уилфредом»

Дороти Эллис (Dorothy Ellis), Британия

До брака у них ни разу не заходила речь о Первой мировой. Дороти Эллис заметила шрам размером с 50-пенсовую монету на ноге у своего мужа Уилфреда только после того, как они поженились. «Мы не говорили о войне, — утверждает она. — У нас и без нее было о чем поговорить. К тому же, как многие мужчины в то время, он не любил рассказывать о прошлом. Но когда я увидела рану, я о ней спросила. Он сказал мне, что это след от пули, и так постепенно все выяснилось».

Сейчас Дороти 92 года. Она — последняя живая вдова британского солдата, воевавшего на Первой мировой. Она родилась через три года после конца войны и вышла замуж за Уилфреда в 1942 году. Однако ее воспоминания о нем, об их разговорах и те несколько памятных вещей, которые остались со времен его солдатской юности, проведенной среди грязи и ужасов Западного фронта — драгоценная, редкостная и непрочная нить, соединяющая нас с Великой войной.

«Он рассказал мне, что ему прострелили лодыжку, и он едва мог идти, — вспоминает Дороти. — Он оперся на плечо друга, и тот вытащил его с нейтральной полосы. Вокруг свистели пули, но они все-таки выбрались. Друг сказал ему: “Мы вышли, это все, что я могу для тебя сделать”. Уилфред ответил: “Большое спасибо”. Раненых грузили на повозки, и Уилфред сумел залезть на одну их них, заняв на ней последнее место».

Уилфреду, которому было всего 19 лет, не позволили долго отлеживаться в госпитале. «Погибших было так много, что в строй ставили даже тех, кто не до конца выздоровел».

Уилфред упомянул о своем ранении на первой странице своей потрепанной карманной Библии. Он написал просто: «Ранен в марте 1918 года». Следующая запись, сделанная во время второй битвы на Сомме, столь же лапидарна: «Отравлен газом в августе 1918 года».

«Это был фосген, — говорит Дороти. — Кругом шло сражение. Ему опять помог друг: уложил его в траншею. Уилфред рассказывал мне: “Я просто лежал, молился и надеялся, что битва скоро закончится”. В какой-то момент в траншею спрыгнул немецкий солдат. У него была винтовка с примкнутым штыком, который он наставил в живот Уилфреду. Муж уже думал, что все кончено, но немец почему-то вылез из траншеи. Наверное, он решил, что не стоит тратить силы на этого бедолагу. Потом наши отбили траншею, и Уилфред был спасен».

Больше всего Уилфред жалел о том, что солдаты не сразу поняли в ноябре 1918 года, что война окончена. «Он сначала ничего об этом не знал, — рассказывает Дороти. — Они продолжали сражаться, война для них все еще шла. Они узнали только на следующий день. Это было ужасно, потому что некоторых успели убить или ранить уже после конца войны».

Последняя запись в Библии Уилфреда гласит: «Вернулся домой в декабре 1918 года». Так началась оставшаяся часть его жизни. «Он решил оставить войну позади и двигаться дальше. Он не держал ни на кого зла — просто продолжал жить. Он был очень верующий человек, и, думаю, молитва ему помогала».

Когда Уилфред вернулся в Англию, семья сумела его выходить и здоровье к нему вернулось. Он был талантливым музыкантом и сумел устроиться первой скрипкой в оркестр океанского лайнера Empress of Britain. Он считал, что именно морской воздух помог ему справиться с последствиями газовой атаки, хотя от бронхитов все равно страдал до конца жизни. Несмотря на раненую ногу, он любил танцевать.

Из Лондона он переехал в Девон, где встретил Дороти и полюбил ее, хотя она была вдвое моложе. Они поженились и вместе открыли антикварную лавку. Недалеко от них жил писатель Майкл Морпурго (Michael Morpurgo), многое в книге которого «Боевой конь» («War Horse») основано на рассказах Уилфреда и других соседей.

В дальнейшем Дороти продолжала задавать Уилфреду вопросы. Однажды она спросила, почему он записался в армию, когда ему еще не было 18. «Мне было интересно, что заставило его так поступить, — вспоминает она. — Оказалось, дело в том, что он был высоким и тощим и выглядел старше своих лет. А в то время женщины в Англии вручали белые перья — знак трусости — мужчинам, на которых не было формы. И он решил, что лучше он уйдет в солдаты, чем получит такое перо».

