"Свободная Пресса"
1 февраля 2018, 13:27

Ад Сталинграда: Глазами санинструктора
Выдержать такое могли только русские женщины

Сергей Ищенко

2 февраля исполняется 75 лет со дня сокрушительной победы Красной Армии под Сталинградом. Рядом с нами почти не осталось непосредственных участников тех событий. Все же в канун юбилея «СП» разыскала некоторых фронтовиков-сталинградцев. Теперь у вас есть возможность взглянуть на одно из самых ожесточенных сражений в истории войн их глазами. Первый материал здесь.

Сегодня слово бывшему санинструктору Марии Михайловне Рохлиной (девичья фамилия Коваль), санитарный взвод 2-го батальона 290-го гвардейского стрелкового полка 226-й гвардейской стрелковой дивизии.

«Мы бы даже за Днепр не отступили»

Как оказалась на фронте? В тот день мне не исполнилось и 17 лет. Только закончила школу-десятилетку в украинском городе Артемовске, где отец служил горвоенкомом. Он ушел на фронт в первый день войны комиссаром авиационной дивизии. А я в это время поступала учиться в Харьковский авиационный институт. Но принимать туда меня не хотели — очень маленький рост и всего 38 килограммов веса. Сказали: «Сначала подрасти». Я, конечно, устроила рев. Тогда сдались, зачислили на инженерный факультет.

Вот с этим-то институтом и ушла на войну. 24 июня 1941 года нам пришла телефонограмма: с ложкой, кружкой и сменой белья всем студентам явиться к коменданту станции Софиевка под Киевом на оборонные работы.

Прибыли на станцию. Там все забито воинскими эшелонами, много боевой техники на платформах. Немцы это засекли, сразу началась жуткая бомбежка. Рядом стоял эшелон с танками. В нем много убитых, раненных. Кричат: «Сестра, помоги!». Вот я и бросилась помогать.

Что-то про первую помощь мы, конечно, знали. В школе же нас серьезно готовили к войне. Сдавали нормы ГТО, ПВХО, «Ворошиловский стрелок», «Готов к санитарной обороне». У меня все эти знаки были. И еще — два парашютных прыжка с вышки. Но в тот день на станции Софиевка у нас же абсолютно ничего не оказалось для спасения раненных. Зубами рвали белье нательное на бинты. А тут еще кто-то крикнул, будто немцы высадили воздушный десант. Началась паника. Все разбежались, рядом со мной из наших студентов оказались только Валерий Туркин и Миша Железняк. Мы присоединились к выпрыгивающим из вагонов танкистам.

Туркин потом, как и я, много воевал, вернулся домой после Победы. А Миши Железняк так и потерялся на дорогах войны.

Вот с этими танкистами я и отходила к Сталинграду. Вроде, временами неплохо воевали. Вроде, в отдельных боях побеждали. Но даже в этих случаях следом приходил приказ отступать. Поэтому когда в 1942 году вышел приказ № 227 «Ни шагу назад!», мы ему несказанно обрадовались. Говорили: «Наконец-то!». Потому что если бы вышел раньше такой приказ, мы бы даже за Днепр не ушли.

«Камни горят. Железо горит. И человек горит»

А так в районе Калача на Дону во время переправы немецкая бомба попала в наш паром. Я стояла возле самого бортика. Но что это был за бортик? Четыре бревна вбиты, между ними натянута проволока. Одно из этих бревен, видимо, меня и спасло. Осколком перебило челюсть, упала в воду. Все же успела схватиться за остатки парома. Вцепилась в деревяшку и только поэтому не утонула. Но в воинской части меня, как оказалось, посчитали пропавшей без вести.

Очутилась в госпитале в Дубровке под Сталинградом. Сталинграда прежде не видела. И вот 23 августа 1942 года начальница госпитальной аптеки Фира предложила мне и другой лежавшей в моей палате девчонке Шуре Поповой поехать с ней в Сталинград за лекарствами.

Отправились по Волге на речном трамвайчике. Сходили на склад, все получили, но с собой пока брать не стали. В обратный рейс речной трамвайчик отправлялся только вечером. Поэтому решили прежде побродить по Сталинграду, который тогда считался тыловым городом. Сходили в кино. Возле знаменитого потом фонтана с фигурами пионеров сели на скамейку, поели булочек с ситро. И тут воздух как-то завибрировал, завыли сирены. Зазвучал репродуктор: «Граждане, воздушная тревога».

Мы бросились во двор ближайшего дома, чтобы отыскать бомбоубежище. Земля уже дрожала. Увидели вырытую щель, прыгнули в нее. И тут началась бомбежка, страшней которой я ничего в своей жизни не видела. На нас сыпались не только бомбы, но еще и пустые бочки с просверленными дырками, которые издавали жуткий вой. Потом узнала, что некоторые от этого воя сходили с ума.

В нашу щель еще кто-то прыгал. Я оказалась под грудой тел. Мелькнула мысль, что это хорошо: если в нас попадет, то прежде меня пострадают те, кто наверху.

Этот ужас, казалось, продолжался целую вечность. На самом деле прошло минут сорок. Когда вой и взрывы стали стихать, выбрались из укрытия. Рядом только Шура. Куда делась Фира — так и не знаю. Стоявшего рядом дома нет. Жуткая вонь — тротила и горелого мяса. Вы видели когда-нибудь, чтобы камни горели? А камни горят, еще как горят. Железо горит, все горит. И человек горит.

По Волге — сплошное пламя. Потому что выше по течению была нефтебаза, ее немцы разбомбили в первую очередь и горящая нефть потоком полилась в реку. Решили с Шурой идти берегом Волги на север — где-то там был наш госпиталь. Оказались у уцелевшего двухэтажного дома. И когда проходили мимо, услыхала голос отца. Он стоял на балконе с группой командиров и что-то кому-то приказывал. Закричала: «Папа!». Он в ту же минуту оказался возле меня. Не знаю, может, спрыгнул с балкона, может мне так показалось…

В общем, мы оба стояли, плакали, обнимались. Меня иногда спрашивают: «А не предлагал вам папа остаться у него в дивизии?». Не было такого. Только Шура теребила меня: «Пошли, пошли».

Папа предложил обменяться адресами. Дай свой. А у меня какой адрес? Я же в госпитале. Так и расстались.

«Мы себя проклинали, что вызвались идти через Волгу»

Еще три дня шли от Сталинграда. Мимо Песковатки, мимо каких-то еще селений. Очень боялись, потому что вдали видели танки, но не знали, чьи. Не подходили к ним.

До Дубовки все же дошли. А в госпитале суматоха, всех легкораненых выписывают в маршевые роты и срочно на фронт. Выписали и меня. С командой человек в десять снова отправились в Сталинград. Свою танковую бригаду, с которой переправлялась через Дон, я нашла на стадионе тракторного завода. Хотя какая это была бригада? У развалин завода собрались остатки многих разбитых частей. Среди них и мои танкисты.

Стали вместе воевать. Где-то в конце ноября был тяжело ранен в обе ноги капитан, заместитель командира батальона по строевой части. Началась гангрена. На правом берегу Волги в Сталинграде ни одного госпиталя. Все по ту сторону реки. Капитана надо эвакуировать. А как, если Волга только начала покрываться льдом? На лодке не пройти. Пешком тоже — провалишься.

Командование выстроило всех наличных медиков — санинструкторов, фельдшеров. Объявили: нужны добровольцы, чтобы переправить капитана на ту сторону по полузамерзшей Волге. Я ждала, что кто-нибудь из мужчин вызовется. Все стоят, молчат. Тогда я вышла. За мной еще одна девчонка. Она, правда, постарше меня была, поплотнее. Вот с ней и пошли.

Связали пару лыж, сверху спальный мешок. В него — химические грелки, чтобы раненый дорогой не замерз. И потащили.

Мне через много лет подумалось только: как же командование все не продумало? Почему не дали нам, девчонкам, в помощь какого-нибудь солдатика покрепче? Не знаю почему. Но не дали. Может, потому, что солдаты были в те дни нужнее на переднем крае.

Не было силенок, но мы тащили капитана, который был без сознания. Ревели, но тащили целый день. Сначала по тонкому, но сплошному льду. На середине реки еще плыли льдины. Вот мы и перебирались с одной на другую. Прежде прыгали сами. Если льдина казалась крепкой — следом перетаскивали наши самодельные санки.

К вечеру, уже в полумраке, с левого берега услыхали голоса. Взмолились: «Помогите!». Там оказались не взрослые, а мальчишки. Они и подхватили наши санки. Мы ревели, мы плакали, мы себя проклинали, что вызвались идти через реку. Правда, иногда у меня корреспонденты спрашивают: «А не было мысли бросить капитана посередине Волги и уйти куда-нибудь, чтобы от войны подальше?». Даже мысли такой не было.

Оказалось, что той осенью в этом месте реку по льду еще никто не пересекал. Мы — первые. Узнали об этом, только когда сдали нашего капитана в госпиталь. Сами в избе какой-то улеглись на полу и сутки проспали. Нам предложили остаться работать в том же госпитале, где оказался наш капитан. Но как же можно? Надо же вернуться и доложить о выполнении приказа!

Все же в обратный путь двинулись только через три дня, когда лед малость укрепился. Местные жители дали нам специальные самодельные слеги из срубленных молодых деревцев. И все равно трижды проваливались под лед. Но как-то выбрались. Когда вернулись в свою бригаду в Сталинград, никто не мог поверить, что мы дошли. Вручили нам по медали «За боевые заслуги». Это моя самая первая, самая страшная, самая тяжкая медаль. Очень ей дорожу.

«Вши с убитых фрицев полезли на меня»

А вообще-то в Сталинграде я часто чувствовала себя обузой. Маленькая, худенькая, мне боялись многое поручить. Наверное, берегли. Но я себя чувствовала очень неуютно.

Все же раненых с поля боя часто приходилось вытаскивать. Переправляли их в землянки, которые были вырыты в обрывах над Волгой. Это так называемые первичные медпункты. «Тяжелых» оттуда потом перевозили на левый берег, где стояли госпитали. А легкораненых только перевязывали, и возвращали в окопы.

