Россия - Запад

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Россия - Запад » #ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА РОССИИ СОВЕТСКОГО ВРЕМЕНИ » К 90-летию Майи Плисецкой.


К 90-летию Майи Плисецкой.

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

Танец эпохи любви и ненависти
20 ноября исполняется 90 лет со дня рождения великой русской балерины Майи Плисецкой
Текст: Лев Аннинский
18.11.2015, 11:00

Она стала великим свидетелем триумфов и бедствий, которыми уснастил ей путь Двадцатый век, одержимый прекрасными мечтами и чудовищными приступами ненависти...

Родилась - на перекрестке Реальности и... Искусства (скажем так для краткости, хотя прятались там и Гармония, и Мечта, и Традиция).

Реальность предъявлена в судьбе отца, Михаила Плисецкого, крупного советского хозяйственника. Искусство прирождается со стороны матери, Рахили Мессерер, актрисы немого кино.

У эпохи, однако, свое кино: отца назначают генконсулом, начальником угольных рудников в Арктической сфере. И детство Майи проходит на острове Шпицберген, откуда ее ощущение мировых просторов. Но затем власть ставит отца к стенке, перед тем протащив через ГУЛАГ. И упекает за решетку мать - двенадцатилетняя девочка становится дочерью "врага народа" и сиротой.

Искусство спасло: Суламифь Мессерер, сестра репрессированной Рахили, взяла племянницу на воспитание и... дальше начинаются чудеса непредсказуемой эпохи: солистка балета, она устроила ее студенткой в Московское хореографические училище. В разгар войны вместо смертельных колдобин лагерной зоны - сценический паркет! После чего вступает в дело уже природная (наследственная) одаренность: выпускница училища принята солисткой в Большой театр и стремительно становится там ведущей балериной...

Звание Заслуженной артистки РСФСР получено в 1951 году, то есть в разгар сталинской диктатуры. Звание Народной артистки республики - в 1956м, то есть в разгар хрущевских антисталинских разоблачений. Еще через три года - Народная артистка СССР. Эпоха безумствует, а талант ведет вверх и вперед!

Вверх и вперед - значит к планетарной славе. Но не только персональной. По мере того как великую танцовщицу узнавали и признавали в мире, слава ее в сознании зрителей проецировалась на советскую культуру, на советскую державу. И это хорошо понимали функционеры таких разных эпох, осыпавшие ее званиями и наградами...

У меня даже был соблазн поднять из архивов их имена, чтобы воздать должное... но понял, что это бессмысленно: кто теперь помнит тех, кто эти указы подписывал!

Вот такая слава и остается в памяти людей. Она перелетает границы, когда-то запертые на замок. "Термы Каракалло" - Рим. "Театро лирико-националь" - Мадрид. "Гибель Розы" - Марсель, "Балет ХХ века" - Брюссель, "Федра" - Нанси, "Одеон" - Париж, "Эль Ренидеро" - Буэнос-Айрес...

Может показаться, что эта тяга за рубеж - от обиды на Россию за давнее сиротство.

Но нет! Не это вело великую танцовщицу по зарубежным сценам, а врожденное, наследственное ощущение мирового масштаба культуры. Знаменитую балерину охотно снимали в кино: стоило ей, ведя на поводу пару дорогущих псов, пройтись по "фону", - экран озарялся ощущением изящества, благородства, достоинства.

Мы, зрители, видели это из глубины зрительного зала. Те, кто знал ее близко, собрали воспоминания.

Дени Ганьо, премьер Марсельского балета Ролана Пети (1974-1985)

- Мой трепет отступал перед ее спокойствием: ее беззаботная легкость передавалась партнеру. Случалось, она забывала хореографический текст

и начинала импровизировать. Мне оставалось только следовать за ней, и это было так увлекательно! Она все понимала и все чувствовала без слов...

Сергей Радченко, солист Большого театра (1964-1987)

- Очень умная женщина и очень остроумная - не дай бог ей попасться на язык.

У нас с начала репетиции хохот стоял: она как начнет рассказывать истории из балетной жизни, насытит нас ими, а потом говорит: "Ну, пойдем работать!" А уж четверть репетиции пролетело. Но нам оставшегося времени хватало с лихвой. Это одна из ее гениальностей - умение работать с людьми.

Виктор Барыкин, премьер Большого театра (1974-1991)

- Она обожала на сцене что-то выкинуть, даже схулиганить, поставить в тупик. Надо было очень быстро реагировать...

Так ведет себя только счастливый человек. Только одаренный человек, чувствующий, для чего он одарен небом.

Один звонок Майи Плисецкой

Фотохудожник Валерий Арутюнов, много лет работавший в "Родине", вспоминает незабываемую съемку на репетиции.
Майя Михайловна встретила на проходной, провела в класс, представила Мессереру (Асаф Михайлович Мессерер, выдающийся балетный педагог. - Прим. ред.) и растворилась в брызгах пота, слетавших с вращающихся танцовщиков. Мелькали перевязанные бинтами руки и ноги. Потерять из виду Плисецкую было невозможно: единственная женщина в чисто мужском классе.

Майя Михайловна подошла и сказала:

- Вы неправильно меня снимаете!

- Как вы это определили? - самолюбие мое было уязвлено.

- Я слышу щелчки вашего фотоаппарата, они не попадают, не фиксируют позиций танца.

- А я и не снимаю танец.

- Так зачем же вы пришли?

- Хотелось ближе вас рассмотреть.

- Конкретнее: что вы хотите увидеть?

- Ну, радость, печаль, усталость, задумчивость... - пробормотал я.

- Пожалуйста!

Она облокотилась на станок, расслабилась, приняла очень естественную позу. Я сделал несколько снимков.

- Все? Вы довольны? - спросила она.

Меня это не устраивало, и я вежливо попросил разрешения продолжить съемку занятий.
Теперь обижаться наступила ее очередь.
В останкинской студии звучал Равель, "Болеро".

На красном круглом столе Плисецкая отдавалась равелевскому ритму та-та-та-та, та-та-та-та-та-та-та-та-та. И вдруг откуда-то вмешался совсем не в такт - дум-дум-дум, дум-дум-дум, - грохот, и звукорежиссер остановил съемку: мешал посторонний шум. Все забегали, засуетились. Найти источник не могли. Наконец нашли: с внешней стороны студии рабочий отбойным молотком долбил бетонную стену. На все уговоры отвечал: "У вас своя работа, у меня своя".

Побежали искать прораба - не нашли; начальство выше - тоже (попробуй в останкинских коридорах найти кого-нибудь). Время шло. Люди бегали. Майя Михайловна нервничала. Балерине остывать нельзя. А тот все долбил и долбил.

Выключить его так и не смогли. Терпение у великой балерины лопнуло, и, хлопнув дверью, она куда-то удалилась.

Вскоре шум прекратился.

Вошла не успевшая остыть прима.

Режиссер закричал: "Мотор!".

...Если бы мне пришлось еще раз встретиться с Плисецкой, я обязательно спросил бы: правда ли, что она позвонила тогда председателю Совета министров СССР Алексею Николаевичу Косыгину и спросила у него: "Неужели в этой стране нет человека, способного выключить этого дятла?" Но я так и не узнал, кому звонила Майя Михайловна.

В публикации использованы фотографии из альбома Валерия Арутюнова "А был ли это сон..." Москва, 2015 г.

