Helsingin Sanomat, Финляндия

Путешествие корреспондента Helsingin Sanomat на «Ладе» по России: Выборг
Расцвет парка «Монрепо» пришелся на 1930-е годы, когда Выборг был финским городом
01.05.2016
Пекка Хакала (Pekka Hakala)

Если на парковке у парка «Монрепо» в Выборге морозным апрельским воскресным утром стоит автобус, то он, скорее всего — финский и полон бывшими жителями Выборга или их потомками.

Однако это автобус — российский, он привез к парку 40 туристов из Москвы. Они совершают трехдневное путешествие из Выборга в Кронштадт.

«Красиво, но не ухоженно», — прокомментировал ситуацию работающий в области телекоммуникаций москвич Владислав. Он забирается вместе со своей девушкой на высокую прибрежную скалу посмотреть на обелиск братьев Броглио, который был установлен в 1827 году.

«Здесь, должно быть, все от денег зависит, народу очень мало», — продолжает Владислав.

И действительно, новости о «Монрепо», запомнившиеся за последние двадцать лет — довольно грустные. Деньги заканчиваются, администрация принимает неправильные решения или же вообще не принимает никаких решений, а местные хулиганы разжигают костры или еще как-нибудь наносят парку урон.

Парк вокруг усадьбы Монрепо разбили в XVIII веке, и его расцвет пришелся на то время, когда им владело дворянское семейство фон Николаи. Для публики парк был впервые открыт во второй половине XIX века.

Еще один расцвет парка «Монрепо» пришелся на 1930-е годы, когда Выборг был финским крупным городом и, прежде всего, финским международным городом. Однако только музыкальный хит 1950-х годов сделал его частью национальных финских —  пусть и воображаемых —  пейзажей.

Легенда появилась на второй стороне сингла. Финская певица Анникки Тяхти (Annikki Tähti) записала в 1955 году «Маленькое сердце» (Pieni sydän), а композитор Эрик Линдстрём (Erik Lindström) тогда уже год как подбирал на фортепиано мелодию к словам Айли Рунне «Помнишь ли ты Монрепо?». Слова и музыка сложились в общую картину, и успех был гарантирован: именно такого и жаждала послевоенная Финляндия.

Что же можем сказать мы, рожденные задолго после окончания войны? Я сам был потрясен, когда делал интервью с Рунне по случаю его 70-летия в 1990 году. Я невинно спросил: где же может находиться этот парк «Монрепо», в Париже, наверное?

Поэт рассказал, о чем действительно шла речь, и мы на несколько секунд недоверчиво уставились друг на друга: человек, взрослевший во время войны, и человек, взрослевший во время президентства Кекконена. В то же время мы, наверное, почувствовали, что в действительности означает финляндизация.

Советское время не принесло парку ничего хорошего, да к этому и не стремились. Главные постройки обветшали, миниатюрное кафе в воскресенье было закрыто, а туалет за кафе  —  в ужасающем состоянии. Биотуалеты были только за глухим забором.

Приехавшим в Выборг из Петербурга китайским студентам пришлось в итоге делать свои дела в лесу.

Остается желать лучшего. Директор государственного историко-культурного и природного музея-заповедника «Парк Монрепо» Александр Буянов в январе сказал газете «Выборг», что масштабные реставрационные работы должны начаться в апреле. Грандиозных перемен в последнее воскресенье апреля, тем не менее, заметно не было.

«Так обычно и бывает. Если в России говорят, что было принято решение и деньги нашлись, это еще не означает, что что-то действительно изменится», —  рассуждает Хенрик Грёнроос (Henrik Grönroos) у входа в парк. Он приехал на автобусе с группой из финского города Парайнен.

Да, мне здесь встретилась и группа финских туристов из 20 человек.

Пора все же направляться на «Ладе» на восток. Что приготовил для меня Тихвин?

