Николай Лузан
Дневник полковника Бойе
КАК "СМЕРШ" ДОКАЗАЛ ПРЕСТУПЛЕНИЯ КОМАНДИРА 134-ГО ПОЛКА ВЕРМАХТА
Морозным утром 29 января 1943 г. в развалинах школы на окраинах Сталинграда полковая разведывательно-поисковая группа натолкнулась на человекоподобное существо, с трудом выкарабкавшееся на край воронки. Его ноги, замотанные в детское одеяло, скользили по обледеневшим обломкам кирпича и бетона. Полы длинного, снятого с чужого плеча тулупа цеплялись за искореженную металлическую арматуру. Сквозь дыры засаленного женского платка на бойцов с затаенным страхом смотрели серые водянистые глаза. Только по нашивкам на порванном и прожженном мундире они догадались, что перед ними немецкий полковник. Без долгих церемоний его вместе с обнаруженным в подвале кожаным французским чемоданом отправили в тыл, в особый отдел НКВД.
За те несколько часов, что пленного вели в штаб, он успел немного прийти в себя. В кабинет старшего оперуполномоченного капитана Федорова вошел обыкновенный "окопный" полковник. Таких в конце января перед военными контрразведчиками проходили десятки в день. Здесь, в развалинах Сталинграда, они, некогда лощеные генералы и полковники вермахта, становились какими-то маленькими, суетливыми и угодливыми.
И этот ничем не отличался от остальных, охотно и четко отвечая на вопросы, которые задавал советский капитан. Перед русским офицером лежала карта боевых действий 134-го пехотного полка, а в верхней части листа стояла его, полковника Бойе, размашистая подпись. Капитан водил карандашом по карте, уточняя места расположения уже не существующих батальонов и рот.
Бойе нечего было скрывать, зимнюю кампанию под Сталинградом вермахт проиграл вчистую. Большинство офицеров и солдат полка полегло в этих руинах, ставших для них жутким кладбищем. Документы штаба и вся канцелярия давно сгорели или остались лежать под развалинами школы.
Допрос подходил к концу, и Бойе успокоился. Но в последний момент выдержка и хладнокровие изменили ему: на столе появились дневник с названием "История 134-го пехотного полка, или борьба немецкого мастера против Советов" и пакет с фотографиями. Полковник проклял тот день и час, когда тщеславная мысль увековечить победоносный поход 134-го полка в "варварскую Россию" подтолкнула его взяться за перо.
ПАКЕТ К "ДОЙЧМАЙСТЕРУ"
Напрягшись, Бойе следил за каждым жестом капитана. Похоже, тот хорошо знал немецкий и, подвинув керосиновую лампу, стал внимательно вчитываться в аккуратный и убористый почерк, которым были исписаны страницы дневника. В тишине блиндажа отчетливо зазвучал его голос:
"...Когда я 15 марта 1941 г. во Франции, стоя на параде знаменитого полка "Дойчмайстер" во время незабываемого праздника 245-й его годовщины давал клятву, что полк, несомненно, проявит себя в боях с врагом, я тогда не думал, в каких обстоятельствах исполнится моя надежда...
...25 марта начинается погрузка. Последнее прощанье, и поезд медленно отходит. Продолжительная дорога по всей Франции. Плодородная почва - и безлюдные пространства. Вскоре поезд въехал в пределы Эльзаса. Какой здесь порядок и чистота! Германия! Везде видим работу и веселые лица людей. Какая разница! Это высшая точка! Слышны удары пульса новой эры.
...Проезжаем старую немецкую границу. Мы в Польше. Везде видим евреев. Уже давно пора, чтобы эта страна перешла в порядочные руки империи.
...22 июня полк занимает укрепления, еще одна ночь - и тогда начнется невиданная борьба порядка против беспорядка, культуры против бескультурья, хорошего против плохого. Как мы благодарны фюреру, что он вовремя заметил опасность и неожиданно ударит. Еще только одна ночь!
За рекой Буг стоит враг. Стрелки часов медленно движутся. Небо розовеет. Три пятнадцать! Ударила наша артиллерия. Огонь ведется из сотен стволов. Передовые группы бросаются в лодки и переправляются через Буг. Бой начался! Неожиданный удар удался - другой берег наш! Звучат выстрелы. Здесь горит дом, там - соломенный стог. Первое сопротивление сломлено. Теперь вперед, дальше!...".
Спустя месяц Бойе с раздражением пишет:
"Все мы удивлены, как выглядит Россия. У многих пропала надежда на хлебный рай на Украине. Мы возмущены тем, что увидели в этом "раю" Советов. Полное бездорожье. Крытые соломой глиняные домишки с маленькими окошками. Кроме полуразрушенной халупы, пары курей и одной свиньи, крестьянин ничего не имеет. И это называется рай Советов!".
Тем большее недоумение вызывают у Бойе растущее сопротивление войск Красной Армии и ночные атаки окруженцев, которые не желали сдаваться и не хотели подчиняться "новому порядку".