"Родина" №1115 (11)

http://www.rg.ru/2015/11/18/rodina-maya.html

Отредактировано Konstantinys2 (Вс, 29 Ноя 2015 19:25:03)

0

2

Икона стиля ХХ века
О вкладе великой танцовщицы в развитие мировой и советской моды
Текст: Ольга Хорошилова (кандидат искусствоведения)
18.11.2015, 11:00

Ее чувство вкуса сформировали Лиля Брик и русские эмигранты. Она была музой Пьера Кардена и стала иконой стиля ХХ века. Майя Плисецкая не только носила моду, она умела танцевать о моде, когда говорить о ней было запрещено.

"Чуждая" чернобурка

Майя Михайловна любила меха. И умела их носить. Ей безумно шли аккуратные каракульчовые шубки в стиле "мини" с шалевым воротником. Она превосходно смотрелась в длинных манто из лисицы, куницы, песца. В них она выглядела, по словам Ричарда Аведона, "настоящей русской цариной".

Этот известнейший фотограф разглядел в Плисецкой талант позировать в мехах. В 1959 году он сделал для журнала Harper's Bazaar серию фотографий, на которых прима предстала в драгоценных шубах от известного дома Emeric Partos. В таких балерина могла лишь позировать для рекламы - ее советского гонорара едва хватало на скромные костюмы.

В 1950-е - начале 1960-х годов в гардеробе балерины было много "шитых-перешитых" вещей, которым регулярно продлевали жизнь. К примеру, Майя Михайловна не раз вспоминала о "старом облезлом каракулевом манто". Его она носила целых семь лет и периодически отдавала на починку знакомому театральному скорняку Миркину. И каждый раз их диалог напоминал лучшие строки из гоголевской "Шинели". Плисецкая показывала прорехи, жаловалась, что опять протерся мех и что "надо бы того...поправить". Миркин вздыхал, качал головой, ворчал и говорил, что "никак это невозможно". И, закусив губу, терпеливо перебирал истлевший мех и вшивал клинья... Майя Михайловна не только продлевала жизнь вещам. Иногда ее истертые советские шубы помогали выжить близким друзьям.

Эту историю я знаю от моей бабушки Ольги Николаевны Пуниной, которая была знакома с Василием Васильевичем Катаняном, известным советским режиссером-документалистом. Он близко знал Майю Плисецкую и однажды поведал историю о том, как она спасала его и маму, Галину Дмитриевну, от голода.

Это было в начале пятидесятых годов. Тогда балерина носила элегантную шубу из чернобурки, за которую несколько раз получала мягкий выговор от руководства Большого театра за "некомсомольский" вид. Когда Катанян обратился к ней со стеснительной просьбой одолжить немного денег, Плисецкая тут же вытащила из шкафа свою чернобурку: "Вот, можете с мамой заложить ее". Василий сделал, как велели - отнес вещь в ломбард, получил необходимую сумму. Через месяц у Катанянов появились деньги, они выкупили шубу и вернули ее владелице. Вскоре семейство снова столкнулось с финансовыми трудностями, и Плисецкая опять вытащила шубу, и ее опять отнесли в ломбард. Эта операция повторялась, по словам Катаняна, несколько лет кряду.

А когда чернобурка совсем истлела, Майя Михайловна отдала ее своей маме, и та сшила себе из нее воротник на пальто.

Сарафан от Коко Шанель

Осенью 1961 года Майя Михайловна впервые приехала в Париж и остановилась у Эльзы Триоле, знаменитой писательницы, по ее личной просьбе. Тогда она жила вместе со своим супругом Луи Арагоном в апартаментах на улице Варенн, дом N 56. Эльза Триоле опекала балерину, надарила ей красивых вещиц и выдавала "напрокат" кое-какие ценные наряды, в том числе белую меховую накидку, весьма царственную. Через Триоле Майя Плисецкая познакомилась со многими представителями русской эмиграции, в том числе с Сержем Лифарем. А тот, в свою очередь, свел ее с Коко Шанель.

Подхватив Плисецкую на выходе из "Гранд-Опера", Лифарь повез ее на свидание с Коко Шанель на улицу Камбон, 31, где по сей день находится ее дом моды. Мадемуазель встретила приму-балерину сдержанно - она вообще не любила сантименты и отличалась крутым характером. Познакомились, поговорили. Потом был импровизированный показ осенне-зимней коллекции - под бойкие словечки Шанель манекенщицы послушно семенили в строгих геометрических костюмах, которые дом Chanel начал создавать еще в 1954 году. "Тысяча чертей! Эти девочки не могут носить мои вещи!" - очень театрально возмутилась Коко. Встала, надела костюм и продефилировала в нем перед Плисецкой. Затем скомандовала балерине выбрать комплект для себя - Майе Михайловне приглянулся белый шелковый мундирчик с сарафаном. В нем она прошлась перед строгой мадемуазель, повторяя движения манекенщиц. Суровая Коко держалась до последнего, но в конце концов не выдержала - заулыбалась, осыпала балерину комплиментами и даже позволила себе приобнять русскую приму во время фотосессии...

А та через несколько дней побывала в магазине "Тати" на бульваре Рошешуар. Его открыл в 1948 году предприниматель Жюль Уаки, чтобы насытить потребителей недорогой одеждой: в ней многие нуждались после войны. "Самые низкие цены" - лозунг "Тати". Здесь и покупала обновки будущая звезда - для себя, супруга и знакомых.

Туфли от "красной Нади"

Майя Михайловна часто получала подарки от парижских друзей. Помимо Эльзы Триоле баловала ее красивыми вещами Надя Леже, русская эмигрантка, супруга Фернана Леже, талантливого художника-коммуниста, за что и получила имя "rouge Nadija", "красная Надя".
В 1966 году Леже подарила балерине черную каракулевую шубу, эффектную, длинную, с какими-то баснословными прошивками из кожи. Такие в Москве еще никто не носил, и Майя Михайловна говорила, что выглядела в ней "настоящим Христофором Колумбом". Именно она стала первооткрывателем стиля "макси", который лишь начинал зарождаться в Париже, но о котором еще не слышали в СССР.

Другим замечательным подарком от "красной" Нади стала пара чудных серебристых туфелек с перепонками в джазовом вкусе и аккуратными каблучками. Подобные носили Анна Павлова, Ольга Спесивцева, Грета Гарбо... Плисецкая берегла их и обувала лишь на вечера и важные выступления. А я недавно провела небольшое исследование: отправила в знаменитую английскую компанию Rayne запрос: почему среди знаменитых клиенток этой фирмы, в ччисле которых и Гертруда Лоуренс, и Марлен Дитрих, и Вивьен Ли, и Элизабет Тейлор (их имена изящно выписаны в глянцевых каталогах) нет Майи Плисецкой.
В тот же день пришел ответ от сэра Николаса Рейна, главы компании, представителя славного семейства обувщиков. Забыв о британской чопорности, он выразил крайнюю степень своего восторга: оказалось, ни его дед, ни отец, ни он сам ничего не знали о божественной потребительнице их продукции... Именно "красная Надя" способствовала судьбоносному для мировой моды знакомству балерины с Пьером Карденом, случившемуся в 1971 году.