Оригинал публикации: HS: n kirjeenvaihtaja matkaa Ladalla läpi Venäjän — Annikki Tähden kaipaama puisto rapistuu ViipurissaОпубликовано 25/04/2016 13:43
http://inosmi.ru/social/20160501/236310235.html

Helsingin Sanomat, Финляндия

Первые впечатления «Лады» Helsingin Sanomat от проселочных дорог: «Сначала это кажется смешным, а потом колеса попадают в ухаб глубиной полметра»
Россия и автопром - вещи несовместные?
Корреспондент Пекка Хакала встречается с первыми трудностями на пути из Выборга во Владивосток. После посещения ремонтной мастерской путешествие на «Ладе» продолжается, и черной красавице присваивается подходящее имя.

03.05.2016
Пекка Хакала (Pekka Hakala )

Корреспондент Пекка Хакала (Pekka Hakala) встречается с первыми трудностями на пути из Выборга во Владивосток. После посещения ремонтной мастерской путешествие на «Ладе» продолжается, и черной красавице присваивается подходящее имя.

Кто бы мог подумать, что российские дороги могут быть такими хорошими! Из Выборга в Петербург через Тихвин я ехал как по паркету. За исключением нескольких деталей впоследствии, не было никаких претензий, хотелось петь от восторга.

Сквозь глухой лес и открытые болота Вологодской области можно легко проехать десять километров, не встретив никого, кроме лисы, переходящей через дорогу. То тут, то там видны знаки, предупреждающие о лосях.

Я приезжаю в Вологду и начинаю немного нервничать: температура двигателя «Лады» поднимается очень высоко, когда я останавливаюсь на светофорах на ухабистых дорогах. Я пытаюсь ехать на низких оборотах, но, как следствие, начинает мигать датчик подачи масла.
Утром я заливаю в машину литр полусинтетического моторного масла и отправляюсь искать автомастерскую: подозреваю, что вентилятор охлаждения двигателя решил разорвать со мной контракт. Спустя пару часов поисков находится хороший автосервис и специалист Андрей Бадердынов, который велит мне купить новый термостат.

Термостат быстро меняют, и электродвигатель вентилятора охлаждения получает новый предохранитель. Путешествие продолжается на юг, по автодороге в сторону Ярославля и Москвы.

Общее ограничение скорости по России — 90 километров в час, за исключением движения в населенных пунктах, где ограничение — 60 километров в час. Это обычно не указывается на знаках об ограничении скорости, нужно просто замечать знаки о въезде в населенный пункт. Официальное допустимое превышение скорости для полиции — 20 километров в час.

На участке в полторы тысячи километров было пять проверок скорости, и едущие навстречу водители дружелюбно предупреждали о них всех, мигая фарами.
В путешествии по этим просторам у меня есть два попутчика. Первый — Илья, низкий мужской голос моего навигатора Navitel. Устройство всегда издает два осуждающих сигнала, когда я еду со скоростью более 110 километров в час. Такое случается только в тех случаях, когда я кого-то объезжаю.

Илья следит за ограничениями скорости, поскольку для этих целей у него специально установлена sim-карта оператора Beeline.

Второй мой попутчик — купленная мной «Лада 2105», которая решила выпивать всего пол-литра масла за тысячу километров. На сотню километров уходит от 7,5 до 8 литров бензина. Не запойная пьяница, но определенно любит выпить.

Я окрестил машину Реетой (Reeta), в честь Ареты Франклин (Aretha Franklin). Они обе — черные красавицы с громким голосом.

Правда, соул-исполнительнице Арете Франклин уже 74 года, а моей Реете всего шесть. Но я имею в виду молодую Арету Франклин, 26-летнюю, которая в 1968 году записала песню Think. В припеве Франклин кричит, прямо как коробка передач «Лады»: Freedom!

В ста километрах к югу от Вологды я сворачиваю налево и отправляюсь снова на восток к Кирову. Самый прямой путь, по федеральной автодороге.

В течение нескольких минут становится понятно, что в следующие дни меня ждет настоящий ад. На дороге больше заплаток, чем асфальта. Через 40 километров я замечаю предупредительный знак: ямы на протяжении пяти километров. Сначала это кажется смешным, но потом передние колеса Рееты попадают в ухаб глубиной полметра. Ехать со скоростью 50 километров в час — лихачество.