В ноябре 1941 г. от былой уверенности не осталось и следа, полковник в смятении:
"Противник укрепляется. Продвижение все ухудшается. Мы застреваем по колено в грязи. Машины и повозки безнадежно вязнут или скатываются на обочину. Днем и ночью слышны крики и ругань".
Капитан закончил читать дневник, затем тряхнул бумажный пакет - на стол посыпались фотографии. Горящие дома, взорванные церкви, истерзанные тела красноармейцев и мирных граждан. Эту единственную улику в руках военных контрразведчиков Бойе отмел и все свалил на обер-лейтенанта Эверста из отдела пропаганды 44-й пехотной дивизии, неделю назад погибшего под обломками дома в Сталинграде.
Но профессиональный опыт и интуиция подсказывали Федорову, что за этими строчками дневника и пожелтевшими от времени фотографиями могла таиться страшная для Бойе правда, и он продолжил допрос. Однако немец по-прежнему полностью отвергал все обвинения и отрицал свою причастность к тем преступлениям, что бесстрастно запечатлел объектив фотоаппарата.
"ОКОЛО КИЕВА ПОЛКОВНИК ОХОТИЛСЯ НА ВОЕННОПЛЕННЫХ"
Полковника поместили в лагерь для военнопленных и взяли в активную оперативную разработку. Шел месяц за месяцем, Бойе продолжал хранить молчание. Ничего не дали и поиски сослуживцев по другим лагерям военнопленных. Те немногие, что нашлись, предпочитали не распространяться о своей службе в 134-м пехотном полку. Лишь в начале осени 1943 г. Бойе проговорился.
После того как в лагерь просочились слухи о временных успехах немцев на фронте, Бойе с нескрываемой радостью заявил: "С этим сбродом вскоре будет покончено! Нельзя терять веру в себя и Германию". Спустя несколько дней была получена новая информация: "...полковник Бойе очень опасается истории со своей книжкой". А 26 сентября к контрразведчикам "Смерш" поступили оперативные данные о том, что он с 1936 по 1938 г. служил командиром батальона СС в Гамбурге.
Это лишний раз убедило старшего оперуполномоченного капитана Сергея Савельева и начальника отдела контрразведки "Смерш" подполковника Федора Пузырева в том, что они ведут работу в правильном направлении. В конце концов удача улыбнулась им. После долгих поисков в лагерях для военнопленных №27 и №171 были установлены бывшие сослуживцы Бойе - командир первого батальона майор Поль Эбергард и унтер-офицер из второго артдивизиона Пауль Сухич.
Первым заговорил Сухич, и контрразведчикам заново пришлось перечитывать дневник Бойе. Их, успевших немало повидать за три года войны, хлебнуть своего и чужого горя, "литературные изыскания" фашиста потрясли своим ханжеством и цинизмом.
Из протокола допроса Сухича Пауля:
"...В 15-20 км от города Дергачи, в населенном пункте, название которого не помню, по приказу полковника Бойе все население было согнано в синагогу, последняя была заминирована и взорвана вместе с находящимися там людьми.
... 13 июля в населенном пункте Несолонь, 30 км восточнее от Новоград-Волынского, полковник Бойе приказал взорвать церковь.
... Приблизительно в первой половине августа 1941 года по дороге Круполи -Березань, в 10 км от станции Березань, был сожжен совхоз и расстреляно более 300 военнопленных Красной Армии, среди которых большинство были женщины. Полковник Бойе еще кричал: "Что означает женщина с оружием - это наш враг...".
Из дневника полковника Бойе:
"...Не часто выпадали выходные дни в войне против Советов. Но после горячих боев около Юровки, Почтовой и на юго-западной окраине Киева принимаем выходные как лучшие дни. Как быстро в шутках забываются упорные бои. Теплое августовское солнце светит с неба. Все ходят в спортивных брюках. Солдаты занимаются своим лучшим занятием - заботой о желудке. Это удивительно, сколько может переварить солдатский желудок. Утки, курицы и гуси - ничто не может скрыться. Их ловят, гоняют и стреляют ...".
Из протокола допроса Сухича Пауля:
"...В первой половине августа около города Киева полковник Бойе разъезжал по полю на своей машине и стрелял по военнопленным из винтовки, т.е. охотился на них. Убил там десять человек."
Из дневника полковника Бойе:
"Невыносимо жжет солнце. Золотистый урожай на полях. Как хорошо в пшеничном поле! В бесконечных рядах через пески Волыни продвигаются серые колонны. Песок, как мука, попадает в сапоги и делает невыносимым каждый шаг. Пот ручьями течет по лицу и телу. Пересохло во рту. Воды! Воды! Но ничто не может задержать нас! Ни жара, ни песок, ни пыль и ни пот. Мы все дальше и дальше продвигаемся на восток...".