Дважды прямо на передовой сама отрезала раненым перебитые ноги. Один усатый был. То ли грузин, то ли татарин. Он видел, что ноги у него уже почти нет. Нога лежала в стороне, только белой ниткой тянулось от нее сухожилие. А у меня были садовые ножницы, чтобы при перевязке разрезать на раненных обувь. Наложила жгут и теми ножницами…

Но он все равно не выжил. Передала раненого санитарам. Те дотянули его до берега Волги, спустили с обрыва. Там боец и умер.

Самое страшное в нашем деле — мороз. Кровь-то моментально замерзает. Поэтому оголенную раненую конечность нужно быстро обработать и прикрыть хоть чем-нибудь от стужи. Иначе обморозишь. А перевязывать-то надо голыми руками. Пальцы были у меня от такой работы как сосиски распухшие.

Сколько рукавиц я в Сталинграде потеряла… Тянули-то раненых за шиворот голыми руками. Потом-то мы дырки проделали в своих варежках, бинтом их связали и через рукава пропустили. Только тогда перестали терять.

И хотя одеты были очень хорошо, я в Сталинграде 25 января 1943 года почти насмерть замерзла. Закончился очень сильный бой. Устали очень. На голой земле не поспишь. Я стащила рядом три немецких трупа. Они еще теплые были. Легла на них и уснула.

Надо сказать, что в Сталинграде у всех было очень много вшей, потому что мыться негде. Изредка нас снимали с передовой, где-нибудь в подвале делали баню. Но это редко. У немцев еще хуже. Поэтому когда я на их трупах уснула, вши с убитых фрицев полезли на меня. Я-то теплее.

На мне были ватные брюки, ватная фуфайка, ватный меховой жилет, подшлемник, шапка, полушубок, валенки. Показалось — так тепло. Мгновенно уснула. И замерзла бы до смерти, если бы не случай.

Ребята, которые после боя собирали тела убитых, сняли и с меня полушубок, шапку теплую, меховой жилет, валенки. Положили на сани с трупами. А я дернула ногой задела одного из похоронщиков. Он заорал: «Она же живая!». И бросился бежать.

«Спирту много на тебя израсходовали»

Подробности я, конечно, узнала только через тридцать лет. На юбилей Сталинградской битве собрались мы в Волгограде. Подходит профессор Харьковского медицинского института Сорожинский и еще один. Спрашивают: «В Сталинграде замерзала?». «Замерзала». «А знаешь, что тебя спасал?». «Нет, не знаю».

Оказалось, что тот, другой, по фамилии Василенко, был санитаром. А Сорожинский — фельдшером. Рассказывают: «Солдаты притащили тебя к нам в землянку. Говорят — она живая. Мы начали растирать тебя спиртом и плакали горючими слезами».

Я спрашиваю: «Неужели так меня жалко было?». «Нет, спирт жалели. Спирту много на тебя израсходовали».

В общем, снова оказалась в госпитале в той же Дубровке. Пролежала три месяца. Отказали почки, началась почечная недостаточность. Меня комиссуют подчистую, дают инвалидность второй группы. А ведь нет еще и 18 лет. Я отказалась. Потому что куда мне идти? Где родители — не знаю. И снова пошла в сторону линии фронта. Без всяких документов.

Было это в конце мая 1943 года. Оказалась в районе Курской дуги под Прохоровкой. Идет навстречу маршевая рота, вдруг из колонны кричат: «Маша Коваль!». Оказалось — Галяутдинов, командир роты автоматчиков из нашей танковой бригады. Его тоже ранило в Сталинграде, тоже долго лечился в госпитале. Теперь догонял свою часть.

Галяутдинов мне: «Ты куда?». «Не знаю — куда». «Пойдем с нами». Я отказалась. Боялась, что из госпиталя сообщат в бригаду о моей негодности к службе. Тогда точно отправят домой.

По дороге встретила совершенно незнакомого прежде начальника санитарной службы 95-й гвардейской стрелковой дивизии Капицу. Он предложил остаться у него санинструктором. В этой дивизии дальше и воевала.

http://svpressa.ru/war/article/191834/?aft=1

"Свободная Пресса"

2 февраля 2018, 17:33

Ад Сталинграда: Взгляд из немецкого окопа
Русские так бились за этот город, что врагам казалось — они просто вросли в землю

Сергей Ищенко
Евгений Кириченко

В день 75-летия победы наших войск в Сталинградской битве «СП» завершает публикацию серии материалов ее участников, сражавшихся по обе стороны линии фронта. Предыдущие материалы здесь и здесь.

Ефрейтор Франс Рейхбегер в составе 54-го егерского полка участвовал в штурме Мамаева кургана и завода «Красный Октябрь». 30 января 1942 года его часть капитулировала, и бывший солдат Вермахта оказался в советском плену. Пройдя чередой физических мук и душевных испытаний, Франц вернулся на родину спустя пять лет после того, как ее покинул. Ниже — его рассказ.

Вместо портретов друзей — фотографии их могил

23 марта 1942 года нас в Вельсе погрузили в эшелон, который через неделю прибыл в город Доброполье в Донбассе, где формировалась 100-я егерская дивизия. Там за две недели выучили на связиста.

Первым испытанием стало наступление под Харьковом. 17 мая 1942 года началась наша атака, которую огнем встретила русская артиллерия. Едва затихли взрывы, я услышал истошный крик: «Санитары, на помощь!» Рядом лежал товарищ, истекающий кровью. Ему оторвало ногу. Страшное зрелище буквально парализовало — едва не потерял сознание от увиденного и понимания, что смерть прошла в двух шагах от меня.

На исходе первого дня наступления, когда я должен был передать донесение о занятии полком станицы Громовая Балка, вдруг увидел свежие могилы с березовыми крестами. На каждом — дощечка с именем. Здесь лежали мои сверстники из 3-го батальона, с которыми я призывался в Австрии. Они погибли во время внезапной ночной атаки русских танков. Я сфотографировал это кладбище на память о каждом.

Потом, в августе, пришлось сделать снимок еще одной могилы, в которой похоронили моего товарища, тоже связиста. Он ездил на мотоцикле «BMW-350», и в первый же день после возвращения из отпуска его убили. А через несколько дней на его имя из Австрии пришла посылка с домашним штруделем. Мы разделили этот штрудель на всех. Но я так и не притронулся к нему, потому что душили слезы.

В те дни мне казалось, что этот эпизод так и останется самым сильным потрясением. Я и предположить не мог, что впереди будет Сталинград, где придется испытать куда более чудовищные физические страдания и душевные муки.

Хотелось остаться человеком

Под Харьковом нам неожиданно доставили русского военнопленного, о котором говорили, что он, скорее всего, комиссар — на нем были дорогие хромовые сапоги. Согласно приказу о комиссарах, пленного следовало уничтожить на месте. Но наш командир гауптман Витте решил, что его сначала нужно допросить — он наверняка многое знает. Поскольку у нас не было переводчика, мне поручили отконвоировать пленного в штаб полка.

Я тогда немного говорил по-польски — у меня был друг поляк. Поэтому по дороге стал разговаривать с пленным. Мы проходили мимо дома. Рядом стояли пожилые мужчина и женщина. Они стали делать знаки руками. Комиссар помахал им в ответ. Я у него спросил: «Ты их знаешь?». Он ответил: «Это мои родители».

Тогда я спросил себя, как же теперь поступить? Вот так просто, на глазах родителей, сейчас расстреляют человека только за то, что он в хромовых сапогах? Мне хотелось остаться человеком.

Когда мы пришли к штабу, я увидел, что на лужайке сидят примерно 200 человек советских военнопленных. Тогда я сказал конвоируемому: «Садись среди других». В штабе полка доложил, что привел пленного. Но о том, что это предполагаемый комиссар, не стал говорить. Возможно, тем самым я спас советскому комиссару жизнь. Кстати, фотография этих пленных чудом сохранилась в моем альбоме.

«Высота мертвецов»

Наш 54-й егерский полк прибыл в Сталинград 25 сентября 1942 года. Мы подошли к Мамаеву кургану с южной стороны, и весь следующий день окапывались — русские нам не мешали. А утром 27-го нам приказали штурмовать высоту 102,0. У русских она называется Мамаев курган. На наших картах эта точка называлась «TotesHöhe» — «Мертвая Высота».

За весь день мы дошли только до середины возвышенности. И лишь к следующему вечеру благодаря поддержке пикирующих бомбардировщиков Ju-87 («Штук») нам удалось овладеть курганом.

Били по русским позициям и шестиствольные минометы, которые мы называли «сухопутная «Штука». Это реактивные ракеты калибром 158 мм. За их снарядами тянулся дымный след, а воздействие казалось чудовищным. До тех пор, правда, пока мы не увидели, как в ответ бьют «сталинские органы» — русские называли их «Катюшами». Но это произойдет через месяц, когда нашу группировку закроют в «котле»…

Мамаева курган несколько раз переходил из рук в руки. Сталинград стал для нас настоящей Голгофой. Мы там мечтали об одном: получить «путевку в тыл» — легкое ранение, дававшее основание для отправки на Родину. Такие мысли были у каждого.

Во время штурма Мамаева кургана наша 7-я рота шла впереди всех. Перед атакой нас было больше 80 человек. К вечеру 28 сентября, когда удалось овладеть высотой, в живых осталось двенадцать. Мы смогли подсчитать потери лишь во время ужина — после того, как повар приволок в окопы термос с горячей едой.

На стенках термоса зияла пара отверстий от русских пуль. Но удивительным образом внутри осталась нетронутой рисовая каша, сваренная на молоке — настоящее лакомство для солдата, во рту которого за сутки не было даже сухаря! Когда отвинтили крышку, повалил густой пар — термос оказался полным. Выяснилось, что наш заботливый повар успел залепить дыры хлебным мякишем, пока прятался в воронках от обстрела.

Он стал раскладывать кашу черпаком, считая котелки, чтобы ужина хватило на всю роту. После двенадцатого котелка наступила пауза, хотя термос не опустел даже на четверть. Повар спросил: «А где остальные? Почему нет котелков?»
На фото: полевая кухня батальона. Даже во время боевых действий обед всегда был строго по распорядку (Фото: предоставлено автором)

Мы объяснили, что за кашей больше никто не придет. Повар растерянно разглядывал термос, который с таким старанием и отвагой тащил на высоту 102,0. Пытался спросить что-то еще, но потом обхватил голову руками и заплакал.