Он никогда не жаловался, что пошел на войну. «Многие его друзья были ранены или убиты, но он не жаловался, — говорит Дороти. — И он никогда не ненавидел немцев. По его словам, с обеих сторон погибло много людей, и лучше от этого никому не стало».

«Он однажды взял нескольких немцев в плен. По его словам, они делали то же самое, что и мы. Они воевали за свою страну, мы — за свою. А страдают от боли все одинаково».

Они с Дороти долго прожили в любви и согласии. Уилфред умер в 1981 году в возрасте 82 лет. Жена отдала в музей его саперную лопатку, но оставила себе Библию и вышитую открытку с надписью «Пусть Бог хранит тебя, пока мы снова не встретимся», которую он послал из Франции своей матери Лавинии. Внутри открытки вложен маленький высохший цветок, сорванный Уилфредом на поле боя.

Она не расстается с фотографией молодого Уилфреда, смотрящегося в форме очень серьезным и сдержанным. «По-моему, это — замечательное фото. Он выглядит добрым и решительным. Разумеется, я им горжусь, очень, очень горжусь — и им самим, и тем, чего он добился. Он был замечательным человеком».

Однако не оставил ли Западный фронт на его душе такие же шрамы, как и на теле? «Он всегда говорил, что когда люди гибли, ему казалось, что такого быть не должно. В конце концов, никто ведь от этого не выигрывает — проигрывают все, так или иначе. Уилфред всегда твердил, что та война должна был стать последней — но вышло иначе. Войны все еще продолжаются».

Стивен Моррис, Guardian

«Писем больше не приходило, и его я больше тоже никогда не видела»

Эмма Морано (Emma Morano), Италия

«Мы с Аугусто мечтали жить вместе. Мы были молоды и любили друг друга. Он, как и я, родился в 1899 году. Когда его призвали на войну, то направили в горные стрелки. Мы попрощались, и сперва я получала от него письма, в которых он писал о любви и о войне. Затем они перестали приходить, и я никогда больше не видела Аугусто».

Эмме Морано 114 лет. Она — старейшая женщина в Европе и до сих пор сохранила много воспоминаний о жизни в начале прошлого века. Перед началом Первой мировой войны ее семья переехала из пьемонтской деревни Чивьяско в город Вилладасолла, в котором ее отец нашел работу на сталелитейном заводе.

Сейчас она живет в Палланце, у берегов Лаго-Маджоре, недалеко от могилы генерала Луиджи Кадорна (Luigi Cadorna), возглавлявшего итальянский генштаб с 1915 по 1917 год. «Его называли князем войны», — вспоминает Морано. Покой Кадорны, лежащего в мавзолее, охраняют 12 статуй солдат, вырезанных из камня из долины Оссолы. Этот монумент резко контрастирует со скромной стелой, на которой перечислены имена 102 солдат, погибших в битве: лейтенантов, капитанов, капралов. Молодых мужчин, истории которых зачастую мало отличаются от истории Августо.

«Он был из Вилладасоллы, — говорит Морано. — Мы жили в одном из домов для рабочих за заводом. Я была совсем юной. Мне нравилось петь, и прохожие останавливались под моим окном, чтобы послушать. У меня был красивый голос. Аугусто он тоже понравился».

«Мы с моей сестрой Анджелой часто слушали радио. Оно приносило нам вести с фронта. Хотя тогда шла война, мы мечтали и ходили на танцы. Мы ели рис, немного хлеба и сыра и грелись у очага. Я тоже зарабатывала деньги — в 13 лет я пошла работать на джутовую фабрику Оссолано. Мы шили джутовые мешки на большой швейной машине. И горе тебе, если ты что-нибудь сломаешь — за это придется платить.

«Однако у меня разладилось здоровье, и врач посоветовал мне переехать в Палланцу, где я нашла работу на джутовой фабрике Майони. А тут и война окончилась, и в моей жизни началась новая глава.

Карло Болонья, La Stampa