Из протокола допроса Эбергарда Поля:
"В городе Дубно 134-й полк захватил в плен много русских танков и четыре танковых экипажа. По приказу полковника Бойе они были расстреляны. Солдаты в городе занимались грабежом мирного населения. По его приказанию все памятники, статуи, бюсты советских руководителей уничтожались личным составом...".
Из протокола допроса Сухича Пауля:
"...Около села Круполи, у озера в камышах, по приказанию полковника Бойе было расстреляно пять комиссаров. Это лично видел я, находясь с одним сержантом из нашей роты на охоте в этих камышах. Там же (название населенного пункта я не помню) лично полковник Бойе расстрелял офицера, который прятался в стоге сена. Для демонстрации этот труп лежал не погребенным. Среди солдат ходили разговоры, что труп принадлежал работнику ГПУ. Раньше в укрепленном пункте Янов за рекой Буг, за укреплением из бетона, была построена группа из командиров и красноармейцев, приблизительно 20 человек. Полковник Бойе приказал их расстрелять...".
Теперь в распоряжении Савельева и Пузырева, помимо дневника и фотографий, которые давали основания подозревать Бойе в совершении тяжких преступлений, имелись свидетельские показания бывших сослуживцев полковника. Но на очередном допросе Бойе продолжал отрицать предъявленные ему обвинения и отказался признать свою вину. Прошлый полицейский опыт подсказывал ему: чтобы выторговать себе жизнь, надо сдавать других. Золото полковничьих погон и офицерская честь превратились в пыль, когда дело коснулось собственной персоны. Спасая ее, Бойе принялся строчить доносы, но не на армейских офицеров, "окопных" капитанов и майоров, а на высший генералитет.
Первой его мишенью стал ни много ни мало, а сам генерал-фельдмаршал Паулюс. Бойе доносил:
"Я познакомился с генерал-фельдмаршалом Паулюсом еще до войны на маневрах. Тогда он был генералом и начальником штаба танкового корпуса. Здесь, в лагере, его все уважают и почитают. На политические темы он вообще не разговаривает, так как считает, что его подслушивают. Фельдмаршал никогда и ничего не предпримет против Германии и ее правительства. К "Союзу немецких офицеров" его никогда нельзя будет привлечь. Это он расценивает как предательство...".
Реакция контрразведчиков на это сообщение Бойе была более чем прохладной. И тогда он стал сдавать всех подряд. Не исключая генерал-полковника Штреккера, с которым воевал еще в Первую мировую войну.
В очередном доносе Бойе сообщил:
"Генерал Штреккер раньше многих других офицеров стал придерживаться национал-социалистических взглядов. Он против "Союза немецких офицеров" и никогда и ничего не предпримет против Германии. К деятельности в плену его привлечь нельзя".
Не обошел Бойе стороной и своего непосредственного командира - генерал-лейтенанта Дебуа. О нем он писал:
"Генерал Дебуа - убежденный национал-социалист и противник "Союза немецких офицеров". Но он не верит в военную победу Германии, и его можно привлечь к сотрудничеству".
В этом списке проходили десятки генералов и офицеров германской армии. Цепляясь за жизнь, Бойе пытался убедить контрразведчиков в том, что сможет склонить к сотрудничеству с Советским Союзом многих людей в рейхе. В многочисленных письмах он предлагал им работать в интересах "Союза немецких офицеров" "...для борьбы с Гитлером, чтобы подготовить необходимый демократический строй в Германии".
Активность Бойе не усыпила контрразведчиков Савельева и Пузырева. Они продолжили кропотливую работу по сбору доказательств преступной деятельности бывшего командира 134-го полка.
КРОВАВЫЙ СЛЕД
Расплата за содеянное неотвратимо приближалась. Под ударами Красной Армии гитлеровские войска все дальше и дальше откатывались на запад. На освобожденных территориях постепенно восставала из пепла и безымянных могил память о трагических жертвах "нового порядка". Все отчетливее проступал кровавый след, оставленный Бойе на советской земле. Заговорили немые и живые свидетели совершенных им злодеяний.
Нельзя без содрогания читать скупые строки из актов Государственной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских войск в Ровенской, Житомирской и Киевской областях. Допрошенная в качестве свидетеля жительница села Несолонь Михайловская показала, что "в июле 1941 г. командир полка полковник Бойе лично расстрелял моего мужа за связь с партизанами. Кроме того, по его приказанию были сожжены дома многих жителей...". Житель этого же села Оскиренко подтвердил, что "в июле 1941 г. по приказу полковника Бойе также были сожжены церковь и 12 жилых домов, а жители села убегали в лес, преследуемые немцами...".
Четыре долгих года продолжалась тяжелая и кропотливая работа контрразведчиков. Последнюю точку в кровавой истории гитлеровского полковника поставил военный трибунал. 29 декабря 1947 г. Бойе был осужден на 25 лет лишения свободы. И только потому, что тогда в Советском Союзе смертная казнь была отменена.
Николай ЛУЗАН
Опубликовано в выпуске № 40 (107) за 26 октября 2005 года
Подробнее: http://vpk-news.ru/articles/2754