Потом наступило временное затишье. И мы, и русские были на пределе. Даже обстрелы прекратились. Между нашими окопами было метров 250. Поэтому за позициями противника можно было наблюдать и без бинокля. Некоторые места русский снайпер держал под прицелом — там требовалось двигаться с осторожностью, чтобы не схлопотать пулю. Нам, связистам, приходилось часто перемещаться между подразделениями, и мы вскоре нашли пару безопасных проходов, недоступных для огня противника, которыми пользовались по мере необходимости.

В один из дней русские жестокой контратакой отбросили нас на 150 метров. Мы дождались темноты, чтобы забрать тела своих убитых с ничейной полосы. Поскольку позиции противника располагались близко, русские могли нас услышать. Как только с ничейной полосы раздавались подозрительные звуки, на их стороне сразу включались прожектора. Но в тот русские по нам только светили, но не стреляли. То ли у них кончились боеприпасы, то ли они великодушно предоставляли нам возможность вытащить убитых с нейтральной полосы.

«Цветочный горшочек»

Я точно не помню, когда мы передали свои позиции 27-му пехотному полку. Нас перевели в редкий лесок к западу от Сталинграда, который мы между собой называли «Blumen Töpfchen» — «Цветочный горшочек». Мы, наконец, помылись в бане. Но почти сразу прибыло свежее пополнение. И нас перевели к северу, в район завода «Красный Октябрь», где уже шли жесточайшие бои.

Почти каждый день — новая атака русских позиций. Не было времени ни побриться, ни помыться, ни переодеться. Русские отчаянно дрались за каждый камень. Они словно вросли в землю. А наши роты редели на глазах.

Всех связистов, в том числе и меня, командование решило отправить на передовую. Мы между собой установили график, чтобы воевать по очереди. Два дня на передовой — два дня на отдыхе в тылу, в «Цветочном горшочке». Там брились, мылись, грелись. Потом снова в бой.

Все же по старой памяти мне иногда поручали доставлять на передовую пакеты с приказаниями. Это продолжалось, пока я не свалился с ног в прямом смысле слова — моя правая нога онемела и перестала сгибаться. Это случилось 10 ноября 1942 года.

На следующий день с машиной, которая отвозила в тыл пустые пищевые бачки, поехал к врачу. На перевязочном пункте меня осмотрел младший врач доктор Эллингер. Он фактически спас меня. По всему телу выступила сыпь. Голени были поражены воспалениями, пузырями. Кое-где кожа прорывалась, там открывались окровавленные раны. Врач сказал, что нужно срочно в госпиталь, пока не начался сепсис.

До госпиталя добираться следовало на поезде. Чтобы сесть в вагон, требовалось вернуться в район города Калач, где была проложена железнодорожная колея по немецкому стандарту. Я обрадовался, что наконец-то получил долгожданную «путевку в тыл». Стал собираться. Однако мой старший товарищ, к мнению которого я прислушивался, сказал: «Франц, поступай, как знаешь, но я тебе не советую ехать в лазарет. Во-первых, скоро Рождество. Придут посылки с подарками и едой. И мы будем вынуждены съесть твою посылку без тебя. Во-вторых, после госпиталя ты наверняка не вернешься к нам — тебя направят в другую часть».

Я снова пошёл к доктору Эллингеру и сказал, что никуда не поеду и буду лечиться в своем полку. Доктору удивился, но настаивать на своем не стал. Прописал мне абсолютный постельный режим прямо на передовой. Я обязан был лежать в постели и регулярно принимать лекарство.

Меня поселили в уцелевшем русском доме, хозяйкой которого была 73-летняя бабушка. Вместе с ней жила внучка, которой только исполнилось 9 лет. Бабушку я называл «Mütterchen» — «матушка» по-русски. А по отношению к внучке вел себя, как старший брат. Когда девочка видела, что я встаю с постели и надеваю штаны, чтобы выйти на улицу в туалет, она выбегала на двор, лепила снежки и обстреливала меня ими. Дома мы с ней часто устраивали бои подушками. В эти минуты у меня возникало ощущение, что никакой войны нет и в помине.

Но так длилось совсем недолго. Через неделю вокруг нашей армии русские захлопнули знаменитый сталинградский «котел». Мы сразу почувствовали, как резко изменился рацион питания. Стали выдавать гораздо меньше хлеба.

Наше подразделение было еще в выигрышном положении, поскольку основной тягловой силой в нашем полку были не машины, а лошади. Их оставалось еще много. Постепенно лошадей егеря пускали на мясо. В конце концов, съели всех. Потом у нас кончились дрова, потому что их не на чем стало возить к окопам.

15 января 1943 года наш писарь, который вел журнал боевых действий, обнаружил, что печь даже в штабе нечем топить. Он пришел в избу, в которой я лечился, поднял меня с постели и дал поручение срочно раздобыть лошадь с санями и отправляться за дровами. Их, правда, требовалось еще где-то нарубить.

Я сказал, что болен и не могу выполнить это распоряжение. Поскольку писарь был фельдфебелем, а я — всего лишь ефрейтором, он решил наказать меня своей властью. Приказал отправиться в штрафную роту на передовую. Пауль, мой друг, посоветовал пойти к фельдфебелю и извиниться. Но я сказал, что лучше буду штрафником, чем денщиком фельдфебеля, наложившим от страха полные штаны. Собрал вещи, попрощался с бабушкой и ее внучкой, и снова отправился на «Красный Октябрь».

Последний обед от Вермахта

26 января разыгралась сильная метель. В этот день русские бросили на нас танки. Пурга была такая, что в двух шагах ничего не видно. Мы зарылись в сугробы. Русские танкисты не заметили нас и танки прошли мимо. Но во время этой атаки мы потеряли полевую кухню и остались без горячей еды.

Через два дня ночью мы услышали гул. Это были наши Ju-52 — транспортные самолеты Люфтваффе. В темноте, да еще и во время сильного снегопада, мы ничего не видели. Но неподалеку раздался глухой удар о землю. На снегу появилось черное пятно: это был контейнер с консервами. Я подобрал семь полукилограммовых банок тушенки и спрятал их в развалинах.

Это было незадолго до конца сражения. Рот, батальонов у нас больше не существовало — только разрозненные группки страшно уставших, обмороженных и голодных солдат. Противник оттеснял нас в сторону вокзала. Пришел приказ занять оборону в руинах какого-то дома. В обычном бою у подразделения есть соседи слева и справа, с которыми оно взаимодействует. Но у нас ни слева, ни справа уже никого не было.

Примерно в 11 часов утра 30 января мы заметили, что русские готовятся к наступлению. Завыли «сталинские оргàны». Справа я увидел немецких солдат — 2−3 сотни, а может быть и больше. На большой палке они подняли белый флаг и двигались в сторону русских. Но я с ними не пошел. У меня еще оставалось пять или шесть банок тушенки. И я решил: пока все не съем — сдаваться не буду.

Мой коллега Хинтермюллер из Линца тоже решил не сдаваться. Я очень хорошо знал все складки местности вокруг и помнил, что в 100 метрах есть небольшая канавка. Побежали туда. Я бежал зигзагами, потерял рукавицу, но даже не остановился, чтобы поднять ее. Знал: остановишься — убьют. Наконец, упал в канавку. Хинтермюллер рухнул рядом. Я ему сказал, что, кажется, для нас война закончилась.

Отдохнув, мы стали пробираться в сторону вокзала. По дороге в большой балке обнаружили укрытие, которое было кем-то обустроено. Там имелся очаг и дрова. Вскоре появился и хозяин — фельдфебель моторизированного полка, воевавшего в центре Сталинграда. Он сказал: я здесь один, можете оставаться со мной.

Тогда мы устроили себе последний пир. Разожгли очаг, подогрели тушенку, поели. У меня было несколько зерен кофе. Я их размолол с помощью топора. Выпили еще и кофе, и умиротворенные заснули. А рано утром я открыл полог, который закрывал вход в нашу «пещеру». Около двадцати русских танков стояли в считанных метрах от нас.

У меня был автомат, но я выбросил его — мне больше не нужно оружие. По нам никто не стрелял, русские танки просто стояли. Была абсолютная тишина. Фельдфебель сказал, что должен идти в свою часть. На глазах у советских танкистов он поднялся наверх. Никто по нему не стрелял. Это было удивительно: на нас вообще никто даже не обращал внимания.

Примерно в 11 часов фельдфебель вернулся и сказал, что сейчас в его части будут раздавать последний обед. Он взял три котелка и снова ушел. Невдалеке стоял грузовик, за ним — немецкая полевая кухня. Повар был готов раздавать еду. Все это происходило на расстоянии 20 метров от русских танков.

Я видел, что возле кухни собралось много немецких солдат и понял, что если буду медлить, нам ничего не достанется. Тоже отправился туда же. Наполнил котелки и благополучно вернулся к Хинтермюллеру. Так мы получили последний обед от Вермахта.

Потом вернулся фельдфебель из моторизованного полка и заявил, что он шофер джипа командира роты. И ему нужен совет: как побыстрее уничтожить автомобиль? Разбить мотор молотком, или взорвать гранатой? Я сказал: «Не делай ничего. Мы просто сядем в твой джип и поедем в плен».

Так что мы не пошли в плен, а поехали. Через овраг наши саперы еще осенью перекинули мост из массивных бревен. Очень осторожно проехали по нему, чтобы не задеть других немецких солдат, которые в том же направлении шли пешком. Не требовалось даже белого флага — всем было и так ясно, что война для нас закончилась.

На другом краю оврага нас уже ждали красноармейцы. Молодой русский офицер просто сказал нам: «Стой!». Он был высокого роста и залез в джип, просто перемахнув через борт. Поехал с нами, приказав нашему шоферу: «Давай быстрее».

Когда мы достигли развилки дороги, русский офицер приказал: «Вылезайте, вам теперь в другую сторону». И поехал с нашим шофером дальше. А мы оказались в голове колонны пленных.

Из ада — в рай

Поскольку мы сдались в плен чуть ли не самыми последними, все лагеря вокруг Бекетовки были уже заполнены до отказа. Нас отправили дальше в русский тыл. Шесть дней и ночей провели под открытым небом. Днем колонна шла, а вечером останавливалась на ночь. Спали прямо на дороге, положив под головы рюкзаки и укрывшись одеялами.