"Чайка" от Кардена

О сотрудничестве Плисецкой и Кардена написано немало. Хорошо известны и несколько раз выставлялись его костюмы к "Анне Карениной", "Чайке" и "Даме с собачкой". Майя Михайловна много говорила о том, как происходил процесс работы над ними, почему модельер делал выбор в пользу того или иного материала или цвета. Прекрасно известно, что прима любила Кардена и часто носила его вещи: платья, костюмы, пальто А меня в этом сотрудничестве всегда привлекал тот эзопов язык дизайна, который придумали модельер и балерина, чтобы информировать советское общество о тенденциях современной "буржуазной" моды.

Ведь что такое костюмы к "Анне Карениной", как не реклама ярких, смелых, живых карденовских цветов и главная тенденция моды первой половины 1970х годов - "идеологически чуждая" психоделика? Нежные и одновременно строгие геометрические выходы для "Чайки", конечно же, сигнализируют об "опасном" неоклассицизме начала 1980х и сродни лаконичным ансамблям Аззадина Алайи, Армани, модного дома Chanel. Буффонированные рукава и акцент на линию плеча в платье для "Дамы с собачкой" - легкая метафора так называемой "силовой одежды", тяжеловатого и агрессивного стиля, время которого в чопорной советской моде еще не пришло...
Уже в 1995 году Майя Плисецкая вспомнила этот язык, когда вдохновенно танцевала с Патриком Дюпоном в постановке Бежара "Курозука". В этом своеобразном балете прима перевоплощалась из мужчины, одетого во фрачную тройку, в сказочное существо - не то женщину, не то паука. В моде как раз была была андрогинность, и лучшие западные кутюрье - Армани, Лагерфельд, Дольче и Габбана, Маккуин и Галльяно - создавали образы мальчиков-девушек. Особенно часто цитировался знаменитый костюм Марлен Дитрих из кинофильма "Марокко" 1930 года. Собственно, Бежар и хотел, чтобы Плисецкая была похожа на Дитрих. Помог ее сценическому перевоплощению известный художник по костюмам и хореограф Валид Ауни, создавший фрачную тройку, а также много дивных нарядов в китайском стиле для "Курозуки".

В творчестве Майи Плисецкой это был единственный травестийный опыт. В свои семьдесят она продолжала экспериментировать...

"Родина" №1115 (11)

http://www.rg.ru/2015/11/18/rodina-ikona.html

Отредактировано Konstantinys2 (Вс, 29 Ноя 2015 19:15:44)

0

3

Май без Майи
Ушла последняя из поколения легенд балета

Текст: Лейла Гучмазова
05.05.2015, 00:05

Вечером 2 мая пришла печальная новость: в Мюнхене на 90-м году жизни скончалась великая балерина Майя Плисецкая. Об этом гендиректору Большого театра Владимиру Урину сообщил муж Плисецкой, композитор Родион Щедрин. Смерть наступила от сердечного приступа. "Врачи боролись, но ничего не смогли сделать", - сказал Урин. В эти дни в Большом как раз работали над юбилейным вечером в честь балерины... И он обязательно состоится, как и планировали - 20 ноября, в день рождения Майи Михайловны, но уже без нее.

Последние годы Плисецкая вместе с мужем Родионом Щедриным жила в Германии, там же и пройдет прощание с балериной, в кругу родных и близких. Плисецкая распорядилась кремировать свое тело и развеять прах над Россией вместе с прахом мужа. "Последняя воля такова - тела наши после смерти сжечь и, когда настанет печальный час ухода из жизни, того из нас, кто прожил дольше или в случае нашей одновременной смерти оба наши праха соединить воедино и развеять над Россией", говорится в завещании.

Бывают такие сочетания слов невозможные. В "умерла Плисецкая" никак не веришь. Доводы разума про то, что в ноябре Майе Михайловне исполнилось бы 90, все равно разбиваются сгустком эмоций: для нее готовили большой праздник, пышнее прежнего, устроенного Большим в Кремле почти пять лет назад на ее последний, как теперь ясно, юбилей. Она была в планах, на нее рассчитывали. Да и не могло быть иначе, она ведь будто не могла умереть. А вот...

Это она, Плисецкая, в едкой иронии своего острого ума растворила лучезарный образ "самого духовного искусства". Это Плисецкая потешалась над балеринскими "брови домиком", не забывая при этом пахать в балетном классе до седьмого пота. А еще именно Плисецкая первой из советской балетной касты стала своей среди отечественных (и не только) интеллектуалов. Да, Татьяне Вечесловой и Галине Улановой поэты слагали стихи, но только Плисецкая влетела кометой в столичный круг "шестидесятников" и оказалась там своей. Благодаря витальности, уму да умению не лезть в карман за словом она стала олицетворением всего яркого и живого, что было в балете одной шестой части суши.

Она прекрасно знала, что публика ее любит. Обожала раскланиваться: по театральной легенде дирижер Юрий Файер поперек оваций стучал по пюпитру, обуздывая Плисецкую-Китри: "Майка, уйди! Майка, задерживаешь спектакль!"

Годы спустя доступной для широкой публики станет история семьи Плисецкой, о которой прежде знали только близкие. Расстрелянный в 38-м отец, сосланная в печально знаменитый Акмолинский лагерь мать, чудовищная история вызволения ее и младшего брата тетей Суламифь Мессерер. Это Плисецкая в шестидесятые подписала знаменитое Письмо 25-ти деятелей культуры и науки против реабилитации Сталина, единственная во всем музыкальном театре отечества. Она же, оставаясь патриоткой, никогда не молчала о прелестях контроля над театральным людом и временных трудностях советской легкой промышленности.

Она считала, что продлевает себе сценическое время, когда искала новые роли в новых спектаклях, а на самом деле двигала прогресс: благодаря ее энергии мир получил танцующую Кармен, балетного Толстого и Чехова. Она считала, что расширяет свои жанровые возможности, а на самом деле торила дорогу в наши широты живым классикам Ролану Пети и Морису Бежару, которым, не будь Майи, еще бы долго пришлось ждать.

Плисецкая стала олицетворением всего яркого и живого, что было в балете одной шестой части суши
Надо было видеть, с какой живостью и серьезностью, безо всякой звездной пыли она общалась с публикой. Как в буйные девяностые нервничала за каждого участника балетного конкурса "Майя", как, будучи уже великой Плисецкой, тряслась перед исполнением специально для нее поставленной сольной программы. Как в радостном порыве сняла с себя серьги для молоденькой солистки Мариинского театра, станцевавшей Царь-девицу в "Коньке-Горбунке" Щедрина. На девятом десятке, осознавая собственный магнетизм, она посмеивалась над молодыми поклонниками. У нее не было возраста, только правила приличия заставляли называть ее Майей Михайловной, а не просто Майей. Ироничная королева, самая стильная и решительная балерина эпохи, лучших вам букетов и светлой памяти.