У дороги стоят церкви, разрушенные в революционном угаре сто лет назад, и покосившиеся колхозные хлева. Позже справа виднеется ряд новых помещений для скота, навстречу мне едет школьный автобус. Кто-то здесь еще верит в будущее сельской местности.

Кроме школьного автобуса навстречу мне ползут машины с полуприцепами. Водители, очевидно, разделяют мое мнение: 200 километров плохой дороги — трата времени и бензина. Ограничения весовой нагрузки мостов, похоже, их не волнуют.

Вечером я приезжаю в маленький железнодорожный город Буй и останавливаюсь во дворе если не единственного, то, по крайней мере, его лучшего отеля. В кухне для персонала сидит женщина, которая искренне удивлена приезду нежданного гостя.

Из моего термоса с кофе пролилась всего-навсего одна кружка на сиденье, блокнот и телефон. Время выпить остатки, черные и сладкие.

Оригинал публикации: HS:n Lada sai ensimakua Venäjän maaseudun teistä: «Ensin naurattaa, sitten renkaat jysähtävät puolen metrin rotkoon»
Опубликовано 27/04/2016 16:51
http://inosmi.ru/social/20160503/236373802.html

Helsingin Sanomat, Финляндия

На «Ладе» Helsingin Sanomat по России: западный Урал

05.05.2016
Пекка Хакала (Pekka Hakala)

Деревня Махнутино на западном склоне Урала, в ста километрах к северо-востоку от Перми, настолько маленькая, что ее невозможно найти на карте. Но все же через нее прокладывают асфальтированную дорогу.

Причина — достопримечательность в поселке Кучино. Там находится лагерь для заключенных «Пермь-36». Ну, то есть — бывший лагерь. Теперь, насколько известно, это единственный, сохранившийся как музей, лагерь для заключенных советского периода.

Ознакомительный тур для восьмого класса пермской школы подходит к концу, школьников собрали в бывшем клубе офицеров.

«Если кто-то утверждает, что никаких гонений не было, пусть приезжают сюда и посмотрят, были они или нет», — говорит гид по лагерю Сергей Сподин школьникам в заключение своего рассказа. Сподину есть что рассказать: его предки были сосланы из Киева сюда, на восток.

Здесь сидел и Сергей Ковалев, уполномоченный по делам человека во времена Бориса Ельцина. Его арестовали за антисоветскую деятельность в 1974 году и поместили в этот лагерь на семь лет. Также здесь сидел Эдуард Кузнецов, попытавшийся захватить самолет и вылететь на нем из СССР в Швецию в 1970 году.

За десятилетия здесь отсидели многие. Начиная с 1946 года, это были жертвы гонений Сталина; после смерти Сталина, в свою очередь — те, кто еще недавно арестовывал невиновных. Начиная с 1970-х, это были инакомыслящие, подобные Ковалеву.

Тем не менее, не все так, как надо бы. Персонал запрещает делать фотографии в бараках, карцерах и мастерских, и особенно опасной оказывается видеосъемка: она запрещена на территории лагеря без особого разрешения администрации.

Гид Сподин говорит довольно противоречиво. Так, «у нас на самом деле не было политических заключенных, они были осуждены за государственную измену и терроризм». А потом также «за антисоветскую деятельность». А в конце концов он говорит, что политзаключенные были здесь до конца существования лагеря, то есть до 1987 года.

Гид также сообщает, что в лагере работал единственный в области парикмахер, а порции еды здесь тщательно взвешивались. Не как в нынешних ресторанах, где никто не высчитывает граммы.

Причина такой странности — спор о том, кому принадлежит музей. В основе спора — толкование истории 1990-х.

Местные активисты правозащитной организации «Мемориал» создали музей на месте лагеря для заключенных сразу после распада Советского Союза в начале 1990-х. Созданием музея занимались два десятилетия, но потом губернатором Перми стал Виктор Басаркин. Он все национализировал и, в конце концов, выгнал предыдущее руководство.

После захвата Крыма бывшие работники музея оказались в зубах государственной гласности. Музейная организация, получавшая иностранные гранты, отказалась зарегистрироваться как «иностранный агент», за что на нее и ее руководителя были наложены штрафы. Судебное разбирательство ведется до сих пор.