Во многих книгах написано, что в те дни под Сталинградом температура воздуха достигала минус 40 градусов. Это неправда: было максимум минус 25. Но и этого хватало, чтобы замерзнуть. Многие из тех, кто шел со мной рядом, не добрались даже до своего первого лагеря. Они погибли от холода и голода. К такому огромному количеству пленных русские оказались не готовы. За шесть дней марша нас покормили только один раз. Дали парочку сухарей.

Мой друг Хинтермюллер, как и я, страдал от истощения. Как-то он сказал на одном из ночлегов: «Завтра я не встану. Не могу больше». Я ответил: «Утром пойдем дальше! Если ты упадешь на дороге, тебя пристрелят».

У меня всегда было большое желанье жить. По дороге собирал все, что могло гореть. Нашел кусок шнура, обвязал им щепки и тащил их с собой. Вечером, когда была остановка на ночлег, разжигал костер и подогревал в котелке воду, растапливая снег.

Однажды ночью Хинтермюллер отошел от дороги, чтобы справить нужду, и не вернулся. Больше на марше я его не видел. Но продолжал бороться за жизнь. Подбирал одеяла умерших. Скоро у меня их оказалось три. Однажды на привале выкопал снежную нору, положил под себя одно одеяло, двумя укрылся сверху. И проспал до полудня следующего дня. Мой сон никто не потревожил.

Когда проснулся — понял, что под одеялами не один. Рядом — хорватский солдат. Больше никого вокруг, наша колонна ушла. Сразу появился страх: если меня обнаружат русские солдаты, то посчитают сбежавшим и тут же убьют.

На счастье на дороге показалась новая небольшая группа пленных соотечественников. Мы с хорватом присоединились к ним.

В лагере люди гибли, как мухи — сыпной тиф. Потом я слышал утверждения, что даже окруженная армия Паулюса во многом погибла именно от тифа. Остановить эпидемию в сталинградском «котле» было невозможно — она началась еще до капитуляции.

Но мне опять повезло. В лагере был отведен отдельный дом для пленных немецких офицеров. Для них русская администрация организовала даже отдельную баню, куда обычные солдаты не допускались. Но я смог иногда пробираться в предбанник, стирать свое белье. На растопленном снегу из сухарей варил похлебку.

Неделю спустя неожиданно открылась дверь, и вошел тот самый Хинтермюллер, мой друг из Линца, который пропал на дороге. Оказалось, в тот день он просто упал в обморок. Пока был без сознания, другие пленные сняли с него сапоги. Когда очнулся, чтобы идти дальше пришлось сделать обмотки из кусков одеяла. Ноги его были черными от отморожения. Вскоре Хинтермюллер умер.

Потом нас перевели под Вольск, в 560 километрах от Сталинграда. У нас у всех была дистрофия. Поэтому один за другим оказывались в госпитале. Там появлялась возможность помыться, получали новую одежду. Ложились на металлические кровати, заправленные белым постельным бельем. В такой момент были уверены, что оказались на небесах. Это был земной рай.

Поскольку у меня, например, была дистрофия третьей степени, я имел право даже на белый хлеб. Это, конечно же, пошло на пользу. В плену я выжил, пробыв в нем четыре года и восемь месяцев.

http://svpressa.ru/post/article/192038/

Храм Живоначальной Троицы на Воробьёвых горах

Сталинградская битва

Сталинградская битва занимает особое место среди событий отечественной и мировой истории и имела колоссальное значение для дальнейшего хода Второй мировой войны.

Подвиг Защитников Сталинграда известен всему миру. Именно здесь в 1942-43 годах решались дальнейшие судьбы планеты. Овладение Сталинградом было очень важным для Гитлера по нескольким причинам. Это был крупный индустриальный город на берегу Волги, по которой и вдоль которой пролегали стратегически важные транспортные маршруты, соединявшие Центр России с Южными регионами СССР, в том числе, Кавказом и Закавказьем. Таким образом, захват Сталинграда позволил бы гитлеровцам перерезать жизненно необходимые для СССР водные и сухопутные коммуникации. Если бы немецкая армия захватила Сталинград, война была бы почти проиграна - от СССР отрезали бы кавказскую нефть, а армию фактически рассекли на две части. Но для немцев этот город имел особое значение не только, как важный военно-политический, экономический и транспортный центр. Они прекрасно понимали, что город, носящий имя Сталина - главного врага Гитлера - играет ключевую роль в патриотическом сознании советского народа.

..........................................................справка..................................................

Сталинград (до 1925 года - Царицын) основан в XVI веке. К 40-м годам XX века Сталинград превратился в один из крупных промышленных центров страны. Накануне войны в нем проживало около 500 тыс. человек и насчитывалось свыше 120 промышленных предприятий.

Стратегическое значение Сталинграда определялось двумя важными факторами: его оборонным потенциалом и географическим положением. В городе работал знаменитый в 30-е годы тракторный завод, который давал стране 50% тракторов. В 1940 году на его базе начинается производство танков Т-34. Важное оборонное значение имела продукция заводов "Красный Октябрь", "Баррикады", "Судоверфь" и др.

Сталинград являлся и крупным транспортным узлом с магистралями в Среднюю Азию и на Урал. По Волге велась транспортировка бакинской нефти в центральные районы страны.
.........................................................................................................................................

Но все ветераны как один рассказывают, что на той войне коммунистические идеи не играли такой роли, какую им потом приписала послевоенная пропаганда. В Сталинграде солдаты шли в атаку не с патетическим криком "За Сталина!" - они понимали, что значит для страны потеря этого города и выход немцев к Волге. Это означало поражение, плен, рабство, смерть. Главным стимулом для красноармейцев была ненависть к врагу и любовь к своей Родине.

Беспримерный подвиг советских солдат и офицеров, стоявших на смерть 200 огненных дней и ночей, сломавших хребет фашистскому зверю, стал началом конца гитлеровской Германии.

По приблизительным подсчётам, суммарные потери обеих сторон в этом сражении превышают два миллиона человек. Ценой немыслимых потерь советские войска остановили продвижение фашистских полчищ на восток, нанесли им сокрушительное поражение и переломили ход войны, открыв путь к победе. Это сражение стало самым кровавым, жестоким и страшным за всю историю войн.

17.07.1942 - 18.11.1942

Сталинградская битва условно делится на два периода: оборонительный и наступательный. Оборонительный период начался 17 июля 1942 г. и завершился 18 ноября 1942 г.

Для наступления на Сталинград была выделена 6-я армия (командующий — Ф. Паулюс). В неё входило 13 дивизий, в которых насчитывалось около 270 тыс. человек, 3 тыс. орудий и миномётов, и около 500 танков. Поддержку армии оказывал 4-й воздушный флот, в котором было до 1200 самолётов.

Силам наступающего противника противостоял Сталинградский фронт. В него вошли: 62-я, 63-я, 64-я, 21-я, 28-я, 38-я, 57-я общевойсковые армии, а также 8-я воздушная армия.

Немецко-фашистские войска превосходили советские в 1,7 раза. Сложность обстановки состояла также в том, что наши войска испытывали острый недостаток в противотанковой и зенитной артиллерии, в ряде соединений не хватало боеприпасов. Большинство дивизий, прибывших из Резерва Ставки, еще не имело боевого опыта, другие дивизии были измотаны в предыдущих боях.

Наступление армии Паулюса на Сталинград началось 19 августа 1942 года.

Самым трагическим днем для жителей города и его защитников стал день 23 августа 1942 года. С этого дня начались массированные воздушные бомбардировки города.

Всего за два часа во второй половине дня вражеская авиация произвела около 2 000 самолетовылетов. Были разрушены многие предприятия, уничтожены культурные ценности.

Из разбомбленных баков нефтехранилища, находившегося на берегу Волги, текла пылающая нефть и разливалась по реке.

Горели пристани, пароходы. Казалось, что горит сама Волга. Огромный костер горящего города был виден на десятки километров вокруг. Только после полуночи атаки фашистской авиации прекратились. В этот день погибло более 40 тысяч мирных жителей.

С 13 сентября 1942 года в Сталинграде начались ожесточенные уличные бои. Противник перешёл в наступление по всему фронту, пытаясь захватить Сталинград штурмом. Сдержать его мощный натиск советским войскам не удалось. Они были вынуждены отступить в город.

К 26 сентября немцы ворвались в центр города. Борьба за плацдармы у Волги, в особенности на Мамаевом кургане и на заводах в северной части города, продолжалась более 2 месяцев. Сражения за завод «Красный Октябрь», тракторный завод и артиллерийский завод «Баррикады» стали известны на весь мир. Пока советские солдаты продолжали защищать свои позиции, ведя огонь по немцам, рабочие заводов и фабрик ремонтировали повреждённые советские танки и оружие в непосредственной близости от поля боя, а иногда и на самом поле боя. Спецификой боёв на предприятиях было ограниченное применение огнестрельного оружия из-за опасности рикошетирования: бои шли при помощи колющих, режущих и дробящих предметов, а также врукопашную.

Часто противников разделяла стена, этаж или лестничная площадка. В этом случае немецкой пехоте приходилось на равных условиях драться с советской — винтовками, гранатами, штыками и ножами. Борьба шла за каждую улицу, каждый завод, каждый дом, подвал или лестничный проход. Даже отдельные здания попали на карты и получили названия: Дом Павлова, Мельница, Универмаг, тюрьма, Дом Заболотного, Молочный Дом, Дом Специалистов, Г-образный дом и другие. Красная Армия постоянно проводила контратаки, стараясь отбить ранее утраченные позиции.

Местом самых ожесточенных боев в Сталинграде стал Мамаев курган. На военных картах он обозначался как высота 102,0 и имела важное стратегическое значение: с его вершины хорошо просматривалась и простреливалась прилегающая территория, переправы через Волгу. Удержать эту высоту для 62-й армии было вопросом жизни и смерти. По несколько раз переходили из рук в руки Мамаев Курган.