Концерт для Плисецкой

Знаменитый дирижер, художественный руководитель Мариинского театра Валерий Гергиев посвятил концерт в Ульяновске Майе Плисецкой. Выступление прошло в рамках регионального тура XIV Московского Пасхального фестиваля. "Вчера вечером лично я потерял друга. Потеряла страна, российская, мировая культура. Это не просто грусть, а ощущение огромной пустоты - таких людей невозможно заменить. Уход Майи Михайловны стал абсолютно неожиданным, несмотря на то что она прожила почти 90 лет. Еще вчера утром она и ее супруг Родион Константинович Щедрин поздравляли меня с днем рождения. Это преждевременный уход: она была в великолепной физической форме, помнила все, что происходило и 60, и 70 лет назад. Можно говорить, что Большой театр потерял легенду балета, но последние 10-15 лет она гораздо чаще бывала в Мариинском театре. Произведения ее супруга, моего огромного друга, поставлены у нас на сцене - огромное количество постановок. 20 дней назад на открытии в Москве мы исполняли его фортепианный концерт с Денисом Мацуевым. Майя Михайловна и Родион Константинович были в зале. Чуть позже мы исполнили новую оперу Щедрина "Левша" по произведению Лескова, которую он посвятил нашему коллективу и мне. Он и сейчас работает над созданием оперы, и мы исполним ее, как только она будет завершена. Родион Константинович знает, что это единственное, чего хотела бы Майя Михайловна - чтобы опера как можно быстрее увидела свет".

"Российская газета" - Федеральный выпуск №6665 (94)
http://www.rg.ru/2015/05/05/plisezkaya.html

Отредактировано Konstantinys2 (Вс, 6 Дек 2015 22:47:21)

0

4

Родион Щедрин и Майя Плисецкая: свадебное путешествие на "Победе"
28.11.2015, 20:33

Щедрин на мой "чешский месяц" (Майя Плисецкая была на гастролях в Чехословакии. - "Родина".) уехал в Сортвалу. Там, на берегу Ладожского озера, был у московских композиторов приют.

После Чехословакии, набрав гостинцев, я отправилась в Карелию... Щедрин, загоревший, веснушчатый более обычного, встречал на сортвальском перроне. Мы были с ним совсем одной масти - рыжей. Может, сама природа решила обручить нас крепче обычного?..

Сосед по купе тычет пальцем в растворенное окно:

- Вон Ваш брат с букетом.

Щедрин со снопом полевых цветов. Мы и вправду чем-то схожи.

Сортвальское лето было всплеском счастья. Жили мы в крошечном коттедже, прямо в лесу, среди гранитных валунов, в совершенном отдалении от людей. Коттедж был из одной малюсенькой комнаты. Метров семь-восемь. Туалет - весь лес. Ванная - Ладожское озеро. Комары не щадили. По ночам снаружи лоси терлись о наши дощатые стены. В дожди в домике было зябко. Коттедж не отапливался. Крыша чуть протекала. Но мы лучились радостью. Что человеку, мудрые философы мироздания, в конце концов, нужно - задам вновь извечный вопрос?..

Неожиданно для самих себя мы пустились в дальнее путешествие. В Сочи, вдвоем на щедринской машине. В те молодые годы Родион много работал в кино. Писал к фильмам музыку. За это неплохо платили. Он и машину купил. ("Победу" - Ред.)

Маршрут пролегал через Тулу, Мценск, Харьков, Ростов, Новороссийск. Между прочим, все эти города я ранее обтанцевала.

В гостиницы нас не пускали. В паспортах штемпеля о браке нету. Холостые, значит. Катитесь, путешественники, откуда приехали. Пришлось спать в машине.

На первом ночлеге у обочины в Мценске (это в том самом Мценске, где Катерина Измайлова Лескова - Шостаковича законного мужа и деверя на тот свет отправляла) мы выставили сумку с провиантом на холодок, под машинное крыло. Тесно в автомобиле больно, да жареные цыплята задохнутся. Вокруг нас - темень непроглядная. Глаза выколешь. Тишь, ни души. Сладко заснули.

Утром, чуть рассвело, отворили дверцу. Закусить перед новой дорогой надо. Хватились, а сумки след простыл...

Остались мы без еды. Покатили в железнодорожную столовую на вокзал. Картошка с синевой, компот с мухами, хлеб черствый, посуда немытая. Чувствую, смотрит на меня Щедрин испытующе. Закапризничает балерина, взбрыкнет, взнегодует, ножкой топнет. А я ем за обе щеки. Уплетаю. Аппетит у меня всю жизнь был зверский.

...В Подмосковье нас уже осень ждала. Деревья в багряном убранстве. Поутру заморозки. Иней на полях. Красотища...

Это было наше свадебное путешествие...

Вернувшись в Москву, второго октября 1958 года мы отправились в ЗАГС... Теперь можно вдвоем в гостинице заночевать. Прогресс.

Выходим на улицу. Слякотно. Ветрено. Мокрая московская осень. Мелкий-мелкий дождь моросит. Похлюпывая грязной жижицей, держим путь в ближайший гастроном. Надо водки, шампанского купить. Вечером несколько друзей зайдут. Это будет наш свадебный пир.

Нелюбезная старушенция в шерстяном платке - один нос да беззубый рот снаружи - сердито толкает меня в бок:

- Девушка, вы тут не стояли!..

Щедрин в благодушии назидательно отвечает:

- Это не девушка. Это моя жена...*

PS
Майя Плисецкая и Родион Щедрин прожили вместе 56 лет и 7 месяцев.

* Отрывки из книги "Я, Майя Плисецкая...". Москва, "Новости", 1994 г.

"Родина" №1215 (12)
http://rg.ru/2015/11/28/rodina-maiya-rodion.html

0

5

Любовью не шутят
21 цитата из воспоминаний Майи Плисецкой

Текст: Игорь Вирабов
03.05.2015, 05:16
 

Майя Плисецкая

ПЕРВЫЕ САНДАЛИКИ

"Я была ребенком своевольным, неслухом, как все меня обзывали. Спустила по течению ручейка свои первые сандалики. Вместо корабликов, которые усмотрела на старинной почтовой открытке.

Мама долго убивалась. Достать детские туфельки было задачей неразрешимой. Иди, побегай по всей Москве. "Трудное время, трудное время", - причитала мама. Так я и слышу с тех пор по сей день - трудное время, трудное время. Бедная моя Родина!.."

ЛЮБОВЬЮ НЕ ШУТЯТ

"Первый визит в театр я нанесла в пятилетнем возрасте. Пьеса называлась "Любовью не шутят". Автора я не помню, да и не требуйте этого от маленькой девочки. Театр был драматический, музыки не было. Танца не было. Но я ушла, пораженная в самое сердце. Долго потом снилась мне стройная красивая женщина в длинном черном, облегающем ее платье. Она стояла на рампе в луче света, за ней ширма, и слушала разговор, который не должна была слушать. Добрую неделю я была в ажиотаже, шумела, изображала всех действующих лиц. В первую очередь - женщину в черном платье. К концу недели терпению семьи пришел конец. Папа, не выдержав, шлепнул меня по попе. Я обиделась.

Следующим утром, за завтраком, я насупленно молчала. Отец затревожился. "Майечка, ты сердишься? Прости меня, я пошутил. Я тебя люблю". "Любовью не шутят", - в позе "черной женщины" театрально ответила я".

МАМИН СРОК

"Характер у мамы был мягкий и твердый, добрый и упрямый. Когда в тридцать восьмом году ее арестовали и требовали подписать, что муж шпион, изменник, диверсант, преступник, участник заговора против Сталина и прочее, и прочее, - она наотрез отказалась. Случай по тем временам героический.

Ей дали восемь лет тюрьмы".

ПАПИН РАССТРЕЛ

"Отец был уроженцем тихого яблоневого, пропыленного города Гомеля. Плисецкие берут истоки из тех щемящих душу негромкой красотой краев белорусских криниц. Родился он в самом начале века - 1901 году. А в восемнадцатом, семнадцатилетним подростком, "записался в коммунисты", вступил в партию. Как и все донкихоты той лихой годины, он исступленно верил в книжную затею - осчастливить все человечество, сделать его бессребреным и дружелюбным.