«Неожиданно и без объявления причины директора музея Виктора Шмырова и меня попросили покинуть территорию», — говорит бывший заместитель директора Татьяна Курсина в кафе в центре Перми и извиняется, что не может показать территорию лагеря.

«Имущество „Перми-36“ оценивается миллионами рублей», — продолжает Курсина. «К нему относится собрание экспонатов музея, результаты исследовательских экспедиций в районах Перми и Колымы и библиотека музея».

«Но без разрешения государственного управления мы не можем пойти в сегодняшний государственный музей и не можем получить обратно нашу собственность, наши архивы и собрание музея. Поскольку мы не можем подтвердить, что это принадлежит нам. Мы не можем подтвердить это, потому что архивы бухгалтера находятся в руках государственного управления».

«Вот такой заколдованный круг».

Группа пермских школьников начинает заходить обратно в автобус. Ну, ребята, кто был большим подлецом, Сталин или Гитлер?

«Гитлер!» — отвечают ребята все как один.

«В школьной программе репрессии и систему лагерей никак особенно не изучают, — говорит учитель русского языка и культуры Алла Аман. — Больше рассказывают о достижениях Советского Союза. И о Второй мировой».

Все же Аман не верит, что времена репрессий могут когда-нибудь вернуться.

«Люди сейчас другие, образованные».

Коллега Аман, учитель Галина Еремина, придерживается того же мнения.

«Мои родители были практически неграмотными. Они окончили только три класса школы».

Татьяна Курсина все же подозревает, что старые времена вполне могут вернуться.

«Общая направленность — довольно грустная. Все сводится к разговорам о любви к родине, земле и своей истории. Собственная история рассматривается только как подвиг, жертвенность и честь. Ошибки собственного народа и государства забываются».

«По моему мнению, это тяжело и опасно как для народа, так и для государства».

«Но я думаю, что нынешнее время полуправды и искажений не продлится долго», — говорит Курсина.

«Здравый смысл победит. Мы не можем вернуться в XXI веке к тому, что пережили в советское время».

С наступлением вечера народ начинает покидать «Пермь-36». Последним выходит электрик Наил Абдуллин, 56 лет. Он ставит списанный ящик электрического щитка на багажник складного велосипеда и отправляется в сторону деревни Махнутино.

«Пригодится как шкаф для оружия», — поясняет Абдуллин.

Электрик — второй человек, который живет в деревне Махнутино круглый год. Он репатриант: его семья построила здесь дачу в 1980-х, но она пустовала 20 лет. Абдуллину наскучила жизнь в городе, и он отремонтировал на даче комнату площадью 8 квадратных метров, чтобы ходить с дачи на работу.

Год прошел хорошо, и зиму Абдуллин пережил. Городская квартира может остаться под присмотром сына, говорит электрик.

По мнению Абдуллина, президент Владимир Путин — лучший руководитель в истории страны. «Ну, я, по крайней мере, за 56 лет никого лучше не видел».

Молодой Абдуллин в 1980-х часто приезжал в деревенский дом, тогда лагерь еще действовал. По его словам, о жизни лагеря было известно мало.

«Мы общались с солдатами, охранявшими лагерь. Те говорили, что заключенные приходят и уходят, а они сидят вечно».

По словам Абдуллина, год работы в лагере уже изменил его представление о современной истории. У классика литературы в этой области Александра Солженицына электрик прочел только одну книгу, «В круге первом».

«Очень тяжелое произведение, психологическое. Оно произвело на меня впечатление, потому что в ней осужденными оказались математики, а я люблю математику».

«Подобные осуждения на 25 лет или пожизненное заключение были возможны только во время коммунизма, в цивилизованном мире такое не практикуется».

«А Вы в Финляндии живете не рядом с городом Вантаа?» — спрашивает Абдуллин, немного меня удивив. «Моя двоюродная сестра Раиса, похоже, там сейчас живет».

Оригинал публикации: Pieni pala pahamaineisesta vankileirien saaristosta — HS: n kirjeenvaihtaja ehti Ladallaan Uralin länsirinteilleОпубликовано 01/05/2016 13:04
http://inosmi.ru/social/20160505/236419018.html