Война шла буквально за каждый метр. На участках фронта в 2 и 4 км могло быть сосредоточено более 10 тысяч человек. В 5-часовом бою за одну квартиру порой погибало до тысячи человек с обеих сторон. Из тел убитых и даже раненых выкладывались укрепления. Целью крупных наступательных операций становились конкретные дома или даже помещения внутри самих домов. Солдаты и офицеры обеих армий теряли ориентацию в пространстве. Они переставали понимать, где находятся, где свои, а где враги. Люди сходили с ума, лишались рассудка. Такого не было никогда и нигде.

Пять месяцев в Сталинграде были, как пять лет. Казалось, сама земля дышала огнем.

19.11.1942 - 02.02.1943

Наступательный период начался с контрнаступления советских войск 19 ноября 1942 года в рамках операции «Уран». План наступления предусматривал окружение группировки врага, сражающейся в Сталинграде, силами трех фронтов: с севера предстояло наступать войскам Донского и вновь созданного Юго-Западного фронтов. На всю операцию по окружению отводилось трое-четверо суток. В 7 часов 30 минут залпами реактивных установок - "Катюш" - началась артподготовка. 3,5 тыс. орудий и минометов вели огонь по заранее разведанным целям, нанося противнику тяжелый урон. Такого по силе артиллерийского удара в истории войны еще не было.

23 ноября 1942 г. войска Сталинградского и Юго-Западного фронтов окружили вражескую группировку общей численностью 330 тыс. человек - 22 дивизии и 160 отдельных частей (6-я полевая армия и часть сил 4-й танковой армии Гота). Гитлеровское командование ударом извне стремится спасти от разгрома войска окруженные под Сталинградом. Спешно формируется группа армий "Дон" под командованием генерал-фельдмаршала Манштейна (30 дивизий, из них 7 танковых и моторизованных). Манштейн решил создать две ударные группы: ударом с двух направлений он планировал прорвать блокаду и освободить окруженные немецкие войска. По плану гитлеровского командования советские войска должны были оказаться как бы между "молотом и наковальней".

Наступление немецко-фашистских войск началось 12 декабря 1942 года. Немецкие войска превосходили наши войска в людях в 2 раза, в танках - более чем в 6 раз. Развернулись тяжелые бои. Советские войска в течении 5 суток отбили до 10 атак противника, который имел многократное превосходство в силах, уничтожили до 2-х батальонов пехоты и 40 танков. К исходу 22 декабря наступление немецко-фашистских войск захлебнулось, а на следующий день они перешли к обороне. Таким образом, в оборонительных боях советские войска, ценой неимоверных усилий и жертв сорвали замысел противника прорваться к Сталинграду, выиграли драгоценное время для подхода наших резервов. Войска Сталинградского фронта выполнили возложенную на них задачу, разгромив ударную группировку Манштейна. Понеся огромные потери, остатки группы армий Дон под совместными ударами Сталинградского и Юго-Западного фронтов были отброшены на 200-250 км. от Сталинграда. Немецко-фашистским войскам не удалось деблокировать свою окруженную группировку в районе Сталинграда.

Для развития общего стратегического наступления советских войск было необходимо в кратчайший срок покончить с армией Паулюса. Утром 10 января 1943 года 7 тыс. советских орудий и минометов открыли сокрушительный огонь на всем участке наступления, что привело к расчленению 6-й армии на две группировки - южную (во главе с Паулюсом)и северную. По плану советского командования, на ликвидацию 6-й армии отводилось 6 дней, но в действительности она продлилась 23 дня. 31 января 1943 года в подвале универмага было взято в плен всё командование и штаб 6-й армии во главе с генерал-фельдмаршалом Паулюсом (южная группировка), а 2 февраля капитулировала северная группировка 6-й армии.

ЗНАЧЕНИИ СТАЛИНГРАДСКОЙ БИТВЫ

Если говорить о военно-стратегических уроках Сталинградской битвы, то они поистине грандиозны. В донских степях и снегах Сталинграда практически бесследно исчезла миллионная группировка противника.

Сталинград стал символом массового героизма, мужества, стойкости и самопожертвования. Отступать почти тысячу километров, зацепиться за последние метры волжского берега, как это сделала 62-я армия, выдерживая страшные удары противника, и затем нанести ему поражение - на это оказались способны воины, не только выполнявшие свой долг, но и боровшиеся за святое и правое дело, за свободу и независимость своего Отечества.

Сталинград выстоял потому, что именно в нем воплотился весь смысл Родины. Именно потому больше нигде в мире не было такого массового героизма. Здесь сконцентрировалась вся духовная, моральная сила нашего народа. Читая страницы истории Сталинградской битвы, знакомясь с самоотверженными подвигами людей, каждый раз поражаешься их стойкости, силе духа, воли и мужеству. Эти люди действительно любили свою Советскую Родину, верили в её светлое будущее и были готовы защищать её до последней капли крови, до конца выполнить свой долг.

Фашисты, напавшие на нашу страну в 1941 году, тешили себя мыслью о мировом господстве, а солдаты Красной Армии защищали свою землю, свой дом, своих родных и близких. Они защищали свою Родину. Не стоит забывать и о том, что мальчишки Советской страны, многие из которых впоследствии стали героями Великой Отечественной войны, воспитывались несколько иначе, нежели их сверстники в Германии. Они брали пример с таких бескорыстных защитников своего народа, как, к примеру, былинный богатырь Илья Муромец, князь Александр Невский. Тогда в памяти народа еще свежи были боевые подвиги легендарных героев Отечественной войны 1812 года, героев Гражданской войны. Да и вообще советские школьники воспитывались в основном на книгах, героями которых были истинные патриоты Родины.

Победа Советской Армии высоко подняла политический и военный престиж Советского Союза. Бывшие гитлеровские генералы в мемуарах признавали огромное военно-политическое значение этой победы. Американская газета "Нью-Йорк уорлд телеграмм" от 6 февраля 1943 г. в своей передовой статье писала: " … Победа советских войск под Сталинградом вызвала огромный подъем в союзных странах, где эту победу рассматривают как свидетельство того, что наступил поворотный пункт в ходе войны".

Победа Красной армии под Сталинградом потрясла фашистский военный блок, угнетающе подействовала на сателлитов Германии, вызвала в их стане панику и неразрешимые противоречия. Правящие деятели Италии, Румынии, Венгрии и Финляндии, чтобы спастись от надвигающейся катастрофы, стали искать предлоги для выхода из войны, игнорировали приказы Гитлера о направлении войск на советско-германский фронт. Сокрушительный разгром фашистских полчищ под Сталинградом отрезвляюще подействовал на правящие круги Японии и Турции. Они отказались от своих намерений выступить войной против СССР.

Сталинградская победа вселила надежду народам, оккупированных  Германией стран, на их скорое освобождение от фашистского рабства.

Победа под Сталинградом вызвала чувство глубокого уважения к советскому народу. Население многих странах искренне восхищалось героической борьбой советских людей, их подвигом во имя человечества.

Когда мы говорим о победе под Сталинградом, нельзя забывать о том, каких жертв и какой крови это стоило нашему народу.

Изучая материалы, посвященные Второй мировой войне, не перестаешь удивляться и задавать один и тот же вопрос: почему страны тогдашней Европы, подвергшиеся агрессии оказывали такое минимальное сопротивление агрессору и сдавались на милость врагу целыми государствами, а то и вообще без всякого сопротивления (Чехия, Польша, Дания, Норвегия, Франция)? Ведь они, по сравнению с нашей страной, жили в тепличных, сытых условиях, и им было, что защищать. Почему французы и англичане, вынесшие на себе все основные тяготы Первой мировой войны, так и не смогли летом 1940 года устроить немцам второй Верден, а может, просто не захотели? Хотя на все эти вопросы, историки давно уже дали подробные ответы, разложили во всех проекциях все выдвигаемые версии, и тем не менее, до сих пор не совсем понятно, почему народы Европы, которые подверглись агрессии со стороны фашисткой Германии, так и не смогли устроить захватчикам свою "оборону Москвы" или свой «Сталинград»? Этот вопрос так и остается без ответа, так как он скорее моральный, а не исторический.

Материал подготовлен на основе статей журнала "Военное Обозрение"

Основные источники:

    http://battle.volgadmin.ru/
    http://www.stalingrad-battle.ru/
    http://victory.rusarchives.ru/index.php … p;sec_id=8
    http://stalingrad70.ru/
    http://stalin-battle.narod.ru/

http://hram-troicy.prihod.ru/articles/view/id/1157406

Junge Welt, Германия

Победа!

02.02.2018
Севим Дагделен (Sevim Dagdelen)

Сталинград: вновь забытый

Сегодня исполняется 75 лет со дня завершения Сталинградской битвы. Остававшиеся еще в городе на Волге, в сегодняшнем Волгограде, войска фашистской Германии и ее союзников капитулировали перед Красной армией. Верховное командование вермахта заявило 3-го февраля, что немецкие войска сражались до «последнего вздоха», однако не смогли воспрепятствовать «сверхсиле» и «неблагоприятным обстоятельствам». Они как «бастион европейской армии» вели борьбу против коммунизма. В такой позиции — если перенести это на сегодняшнюю Россию — немногое изменилось в правящих кругах ФРГ.

Сегодня Россия многочисленными памятными мероприятиями вспоминает победу Красной армии и конец кровавой битвы за Сталинград 75 лет тому назад. Сокрушительное поражение 6-й армии вермахта в городе на Волге 2 февраля 1943 года стало поворотным моментом во Второй мировой войне. На Мамаевом кургане гигантская фигура «Родина-мать» напоминает об этом великом историческом успехе Красной армии. По праву. Победа в Сталинграде была решающим шагом к освобождению европейских народов от нацистской диктатуры. Она вселяла новую надежду в борьбе против фашизма и изменила мировую историю. Это недостойно и позорно, что правительство ФРГ не хочет вспоминать об этом ни единым словом.

Правительство ФРГ не провело ни одного мероприятия — ни накануне, ни в день сегодняшней годовщины этой исторической даты — ни в зарубежных представительствах в России, ни в Германии. В ответ на мой запрос из федерального правительства последовал краткий ответ о том, что «в принципе, ему известно о праздновании в Волгограде», однако само оно ничего не планирует. Ни федеральный канцлер Ангела Меркель (ХДС), ни министр иностранных дел Зигмар Габриэль (СДПГ) и ни президент ФРГ Франк-Вальтер Штайнмайер (СДПГ) не сочли нужным поехать сегодня в Волгоград. Левые являются единственной фракцией бундестага, делегация которой присутствует на военном параде и на вечернем памятном концерте в этом южнороссийском городе и тем самым выступает против этого забвения истории.