(…) Если честные коммунисты тогда и были, то они были скудоумными, наивными донкихотами. За свое легковерие и прожектерство отец заплатил сполна. В 1938 году чекисты расстреляли его, тридцатисемилетнего, а в хрущевскую "оттепель" посмертно реабилитировали "за отсутствием состава преступления".

ПРИРОДУ НЕ ОБМАНЕШЬ

"По ребячьему телу опытным глазом можно прочесть и потенции танцевальной формы, и будущие перемены детского тела лукавой натурой, и просто углядеть ответ на гамлетовский вопрос: быть или не быть танцором.

Ныне до школьного экзамена родители проводят с телом ребенка гуинпленовские истязания, заставляя дите продемонстрировать сраженной в самое сердце комиссии сверхвыворотность, сверхгибкость, сверхраздир. Для этого нанимаются частные наставники, тренеры, посещаются гимнастические залы, водные бассейны.

Ребенок является на экзамен подготовленным, но изможденным, очумелым. Все насилия над организмом, да еще в детстве, потом выходят боком. К сорока годам "вымученные танцовщики" становятся хромыми инвалидами, ходят с палками.

Может быть, я старомодна. Но я предпочитаю отбор природы усердию и старательности.

УЛАНОВА

"Нас с Галиной Сергеевной часто сталкивали лбами. Противопоставляли, наушничали, сплетничали. Я хочу со всей правдивостью припомнить свое первое впечатление от нее.

Меня поразили ее линии. Тут ей равных не было. Ее арабески словно прочерчены тонко очиненным карандашом. У нее была замечательно воспитанная ступня. Это бросилось мне в глаза. Она ею словно негромко говорила. Руки хорошо вписывались в идеально выверенные, отточенные позы. Меня не покидало ощущение, что она беспрерывно видит себя со стороны. Во всем была законченность и тщательная продуманность. Резко бросилось в глаза различие ленинградской и московской школы. За весь спектакль она ни разу ничего не "наваляла", что постоянно разрешали себе делать москвички, - это было, по правде говоря, в порядке вещей".

"Я СТАЛА ЗНАМЕНИТА"

"Музыка. Выход Раймонды…

Моя премьера проходит шумно, с редким для непремьерного спектакля успехом. Решаюсь так написать, ибо в журнале "Огонек" на одной странице с репортажем о победах футболистов московского "Динамо" в Англии, после портретов великого Боброва, Бескова, Хомича, Семичастного, - мои шесть балетных поз из "Раймонды". И седьмая - такая нелепая, со смущенной полуулыбкой - фотография в жизни. "Фото Г.Капустянского". И маленькая заметка о появлении новой балерины в труппе Большого театра. Я по-детски счастлива.

Через неделю на Щепкинский почтальон приносит ворох разномастных конвертов с письмами на мое имя. Предлагают руку и сердце, признаются в любви, просят взаймы денег, объясняют, что родственники. Похоже, я стала знаменита".

ПЛИСЕЦКИЙ СТИЛЬ

"Я считала и считаю поныне, что "Лебединое" - пробный камень для всякой балерины. В этом балете ни за что не спрячешься, ничего не утаишь. (…) Каждый раз после этого балета я чувствовала себя опустошенной, вывернутой наизнанку. Силы возвращались лишь на второй, третий день.

…Наверное, я танцевала "Лебединое озеро" (800 раз! - Ред.) несовершенно. Были спектакли удавшиеся, были с огрехами. Но моя манера, принципы, кое-какие танцевальные новшества привились, утвердились.

"Плисецкий стиль", могу сказать, пошел по миру. Со сцены, с экрана телевизора нет-нет да и увижу свое преломленное отражение - поникшие кисти, лебединые локти, вскинутая голова, брошенный назад корпус, оптимальность фиксированных поз.

Я радуюсь этому.

Я грущу…"

ХРУЩЕВУ СНИЛОСЬ ЛЕБЕДИНОЕ ОЗЕРО

"С высокими гостями в ложе всегда Хрущев. Насмотрелся Никита Сергеевич "Лебединого" до тошноты. К концу своего царствия пожаловался он мне как-то на одном из приемов:

- Как подумаю, что вечером опять "Лебединое" смотреть, аж тошнота к горлу подкатит. Балет замечательный, но сколько же можно. Ночью потом белые пачки вперемешку с танками снятся…

Такие у наших вождей шутки в ходу были".

ЗАКУЛИСНЫЕ ТЯЖБЫ

"В мае 1951 года отмечался 175-летний юбилей Большого театра.

В России юбилеи всегда в чести. Направо-налево раздают звания, премии, орденишки, грамоты. Как замаячит какая круглая дата, люди приходят в смятение и беспамятство - не упустить бы шанс свой, урвать, что достанется. Выгрызть. Следующий юбилей подойдет не скоро. Состаришься. Начинаются отчаянные интриги, подсидки, многие руки не ленятся подметные письма писать. Кто прыток - прорвется на прием к важному партийному лицу, грязью зальет всех и всякого. И нашему театральному юбилею предшествовала доносная чехарда.

Балет выдвинул меня на звание "заслуженной артистки". Но комсомольская организация бурно возражала. Политически незрела, мол. Своенравна. Но профсоюзная организация вякнула "за" - ездила по госпиталям, в шефских концертах плясала.

Начались тяжбы".

ТРИ ЛУЧШИЕ БАЛЕРИНЫ

"Всю жизнь я называла три имени. Семенова, Уланова, Шелест. Их назову и сегодня. Лучше балерин за свою жизнь увидеть мне не довелось. Павлову и Спесивцеву живьем я не застала. По сохранившимся наивным кинокадрам и фотографиям могу утверждать, что это были великие танцовщицы. Но меня спрашивали о моих зрительских впечатлениях из зала. И я отвечала. Семенова, Уланова, Шелест.

Уланова и Семенова оставили о себе легенды. Их имена не нужно было комментировать. А имя Аллы Шелест в мире не знают. Меня всегда переспрашивали. Кто третья? Шелест? Из Кировского театра? Какой спелинг ее имени? Ш? е? л? е? с? т?? Правильно?..

Жизнь бывает несправедлива к таланту. Но поэт, композитор, художник пробьются через века. Если у них термоядерный заряд, конечно".

ШПИОНСКИЕ СТРАСТИ

"… Тем же октябрем 1956 года, те же правящие нами люди, вершители судеб и жизней наших, кто после спектакля стоя мне в ложах аплодировал, собираются на свое злодейское Политбюро, чтобы скудоумный доклад генерала Серова выслушать. О балерине Плисецкой, работающей на английскую контрразведку.

Никто вопроса не задает, что концы с концами никак не сходятся. Что домыслы Серова - несусветная чушь! Что балерина ни на одном иностранном языке не говорит. Глухонемая. Знать ничего об обороне Страны Советов не знает, в курсе лишь интриг театральных… Но постановляют: утвердить доклад, продолжать наблюдения, поста не снимать, за границу не выпускать. (…)

Мне стало известно об этом жутковатом заседании от девчат из ансамбля Моисеева, на которых дружно переженились все дети партийных бонз (…) Женщины в России никогда секретов хранить не умели. В переполнившем их через край возбуждении, одна за одной, все подробности мне и выложили. Большой-пребольшой Театр Советского Абсурда!.."

КОНТРАБАНДНЫЙ ГАРДЕРОБ

"Как многое значит для человека одежда! (…)

Как же я одевалась? Во что? Где и у кого покупала свой гардероб? В ГУМе ведь пригожего платья не сыщешь. Отродясь его туда "не завозили".

Жила-была в Москве волшебница Клара. Не совсем волшебница, но… предпринимательница. Скажем так. Клара ходила по домам актеров - главным образом невыездных. При ней всегда была внушительных размеров сумка, в которую вмещался целый платяной шкаф.

Платья вечерние и каждодневные, пальто, пелерины, туфли, кофты, нижнее белье, сумочки…

Все Кларины сокровища были импортные. Хорошего качества. Жены советских дипломатов регулярно продавали ей свой ходкий товар. Контрабандная тропа была хорошо протоптана.

(…) Все, что я носила, я купила у Клары. Втридорога. Она не была альтруисткой".

КАРДЕН И АННА КАРЕНИНА

"В самый разгар работы над "Анной Карениной" я волею судеб вновь оказалась в Париже. За завтраком в "Эспас" я рассказала Кардену о своих муках с костюмами "Карениной".

(…) И уже через неделю я была в карденовском бутике на Avenue Matignon на примерке. Карден сам придирчиво контролировал каждую складку, шов, каждую прострочку. И все время просил:

- Подымите ногу в арабеск, в аттитюд. Перегнитесь. Вам удобно? Костюм не сковывает движений? Вы чувствуете его? Он должен быть Ваш более, чем собственная кожа.

Пьер создал для "Анны" десять костюмов. Один лучше другого. Настоящие шедевры. Их бы в музеях выставлять…"

СТАРИКАШКА ФРЕЙД ПОБЕДИЛ

"И вот март пятьдесят восьмого года. Премьера "Спартака" удалась. Все участники сорвали громы оваций. Я в их числе.

Утром следующего дня Щедрин позвонил мне по телефону и наговорил комплиментов. (…)

Следующим днем мы свиделись в классе. Щедрин пришел с Радунским.(…)

Занималась я в черном, обтянувшем меня трико - была одной из первых, кто репетировал в купальнике-эластик.

Купальник к моей фигуре здорово подошел, выгодно выделив ее достоинства: удовлетворенно перехватывала свое отражение в зальном зеркале. То соблазнительные па Эгины, теперь часовая разминка в облегшем торс одеянии! На Щедрина обрушился ураган фрейдистских мотивов… А я еще и добавила:

- У меня после класса - плюс две репетиции. В первом зале. Хотите посмотреть?

Щедрин запнулся.

- Спасибо. Для одного дня впечатлений у меня предостаточно…

Но вечером он позвонил мне и предложил покататься по Москве. Старикашка Фрейд победил.

Я без раздумий согласилась. Кончилось все тем, что, когда я пишу эти строки, - мы не расстаемся уже тридцать четыре года. Точнее, тридцать пятый пошел".

"Беру трубку в тесной кабинке возле бара. Это опять Роберт Кеннеди. Долго и горячо что-то мне объясняет. Ничего не понимаю. Здравомыслящему западному человеку невозможно уразуметь, что я совершенно ничего не понимаю по-английски. Ни единого слова. Включаю свою пластинку: Thank you… Also… Best wishes… Подумает Министр наверняка, что я совсем дурочка. С таким репертуаром слов и не пококетничаешь…

(…) Я слышала салонные разговоры о близости Боба Кеннеди с Мэрилин Монро, что был он изрядный донжуан. Что правда? Что навет? Что просто зависть к неординарным, талантливым, броским людям? Что желание задеть, выпачкать?.. Не знаю… Но со мною - знаю. Со мною Роберт Кеннеди был романтичен, возвышен, благороден и совершенно чист. Никаких притязаний, никакой фривольности…

И я ему оснований на то ни разу не дала".

КАРМЕН НА КУХНЕ

"Родион говорил мне, что пишет свою партитуру ("Кармен-сюиты" - Ред) на струнные и ударные (работа над сочинением заняла всего двадцать дней - вот чудеса). Я танцевала в нашей тесной кухне - прямо посереди обеда, с куском курицы во рту - каждый новый эпизод, поставленный Альберто, - за себя, за партнеров. Щедрин внимательно всматривался в мои пунктирные движения и выискивал в них некие таинственные акценты".

ИСТОРИЧЕСКАЯ ФРАЗА ФУРЦЕВОЙ

"Тут произносит наш культурный Министр свою историческую фразу:

- Вы сделали из героини испанского народа женщину легкого поведения…

Это уж слишком. Это уже в мою пользу. Гол Фурцевой в свои ворота. Присутствующие потупляют взоры. Читал, вижу, кое-кто Мериме, читал… Но помалкивают.

- "Кармен" в Канаду не поедет. Скажите об этом антрепренеру Кудрявцеву, - командует Фурцева.

Попов приподнимается…

- Скажите, Владимир Иванович, Кудрявцеву, что в Канаду не еду и
я, - перечу в ответ.

- Это ультиматум?..

-    Да".

ЛЫСИНА МАЯКОВСКОГО

"Мы попробовали несколько поддержек. Руки француза были сильные, умные. Я люблю это выражение о руках своих партнеров: умные руки. С глупыми руками не потанцуешь. Обязательно завалят, передержат, поторопятся. Ну что ж, попробуем.

Назавтра в 12 репетиция. Ролан для историчности момента разоделся в белое с головы до ног. Заблагоухал духами. В Москву он явился - стояла прохладная осень, - вырядившись в меховую длиннополую шубу из енота. Такого французского месье москвичи отродясь не видали. С войны 1812 года!..

К тому же, готовясь к своему "Маяковскому", Ролан обрился наголо - Эльза Триоле с Арагоном, попутавшие его в эту затею, снабдили хореографа знаменитыми фотографиями Родченко бритоголового русского поэта. Ролан погрузился в образ…"

АЙСЕДОРА И МОРИС БЕЖАР

"Мы сделали "Айседору" за три репетиции. Четвертая ушла на малые детали и глянец. Один номер - "Марсельеза" - намеренно выпадал из камерного звучания фортепиано. "Марсельеза" шла под оркестровую запись. Это тоже была словно цитата, документальная врезка, аппликация. Айседора любила начинать свои концерты с эпатажа - "Интернационалом" или "Марсельезой". Этот отрывок Бежар показал мне за пять минут. Он был сочинен - без сомнения - загодя.

Как можно обойтись без Есенина? И Бежар просит меня:

- Майя, прочтите что-нибудь из Есенина. Что помните.

Я читаю первое, что приходит на память:

Несказанное,
Синее,
Нежное…
Тих мой край после бурь, после гроз,
И душа моя - поле безбрежное -
Дышит запахом меда и роз.

Бежар не понимает ни слова, но кивает своей мефистофельской головой: "Подходит. Оставляем".

СЛОМ ЭПОХ И КОНЪЮНКТУРА

"Что-то вроде соревнования пошло, кто больше ругательств недавно еще всесильным организациям и высшим правителям отвесит. Новая конъюнктура началась. Конъюнктура на разрешенную смелость.

Нет, не угнаться мне за новоиспеченными смельчаками-ниспровергателями. "Отречемся от старого мира"! Поскорее вновь отречемся!..