Официальное нежелание почтить память павших вписывается в конфронтационную политику США, ЕС и НАТО в отношении России. Оно подходит для продолжающихся дебатов о традициях бундесвера, о том, что это значит, могут ли солдаты вермахта играть свою роль и это подходит к исторической стряпне в отношении роли вермахта в войне на уничтожение, особенно против Советского Союза. Здесь федеральное правительство вновь откатывается на свои позиции. Ибо на вопрос о том, является ли нападение на Советский Союз преступной войной, которую гитлеровская Германия начала без всякой необходимости и планировала ее как расистско-идеологический поход для уничтожения, правительство ФРГ дословно отвечает: «Оценку тогдашних военных действий вермахта как преступление в уголовно-процессуальном смысле следует давать по конкретным случаям. Преступными можно было бы считать действия конкретных лиц, которые нарушали существующее право, особенно военные преступления или преступления против человечности». В другом месте федеральное правительство дает следующую оценку: «Моральная оценка службы отдельных военнослужащих вермахта может производиться лишь на основе принципа индивидуальной ответственности».

Это звучит как историко-политическое кредо. Атаки вермахта на Сталинград были преступлением — как и все другие военные действия нацистского вермахта в рамках войны на уничтожение против Советского Союза и его граждан. Тут не может быть никаких «конкретных случаев».

Напомним: сам Гитлер еще в марте 1941 года, до нападения на Советский Союз,  призвал своих генералов вермахта вести «войну на уничтожение». Жертвами этой преступной войны стали свыше 27 миллионов граждан Советского Союза. Немецкий исторический музей, который правительство ФРГ безусловно может рассматривать как институт вне подозрений, пишет о нападении на Советский Союз: «Национал-социалисты исходили из социал-дарвинистского представления о  естественной «борьбе за существование» народов и рас. Советский Союз считался носителем «еврейского большевизма» и непосредственной угрозой германскому рейху. С национал-социалистской точки зрения, борьба превосходящей «арийской расы» против советских «недочеловеков» была неизбежной». А далее говорится: «Поход на Восток был разработан с самого начала как мировоззренческая и расово-биологическая война на уничтожение. На первом месте стояли захват «жизненного пространства», а также экономическая эксплуатация захваченных земель и проживающих там людей для использования их в качестве принудительных рабочих. С самого начала было предусмотрено уничтожение еврейского населения и руководящих кадров Советского Союза».

Битва за Сталинград, сегодняшний Волгоград, была крупнейшим сражением во Второй мировой войне. Она продолжалась с 17 июля 1942 года до 2 февраля 1943 года. Страдания и потери были неописуемы — с обеих сторон. Всего лишь в результате бомбардировки немецких военно-воздушных сил с использованием 600 самолетов 23 августа 1942 года погибли от 40 до 90 тысяч человек. Ожесточенные бои велись за крупные оборонные заводы города, где, несмотря на налеты, продолжалось производство для нужд обороны. Согласно российским источникам, во время почти шестимесячных боев за Сталинград погибли 487 000 солдат Красной армии, 650 000 были ранены. Со стороны вермахта и его союзников погибли 300 000 солдат, свыше 90 000 солдат попали в плен. Оттуда возвратились лишь 6 000.

Поскольку правительство ФРГ не желает отметить эту годовщину вместе с жителями Волгограда, фракция Левых в бундестаге пригласила мэра этого южнороссийского города Андрея Косолапова в Берлин. Наряду с беседами в бундестаге 19 февраля в зале Мюнценберг фонда Розы Люксембург в Берлине состоится мероприятие «Итоги Сталинграда: освобождение вместо войны на уничтожение и добрососедские отношения с Россией». Это мероприятие должно перекинуть мост от немецкой вины к немецкой ответственности за добрососедские отношения с Россией и за новую немецкую восточную политику.

Севим Дагделен является заместителем председателя фракции Левых в бундестаге

http://inosmi.ru/politic/20180202/241355552.html
Оригинал публикации: Победа! Sieg!
Опубликовано 02/02/2018 11:48

"СТОЛЕТИЕ"

Сталинградское Евангелие
К 75-летию нашей победы в величайшей битве Второй мировой войны

Валерий Тимощенко
02.02.2018

Победа всегда таинственна. И чем значительнее она, тем загадочнее… Почему Сталинград? Почему здесь момент истины, копьё судьбы, острие той войны? Всю правду о Великой Отечественной и о Сталинграде мы узнаем, наверное, только на Страшном суде. Трудно сегодня представить себе что-то, сколько-нибудь похожее на Сталинград того времени. Может быть, Сирия... Мосул или Алеппо, которые так же чудовищно разрушены, правда, там не бывает мороза за сорок. Или Донецкий аэропорт...

Война – не шахматы, и сколько бы ни спорили историки и политики о событии, какие бы альтернативные цифры ни приводили, правда всегда будет где-то рядом. Кто знает, может быть, ближе к ней современные боевые офицеры, которые командовали ротами и батальонами под огнём, которые могут примерить на себя те сталинградские боевые эпизоды, представить, как бы они действовали в той ситуации. Наверняка совсем иначе, чем мы с вами, они могут прочесть журнал боевых донесений зимы 42-43-го. Может быть, они смогут понять для меня непостижимое: почему лучшие армии вермахта не смогли окончательно взять город, когда в наших руках оставалась его десятая часть, а до Волги было 200 метров...

Как могло случиться, что немцы, сверхрациональные воины, за один дом в центре города в течение одного дня клали по пять пехотных батальонов.

Чтобы перейти на другую сторону улицы, им порой нужно было 28 дней, а чтобы взять квартал – 38, в то время как за те же 38 дней они завоевали всю Францию…

Чем более абсурдными кажутся события, тем более глубокий смысл в них таится. Просто мы его пока не уяснили.

В 41-м перед нами – действительно сильнейшая армия мира, у которой за плечами два года бесценного боевого опыта. Монстр, терминатор. Непобедимый, неубиваемый. Да, мы остановили его под Москвой, впервые за два с половиной года. Остановили, отбросили. Но еще не победили. А до нас пали все: Франция, Польша, Чехия, Нидерланды... Европа разбита вдребезги. А потом снова аккуратно собрана из осколков, и уже служит Гитлеру. Все работают на него. Делают ему самолеты, танки... Гитлеровский Европейский союз – второй после наполеоновского – организованно атакует нас.

Все союзники рейха – Италия, Венгрия, Румыния, Финляндия, Словакия, Хорватия спешат к дележу русского медведя, еще не убитого. И тут... Неудача под Москвой. Мир затаил дыхание. Неужели это возможно: остановить терминатора?

На момент подхода к Сталинграду они поставили на колени полумиллиардную Европу, воюют в Африке, держат Атлантику. У них даже сомнений нет в том, что что-то пойдет не так. Да, под Москвой откатились и приняли решение – второго наступления не будет, русские именно этого ждут, атаки на центр. Нацистам ведь не Москва нужна, и даже не Россия как таковая. Мы – только ступенька к их власти над миром. Может быть, поэтому они делают этот блестящий, убийственный, непредсказуемый для нас ход – переносят центр войны на юг. Кавказ, Ближний Восток, Афганистан, Индия.

Нет сомнений: если бы Гитлер взял Сталинград осенью 42-го года, Турция втянулась бы в войну. Тогда с Кавказом можно было распрощаться. Кавказ – это нефть, кровь войны. Если они перережут эту нефтяную вену, мы просто умрём от потери крови. Остановятся танки, и самолеты не взлетят. На тот момент, как известно, в Советском Союзе нефть добывалась только на Кавказе и через Сталинград распределялась в центральные районы страны.

А ещё – это единственный пункт, где действует стратегическая переправа – последняя надежда несчастных бесчисленных беженцев. И сюда же со всех сторон отчаянными усилиями везут эвакуированное оборудование. Пока заводы не заработали в полную силу за Уралом, сердце священной войны – здесь, на Мамаевом кургане. Больше половины наших танков Т-34 производят именно в Сталинграде. Снаряды, мины, авиабомбы... Танки Т-60. Только за первую половину 42-го из заводских ворот их вышло 1500.

Мы, понятное дело, рассчитывали, что удержим город. Немцы не сомневались, что пройдут. В итоге эвакуации практически не было, максимум сто тысяч. Основная часть населения осталась, люди строили укрепсооружения, работали на заводах.

Конечно, в эти же летние дни не только на Волге, по всей стране шла тяжелейшая война, и были сотни «Сталинградов», о которых мы просто ничего не знаем.

Например, в Новороссийске батальон морской пехоты в 500 человек на какое-то судьбоносное время удержал целую 18-ю армию генерала Клейста. Они остановили неостановимое движение вермахта на Юг. Как когда-то, в античные времена, 300 спартанцев. Разве что греки погибли все, а здесь из пятисот осталось пятьдесят десантников.

Но немцы так и не прошли вдоль моря в сторону Сочи, и дальше – на Баку, и Новороссийск не взяли до конца. Больше года шли бои на этой самой линии.

Наверное, в этом суть 42 года. Где-то 500 безвестных героев десантников сдерживают целую армию, а где-то 240 тысяч молодых жизней бездари преступно кладут в одни и те же дни 1942 года...

2 мая началось наше наступление на Харьков, исход которого был жизненно важен для Сталинграда. Инициатива, как известно, исходила от Никиты Хрущёва, члена Военного совета фронта. Сталин поверил маршалу Тимошенко и Хрущеву. Генералы Жуков, Василевский, начальник Генерального штаба Шапошников отчётливо видели, что разведка толком не проведена, наступать на Барвенковский выступ очень рискованно. Они видели готовую к атаке сотню дивизий врага, но не смогли переубедить Верховного. Возражали, но как-то робко. Ведь, в конце концов, кто они? Да просто бывшие царские офицеры. Жуков – унтер, дважды Георгиевский кавалер, Василевский – штабс-капитан с огромным боевым опытом, Борис Шапошников – полковник, кавалер ордена Святого Владимира, командир Донской казачьей дивизии. Хрущёв же – профессиональный революционер, близкий товарищ Сталина по партии, первый секретарь ЦК ВКП(б) Украины. Наверное, самый беспощадный борец с врагами народа, в 30-е годы он 150 тысяч партийцев пустил под нож. В начале 42-го такому не очень-то возразишь.