Бог с вами, отрекайтесь, честные люди…

Но все, что понарошку смело, - устаревает быстрее быстрого".

"Российская газета" - Федеральный выпуск №6665 (94)
http://rg.ru/2015/05/03/citata-site.html

Отредактировано Konstantinys2 (Вс, 6 Дек 2015 23:40:36)

0

6

Материал из библиотеки Пансиона воспитаниц МО
http://pansion-mil.ru/library/women/mayaplisetzkaya
--------------------------------------------
Майя Михайловна Плисецкая
(1925 - 2015)

    Балерина, народная артистка СССР (1959), Герой Социалистического Труда (1985). Поставила балеты, в которых исполнила главные партии: «Анна Каренина» (1972, совместно с другими балетмейстерами), «Чайка» (1980), «Дама с собачкой» (1985).

Наверное, балерины не стареют, или, может быть, они владеют каким то особенным секретом борьбы со временем. Или этот секрет знают только великие балерины, великие женщины? Как знали его полумифические, полуисторические героини. Секрет «вечной молодости» возносил любую женщину в сонм божественных, недосягаемых, делал её предметом поклонения. И сколько дам отдало бы все сокровища мира, всех любовников, все блага ради одного — никогда не состариться. А сколько дам «полегло» на поле битвы с возрастом, сколько трагедий знает эта борьба, сколько разрушенных судеб, сколько драматического, да и комического в этой, в общем то, неравной битве, потому что время неумолимо побеждает.

И всё же «наши» иногда прорываются. Взгляните на фотографии Плисецкой последних лет, ей богу, она всё та же девочка, какой была пятьдесят, сорок, тридцать лет назад, иногда даже кажется, что она хорошеет год от года, появляется какая то одухотворённая, глубокая красота. И хоть сама Майя Михайловна писала, что в двадцать лет женщина круглые сутки выглядит хорошо, после тридцати — три четыре часа в сутки, а после пятидесяти — несколько минут, на неё это правило не распространяется. Она уже много лет на сцене и в жизни выглядит восхитительно. И она всё ещё танцует… Абсолютный рекорд в балете… Если в искусстве могут быть рекорды…

Когда Майя Михайловна выходила замуж за Родиона Щедрина, Лиля Юрьевна Брик, близко знавшая Плисецкую, пошутила в адрес жениха: «Ваш выбор мне нравится. Но один изъян у Майи велик. Слишком много родственников по всему белому свету». Действительно, в семье Михаила Борисовича Мессерера — деда Плисецкой по матери, зубного врача, было двенадцать детей, и все они, так или иначе, роднились, а некоторые связали свою жизнь с балетом, например Асаф Мессерер — виртуозный танцовщик и превосходный педагог.

Рахиль Михайловна, мать Плисецкой, тоже была не чужда искусству. Восточная её внешность привлекала режиссёров, и Ра Мессерер снималась ещё в немых сентиментальных фильмах в ролях возрождающихся узбекских женщин. Лишь отец был далёк от изящного ремесла и занимал вполне земные администраторские должности. В 1932 году его назначили генеральным консулом и начальником угольных рудников на Шпицбергене. На этом суровом острове состоялся сценический дебют маленькой Майи в опере Даргомыжского «Русалка», которую смогли осилить обитатели местной русской колонии, коротая бесконечные зимние вечера. Роль Русалочки досталась рыженькой дочке генерального консула.

Трудно сказать, что в большей степени определяет выбор жизненного пути, особенно если дело касается совсем ещё юного создания, однако наша героиня буквально целыми днями изводила родителей просьбами о поступлении в хореографическое училище. Наконец, отцу дали отпуск, и по прибытии в Москву в 1934 году девочку определили в балетную школу в класс бывшей солистки Большого театра Евгении Ивановны Долинской. Однако первый «танцевальный» год Майи длился недолго, родители должны были возвращаться на Шпицберген, а дочку, несмотря на обилие родни, оставить в Москве было не с кем.

Новая полярная зима на острове длилась для девочки особенно медленно, Майя очень тосковала по, казалось бы, так легко приобретённому любимому занятию и так скоро отнятому. И как только наступила весна, отец, видя томление дочери, решил отправить девочку с первым ледоходом на Большую землю. Майя отстала от своего класса, и новым педагогом её оказалась Елизавета Павловна Гердт — человек славный, незлобивый, ровный — как пишет о ней сама Плисецкая. «Но аналитической мудрости, профессионального ясновиденья природа Гердт не отпустила. Она видела, что это правильно, а это нет, но объяснить, научить, что, как, почему, «выписать рецепт» не могла». Всю свою танцевальную жизнь Майя Михайловна страдала от того, что не получила она полноценного, классического балетного образования, что многие открытия в школе пришлось делать самой ценой проб и ошибок.

Учёба в хореографическом училище шла своим чередом: плие, фондю, большие батманы, стёртые в кровь пальцы. А между тем тридцать седьмой неумолимо приближался, и пришёл он к двенадцатилетней Майе 30 апреля, за несколько часов до первомайской демонстрации, к которой девочка радостно готовилась, пришёл на рассвете, с чугунной тяжестью шагов и внезапным, пугающим звонком. Дальше — зловеще типичная череда событий тех лет. Арест матери, расстрел отца, опечатанная квартира и некуда идти…

Майю приютила тётка Суламифь, артистка балета, отношения с которой складывались непросто. С одной стороны, девочка обязана была своей родственнице многим: что не сдали Майю в сиротский дом, что имела она возможность по прежнему заниматься любимым делом. С другой стороны, Суламифь «…в расплату за добро каждый день, каждый день больно унижала меня». Семья Плисецких распалась, детство для Майи кончилось. Брат Александр остался жить у дяди Асафа.

Благодаря добрым людям — стрелочнице на станции, которой Рахиль под ноги выбросила из тюремного вагона записку, — удалось Майе узнать о судьбе матери. Бывшую киноактрису, жену бывшего генконсула сослали в Чимкент. О судьбе отца великая балерина Плисецкая узнала только в 1989 году из скупой справочки о реабилитации.

А балет жил своей, красивой, яркой жизнью, далёкой от реальности и ужасов ГУЛАГа. Ученики хореографического участвовали в текущем репертуаре Большого. Майя танцевала фею крошку в «Спящей красавице» и цветы в «Снегурочке», охотно бегала на репетиции основной труппы и с замиранием сердца следила за отточенностью арабесок гастролёрши из Ленинграда — божественной Улановой. 21 июня 1941 года Майя Плисецкая удачно дебютировала в выпускном концерте училища в сопровождении оркестра Большого на сцене филиала с «Экспромтом» Чайковского. «Московская публика приняла номер восторженно. Может быть, это был — смело говорить — пик концерта. Мы кланялись без конца. Мать была в зале, и я сумела разглядеть её счастливые глаза, лучившиеся из ложи бенуара».

Да, перед самой войной судьба неожиданно улыбнулась их семье — из ссылки с маленьким братом, родившимся летом 1937 года, возвратилась Рахиль. После Чимкента она поселилась вместе с Майей у Суламифи. И каждый вечер Рахиль устанавливала раскладушку у самых дверей крохотной комнаты, в которой они жили вчетвером — среднего брата забрать у Асафа не было никакой возможности. Однако настоящие лишения пришли с войной. Благодаря хлопотам Суламифи Плисецким удалось эвакуироваться в Свердловск, где в тесной трехкомнатной квартире скромного инженера набилось 14 человек. Теперь основным родом деятельности Майи стали очереди — с трехзначными номерами на руках, с редкими, но яростными ссорами, с отрешёнными глазами товарок по длинному унылому ряду. И чем медленнее двигались бесчисленные очереди, чем быстрее летело время, тем сильнее Плисецкую охватывала паника. Уже год она жила без тренировки, была без балета. Ещё больнее жалили Майю доходившие до Свердловска сведения, что занятия в родном училище продолжаются.

В отчаянии Плисецкая решилась на безумный по законам военного времени поступок — без пропуска она пробралась в Москву и, несмотря на пропущенный год, была принята в единственный выпускной класс Марии Михайловны Леонтьевой. Наградой за упорство и преданность балету для Плисецкой стала пятёрка на экзамене весной 1943 года и зачисление в труппу Большого театра.

Начинала она с кордебалета, с одной из восьми нимф в опере «Иван Сусанин». Конечно, честолюбивая дебютантка обижалась, переживала, пыталась обратиться к помощи родственников: «Я раньше не танцевала в кордебалете…» Однако дядя Асаф был неумолим и краток: «А теперь будешь».

«Ослушаться я не могла, но протестовать — протестовала. Вставала вместо пальцев на полупальцы, танцевала без грима, перед началом не грелась».

Чтобы поддерживать себя в надлежащей форме Плисецкая охотно участвовала в концертах в клубах Москвы. Тут она отводила душу, танцевала всё, что хотелось: «Умирающего лебедя», «Мелодию» Глюка, «Элегию» Рахманинова. Сцены бывали чаще всего тесными, узкими, холодными, но именно они, безымянные, похожие одна на другую, с тусклым освещением и поспешным одеванием, дали уверенность в себе балерине Плисецкой, да и средства к существованию они приносили немалые. Много лет, уже будучи признанной примой балета, Плисецкая обращалась к этим клубным сценам, когда наступали финансовые затруднения, и неизменно эти «левые» концерты выручали её.

Впервые успех в театре пришёл к Майе Михайловне в «Шопениане». Каждый прыжок молодой балерины, в котором она на мгновение фантастично зависала в воздухе, вызывал гром аплодисментов. Появились первые поклонники, уже некоторые балетоманы приходили «на Плисецкую». Однажды после «Шопенианы» к Майе подошла знаменитая Ваганова. Репетиция с прославленным педагогом преобразила Плисецкую, это был тот трамплин, с которого вознеслась на балетный Олимп наша героиня.

К концу войны, к тому времени, когда в Большой возвратились звезды театра, Плисецкая уже прочно утвердила своё имя в ряду наиболее перспективных артистов.

По детски счастлива была балерина, когда после премьеры «Раймонды» её фотографии и маленькая заметка о новой танцовщице появилась на страницах «Огонька».

Решающую роль в жизни Плисецкой сыграл балет «Лебединое озеро». На каких только сценах, в каких только городах не танцевала Майя Михайловна свою Одиллию Одетту. Более восьмисот раз… Тридцать лет — 1947—1977 й… «Я считала и считаю поныне, что „Лебединое“ — пробный камень для всякой балерины. В этом балете ни за что не спрячешься, ничего не утаишь. Все на ладони… вся палитра красок и технических испытаний, искусство перевоплощения, драматизм финала. Балет требует выкладки всех душевных и физических сил. Вполноги „Лебединое“ не станцуешь. Каждый раз после этого балета я чувствовала себя опустошённой, вывернутой наизнанку. Силы возвращались лишь на второй, третий день».

Мировая известность пришла к Плисецкой ещё в те годы, когда она из за всесильного советского КГБ считалась «невыездной». Пять лет Майю Михайловну вычёркивали из списков гастролёров, пять лет она ходила по кабинетам чекистских и партийных начальников, пять лет унижений, прошений и — неизменный отказ без объяснения причин. Но Сол Юрок, знаменитый американский импресарио, уже намечает репертуар будущих гастролей, уже всех высокопоставленных иноземных гостей водят «на Плисецкую», уже Арагон, известный французский поэт, в очередной приезд в СССР грозится поговорить о балерине и её злосчастьях с самим Хрущёвым. Но лишь в 1959 году, когда ненавистного руководителя КГБ Серова сменяет более лояльный начальник, Плисецкую наконец включают в семидесятидневный тур по США. Так начиналась всемирная слава русской балерины.

Со своим мужем Родионом Щедриным Плисецкая познакомилась в доме Лили Брик в 1955 году на одном из приёмов, устроенном в честь приезда в Москву Жерара Филипа. Но мимолётная встреча лишь спустя три года переросла в настоящую любовь. После премьеры «Спартака» Щедрин позвонил Майе Михайловне и попросился прийти к ней в класс. Ну а вечером было путешествие по Москве, летом — отдых в Карелии, а к осени — поездка на машине к морю, и с тех пор они не расстаются более сорока лет.

С именем Щедрина связаны и балеты, которые Плисецкая называет «мои». Когда основательно поднадоел старый, вековой репертуар — «Спящая красавица», «Дон Кихот», «Лебединое озеро» — Майя Михайловна стала задумываться о своих пристрастиях — что бы такое ещё станцевать. «Мысль о Кармен жила во мне постоянно — то тлела где то в глубине, то повелительно рвалась наружу. С кем бы ни заговаривала о своих мечтах — образ Кармен являлся первым…»

Поначалу Плисецкая хотела увлечь этой мыслью Шостаковича, но Дмитрий Дмитриевич отказался, мотивируя это тем, что музыка Бизе настолько сильна, что любая новая трактовка знаменитой истории о цыганке будет лишь раздражать. Тогда за дело взялся Родион Щедрин. Он нашёл единственно верный вариант. Памятуя слова Шостаковича, Щедрин максимально сохранил музыку французского композитора, приспособив её к хореографической интерпретации. Так появилась «Кармен сюита». Балет, за который Плисецкая долго сражалась с власть предержащими, отстаивая своё право на творчество, был поставлен кубинцем Альберто Алонсо.

Первый опыт повлёк за собой новые. В 1971 году Плисецкая начинает репетиции «Анны Карениной», музыку которой тоже написал Щедрин. Идею этого балета подсказала, как ни странно, Жаклин Кеннеди. Восхитившись Майей Михайловной на гастролях в США, жена американского президента поразилась, насколько великая русская балерина похожа на героиню Толстого. За Толстым последовал Чехов — балеты «Чайка» и «Дама с собачкой».

Светской жизни Майи Плисецкой можно только позавидовать. Она была близкой приятельницей Лили Брик, дружила с сестрой Брик Эльзой Триоле и её мужем Арагоном. Портрет Плисецкой рисовал Шагал, для неё ставил балеты Морис Бежар, её наперебой приглашали на приёмы президенты, премьер министры и короли. Роберт Кеннеди, узнав, что у Плисецкой день рождения в один с ним день, при жизни, каждый год, где бы в это время ни находилась великая балерина, присылал ей неизменно корзину цветов и подарок. Пьер Карден изготовил Плисецкой собственноручно и бесплатно костюмы для «Анны Карениной» и «Чайки». И за всем этим — любимое дело и любимый человек.

0


Вы здесь » Россия - Запад » #ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА РОССИИ СОВЕТСКОГО ВРЕМЕНИ » К 90-летию Майи Плисецкой.