Харьковское сражение – трагическая авантюра весны 42-го – было проиграно, в значительной степени, из-за бездарной подготовки и разведки. 29-го мая Сталин телеграфировал Тимошенко и Хрущёву, что в течение каких-нибудь трёх недель Юго-Западный фронт благодаря своему легкомыслию не только проиграл наполовину выигранную Харьковскую операцию, но и успел отдать противнику 18–20 дивизий. И добавил, что если бы они сообщили стране во всей полноте о той катастрофе, которую пережил фронт и продолжает переживать, то с ними поступили бы очень круто.

Стоит ли говорить, что никуда они так и не сообщили, и круто с товарищами по партии не поступили. Несмотря на сотни тысяч пленных и около двухсот тысяч потерь.

Но и в тех безнадёжных боях кто-то всё-таки дрался на смерть, до конца.

Немногие знают, что именно здесь, под Харьковом, героически сражался, получил ранение командир пулемётного взвода Сергей Извеков – будущий Патриарх Московский и всея Руси Пимен.

Заваленный после взрыва, вместе со своими бойцами он больше суток пролежал под землёй. По сути, в могиле, из которой его подняли товарищи. А ведь совсем недавно, в 36-м, он, молодой монах, не отрёкся от веры, отбывал срок в ГУЛАГе, строил канал Москва–Волга, чудом вернулся живой. Уж он-то понимал всё: и про Хрущёва, и про Сталина, и про весь «красный эксперимент» над Россией – но, тем не менее, пошёл на фронт, в самое пекло, уже будучи монахом. Сергей эвакуирован в госпиталь. Четыре месяца между жизнью и смертью. Идеальное время для молитвы. Но видно, нужен он еще был на земле. Выжил – в тыл, на переформирование – и снова в бой. Да, был у нас такой Патриарх. Может, и в его судьбе – тайна Сталинграда, тайна Победы.

Харьковская трагедия, наверное, последний триумф вермахта. И, надо признать, Хрущёв ему очень поспособствовал. Хрущёв – под Харьковом, Лев Мехлис, один из организаторов массовых репрессий в Красной армии – на Крымском фронте, Ворошилов – в Ленинграде. Результат везде один – катастрофа. Везде, где пытались командовать профессиональные революционеры – сотни тысяч потерь, полная утрата стратегической инициативы, с таким трудом, такой кровью вырванной у врага под Москвой.

Очень показательно, что никто из них не пострадал. Так, слегка пожурили… А может, всё дело в том, что сама доктрина революционной войны оказалась пустым звуком. Таких потерь, такого поражения, как летом 41-го, не знала история российской армии. Видно, не с руки русскому человеку воевать и умирать за Третий интернационал и мировую революцию. Хотя нет, умереть можно – победить нет.

От начала Великой Отечественной до Сталинграда всего лишь год с небольшим, но мы должны понять, что здесь уже воевала другая армия, новая, молодая. Тех, кто готовились в 1939–40 гг. и пели «если завтра война, если завтра в поход», уже не было на свете, с июня по сентябрь 41-го они практически все погибли или были взяты в плен. Вечная им память! Именно Сталинград – перелом, переход от войны революционной к войне Отечественной. И похоже, Сталин это понял.

14 августа в Москве во время переговоров с англичанами и американцами он сказал послу США Гарриману: «У нас нет никаких иллюзий, что они воюют за нас, большевиков. Они сражаются за свою матушку – Россию».

Так и сказал: они и мы.

Самое печальное, что противник нанёс нам поражение под Харьковом, практически не используя те силы, которые он приготовил для решающей атаки на Сталинград. 6-й армией вермахта командует Фридрих Паулюс, несомненно, военный гений Рейха, один из авторов плана «Барбаросса», дьявольски умный противник. Пришло время ему самому воплотить в жизнь свои идеи здесь, под Сталинградом, на острие атаки. Нужно признать – у Паулюса нет необходимого численного преимущества для штурма. Наши силы равны, но дело не в количестве танков и бойцов. Самая страшная опасность – их военный интеллект, точность, стальной расчёт, умение молниеносно перебросить и сосредоточить в нужном месте силы. В этой точке, в эту минуту создать подавляющее оперативное преимущество. Собственно, это и есть умение воевать.

Терминатор, идеальная машина для убийства, двинулся на нас.

В Сталинграде в этот момент почти пятьсот тысяч населения. Паулюс знал всё. У него были точные аэрофотоснимки. Как всегда, они рассчитывали на технику, на массированный авиаудар.

23 августа небо над Сталинградом вспыхнуло и опустилось на город. Сначала были сброшены особые зажигательные фосфорные бомбы. Миллиарды кусочков фольгивспыхивали и горели при жуткой температуре. Только затем последовал удар фугасных бомб. Стандартный «Юнкерс-88» нёс примерно три тонны бомб. Это означает, что только за эти три дня враг сбросил на город больше 20 килотонн – больше чем на Хиросиму. Одна из самых знаменитых фотографий войны «Фашист прилетел»: дети в наспех вырытом окопе, с ужасом смотрящие в небо – снята именно в Сталинграде и именно в августе.

Горело всё. Резервуары с нефтью разлились по Волге, и сама Волга горела. Водопровод был уничтожен сразу, тушить пожары было нечем, а город ведь в основном был одноэтажным, деревянным. В эти дни стояла сорокаградусная жара. Есть свидетельства, что массовые пожары в Сталинграде вызвали огненный смерч, торнадо, примерно такой, что возник после англо-американской бомбардировки Дрездена, спустя три года, в 45-м.

А тогда, в Сталинграде августа 42-го, живые люди вспыхивали, как бумажные фигурки, и сгорали на глазах у солдат. В первый день погибло, сгорело в огне около пятидесяти тысяч, в подавляющем большинстве, женщин и детей.

Если у кого-то из бойцов были обиды на советскую власть, а были они у многих, это разом отошло на второй план. Всё, смерть врагу! Сгоревший, как свеча, ребёнок остался в памяти, отпечатался на сетчатке глаза. Вы дорого за это заплатите! За Волгой для нас теперь земли нет!

Практически одновременно с авианалётом враг переходит в наступление по всей линии фронта. Ближе к центру атаки врезается 4-я танковая армия Гота, а лучшие ударные части 6-й армии атакуют северный фланг. На этом очень узком пространстве у них многократное преимущество. Несмотря на грамотное сопротивление защитников города, нацисты прорывают фронт, отчаянно пытаясь закрепиться в районе городского рынка. До Волги им рукой подать. Но город держится, Паулюс ожидал большего. Танковый удар такой силы на крошечном участке фронта должен был рассечь оборону русских, чтобы потом, как всегда, добить их по частям. Тем не менее, штаб Паулюса видит отчётливо: падение Сталинграда – дело нескольких дней. Вспомним, что немцы только что взяли Краснодар и Ростов – не менее крупные города. Взяли практически в недельный срок. Их уверенность, и даже эйфория вполне понятны.

Всего год назад гитлеровцы взяли Францию за тридцать восемь дней. Мало кто задумывался, что до Сталинграда они ни один город по-настоящему не штурмовали. Задержались ненадолго у Брестской крепости, оставили её в тылу, и пошли дальше. Потом остановились перед сравнительно небольшим Смоленском почти на месяц. Возможно, именно из-за этого немцы вовремя не подошли к Москве. Но, как видно, серьёзных уроков они из всего этого не вынесли. А Сталинград был необычным, очень протяжённым вдоль реки городом. Немцы хорошо воевали на широком фронте, используя свою потрясающую мобильность и сокрушительные танковые клинья. Здесь же, на Волге, их ждала новая диспозиция. И они не могли до конца просчитать, как будут развиваться события.

Однако для нас ситуация была жуткой, смертельной. Непостижимым чудом моряки волжской флотилии, передовые батальоны 62-й армии, резервные части 13-й гвардейской дивизии остановили врага. В какой-то момент только ввод в бой дивизии Родимцева с ходу, сразу после форсирования Волги, спас город от неминуемого захвата врагом.

Бойцы, помнящие огненный ад 23 августа, заживо сгоревших детей, контратаковали уже совсем иначе. Не так, как под Харьковом. Их упорная, ровная ярость изменила ход сражения.

Но Паулюс пока спокоен, у него абсолютное преимущество и в авиации, и в танках, и в радиотехническом оснащении. Они мгновенно пеленговали любой наш штаб, едва только он выходил на связь, и уничтожали его тонными бомбами.

Такой бомбой был разбомблен штаб генерала Жолудева, а сам Жолудев погребён под завалами. Кто-то из бойцов сориентировался, и они мгновенно просунули им трубу для воздуха. Через неё было отчётливо слышно, как офицеры под завалами пели казачьи песни. «Любо, братцы, любо!..», а не «Вихри враждебные веют…». Их откопали живыми, и уже через несколько часов генерал Жолудев снова руководил боем.

Легендарная 62-я армия... Командующим назначен генерал Василий Иванович Чуйков. В недавнем прошлом – военный дипломат в Китае, умный, тонкий, но пока ещё мало кому известный командир. Неожиданно для всех он перемещает свой штаб вплотную к противнику. Гитлеровцы знали об этом, и не верили своим глазам. Ведь если погибнет штаб, погибнет и армия, лишившись управления. В 200 –300 метрах от боевого соприкосновения находился штаб армии, а рядом с ним командный пункт командира полка. Невооружённым глазом офицеры видели, как воюют их бойцы, и молниеносно руководили боем.

«Ближе к огню, ребята, ближе к противнику! В этом наша победа, в этом спасение!».

Враг увеличивает количество вылетов, их снова до двух тысяч в день. Но во время одного из налётов бомбардировщик люфтваффе по ошибке поразил штаб собственного 339-го пехотного полка. Погибли практически все старшие офицеры. Это разведчики 13-й дивизии, захватив у немцев сигнальные ракеты, дали немецким лётчикам целеуказания в ложном направлении.

Мы не знаем, к кому первому пришло пронзительное понимание – если до врага меньше 50 метров, ты неуязвим. Его огневое, авиационное, артиллерийское преимущество теряет смысл, поскольку он вынужден бить по своим. И тогда всё решает ближний, стрелковый, наш рукопашный бой.

Было много споров, кто всё-таки придумал тактику штурмовых групп: Чуйков или кто-то из его генералов. Но опытные современные боевые офицеры понимают – это солдаты придумали. А генералы, по счастью, смогли вовремя увидеть и взять на вооружение это народное творчество.

Понятно, что управлять большими подразделениями в таких условиях трудно, невозможно. В первую очередь, из-за отсутствия надёжной связи. У штурмовых же групп, как говорили командиры рот в Афганистане, Чечне, Боснии, должна быть «коленно-локтевая связь», всё решают секунды, физическая подготовка и мастерское владение оружием. Бойцы брали с собой максимальное количество гранат и ножи. Даже автоматный огонь в такой тесноте малоэффективен. Гораздо надёжнее был бросок гранаты: две-три в каждую комнату, и потом уже врываться. Эту тактику много лет спустя использовали наши подразделения в Афганистане.

Штурмовая группа – максимум 8–10 человек. Каждый бой, каждый штурм неповторим. И полагаться, ясное дело, можно только на себя. В такой войне может воевать только по-настоящему свободный человек, каждый солдат – сам себе генерал. Свободный человек, который воюет не за страх, а за совесть, который не станет делать «самострел», а будет сражаться упорно, отчаянно, творчески, понимая, что должен не погибнуть геройски, а выжить и победить.

В конце сентября бои полностью переместились в город, шли за каждую улицу, за каждый дом. Противник сумел сосредоточить войска на главном направлении, вопреки привычным правилам массово используя бронетехнику. Мы явно уступаем в численности и огневой мощи, части нашей 62-й армии вынуждены отступать. Немцы врываются в центр, выходят к Волге и, наконец, добиваются своего – рассекают нас на части. Теперь три изолированных острова нашей обороны сражаются порознь.

Наверное, это был самый страшный, критический момент сталинградского сражения, а может быть, и всей Второй мировой войны. Ценой безумных потерь танки и мотопехота врага выходят к нам в тыл с севера, добиваясь оперативного окружения. Но вопреки привычной логике бойцы армии Чуйкова контратакуют беспрерывно, в полном окружении продолжают успешно сражаться небольшие подразделения, а иногда и просто одинокие бойцы. В этот момент в наших руках осталась десятая часть города. Но на этом островке каждый дом стал легендой. Знаменитый опорный пункт обороны «Дом Павлова» – просто один из них. Рядом был дом Заболотного, и ещё много безымянных крепостей.

На участке фронта в 4 километра немцы сосредоточили две танковые и две стрелковые дивизии. Они отчаянно пошли на прорыв... Но у них ничего не получилось. Почему?

В Сталинграде появилось новое тактическое понятие: не окружение, а круговая оборона. Для сегодняшних десантников это, в какой-то степени, логичный вид боевой работыв тылу врага. Высаживаясь в тылу врага, они получают боевую диверсионную задачу и выполняют её, точно зная, что враг будет их неминуемо преследовать, и они, отступая к фронту, постоянно будут находиться в круговой обороне.

Один из ветеранов войны, сталинградец, рассказывал мне, что в самые тяжелые дни их кормили горячей пищей три раза в день. И они понимали, что не брошены, что должны думать только о боевой работе. Опорные пункты нашей обороны держались не только на героизме и самоотверженности бойцов, но и на потрясающе стройной и точной системе уничтожения врага, которая строилась, прежде всего, по вертикали, бой шёл одновременно в двух – трех уровнях, на точном, исчерпывающем знании всех подходов к зданию, на тщательной сапёрной и минной работе, на мастерстве корректировщиков арт-огня и снайперов.

Проще всего сказать, что здесь проявился русский характер, который дал нам возможность победить. Характер, помноженный на точный расчёт и невиданное до этого дня взаимодействие всех родов войск.

И одинокие дома держались по 60 дней в полном окружении, под ураганным огнём. Дом Павлова – это неопровержимый факт военной истории. На подступах к нему погибло больше фашистов, чем при взятии Парижа.

Один из таких же домов оборонял лейтенант с простым именем Иван – будущий Герой Советского Союза. И будущий архимандрит Кирилл – величайший духовный авторитет Русской православной церкви. Духовник трёх патриархов. Один из них – Патриарх Пимен, тот самый Сергей Извеков, командир пулемётного взвода под Харьковом.

Отец Кирилл – лейтенант Павлов рассказывал, что на развалинах дома в Сталинграде он нашел разорванное после взрыва Евангелие, собрал его по листочкам и читал между атаками врага. Вернулись силы, и успокоилась душа. А потом он пронёс Евангелие в солдатском вещмешке через всю войну, брал Будапешт и Прагу, дошёл до Порт-Артура. Советский прозаик Василий Гроссман писал: «На войне русский человек надевает белую рубаху на свою душу. Он живёт в грехе, но умирает, как святой». На фронте помыслы и чувства людей чисты, им даже свойственна монашеская скромность... Мы вновь объединились, собрались, как то сталинградское Евангелие, и что-то таинственное, грозное, спасительное родилось зимой 42-го в руинах этого города.

Снайперы всегда были сильной стороной вермахта. Но мы противопоставили врагу свою особую снайперскую тактику, ничуть не менее изощрённую. Советские снайперы наводили ужас на немецких солдат. Наверное, самым знаменитым из них был Василий Зайцев – уральский охотник, создавший свою собственную школу снайперов. Его учеников так и называли – «зайчатами». Такого упорного, жестокого противостояния двух мощных снайперских школ, пожалуй, не было во всей мировой военной истории. В Сталинграде практически не было мёртвых, безопасных зон, он простреливался насквозь. Жуткое, смертельное пространство. Снайперские дуэли стали обычной боевой практикой. Из Германии в Сталинград ехали лучшие снайперы, часто старшие офицеры, орденоносцы. Ехали с конкретной целью – уничтожить самых результативных советских стрелков: Зайцева, Ильина, Пассара, Чехова. Алексей Чехов писал:

«Фрицы поначалу вели себя вольготно. Меняли передовую группу, отправляли на отдых. В обед прекращали огонь, часто кричали нам: “Рус, не стреляй, пошли обедать”. Неделю я ждал, понял их распорядок и передвижение. И в один день всех перестрелял».

С тех пор немцы поняли – шутить на этой войне больше уже не получится.

Снайпер – это не просто машина для убийства. Это своего рода стратег, который понимает, что для солдат противника необходима вода и еда. Поэтому снайпер, случалось, выискивал тех, кто несёт на передовую еду, а ещё важнее – питьевую воду. Василий Зайцев говорил, что он, бывало, три дня держал солдат противника под прицелом, вынуждая их пить воду из лужи. В итоге немцы батальонами ложились от дизентерии.

Всё с большими потерями врагу удавалось продвигаться вперёд. И наконец наступил момент, когда страшный терминатор вермахта остановился. Лейтенант немецкой 14-й танковой дивизии писал: «Мы уже 15 дней сражаемся за один дом. Десятки тел наших товарищей разбросаны в подвалах и на лестницах. Линия фронта проходит по коридору между обгоревшими комнатами. Мы обмениваемся с русскими бросками ручных гранат. Всюду взрывы, дым, потоки крови. Спросите у моих солдат, что значит полчаса рукопашного боя. И представьте себе Сталинград. 80 дней и 80 ночей рукопашных боёв. Расстояния измеряются не метрами, а телами. Сталинград – не город, а огромное облако слепящего дыма, гигантская топка. Несмотря на массированные действия дальней артиллерии, выйти из рамок ближнего боя невозможно. Русские превосходят нас в умении маскироваться. Они опытнее в баррикадных боях».

И всё же немецкие солдаты не понимали, почему изменилась война, ведь всего несколько месяцев назад они тысячами косили из пулеметов растерянных, отчаявшихся солдат, пока не раскалялись стволы. Они всё ещё воевали с той, уже не существующей, армией 41-го года.

Поразительно, но наши прямые боевые потери с немцами сходятся практически до единиц. Они равны. Но для гитлеровцев, вся энергия которых была в осознании себя представителями высшей расы, прежде всего, в воинском смысле, это было невыносимо, обрушивало всё их мировоззрение.

Паулюс и его генералы не могли поверить, что не способны взять эти острова обороны. В конце концов, это всего лишь сотни метров, отдельные дома. Весь их прежний победный опыт восставал против этого. Что-то происходило в этих руинах, что не укладывалось в их понимании, чего не постигал их железный немецкий расчёт. Да нет же, ещё чуть-чуть, ещё день-два и они сбросят 62-ю армию в Волгу. Эта уверенность, боевой азарт, надменность стали для них роковыми. Точка невозврата, когда ещё можно было отступить, вывести большую часть дивизий в резерв, перегруппировать их, была пройдена.

Они увлеклись и вовремя не отступили, когда сзади за ними смыкались клещи. Как известно, задолго до этого Генштаб – генералы Жуков и Василевский – разработали план окружения противника. Но после провальных наступлений Хрущёва и Мехлиса на Украине и в Крыму практически невозможно было убедить Ставку и Верховного главнокомандующего пойти на такое масштабное наступление. Однако план был. Просчитанный до мелочей, но и всё равно рискованный, потому что главным в нём был даже не Божий дар будущих маршалов Победы, а то, что бойцы Чуйкова и Родимцева не сдаются и не погибают. Продолжают упорно, яростно биться, сковывая в ловушке горящего города огромные силы противника. Но хватит ли человеческих сил, ведь если они не выдержат, отступят, ничего у Жукова не получится, и операция «Уран», и план «Кольцо» так и останутся на бумаге.

Но пока одинокий боец, русский деревенский парень Иван Павлов держит оборону, надеясь только на себя и материнскую молитву, всё ещё возможно.

В записках генерала Родимцева мы читаем, что где-то в начале ноября защитники города ощутили, что доставка им боеприпасов ощутимо сократилась. Парадоксально, но они этому обрадовались, поняли, что происходит это потому, что где-то за спиной, за Волгой и далеко на флангах идёт концентрация сил и средств для контрнаступления. Поэтому надо перетерпеть, продержаться, тогда выстоим, победим.

За их спинами скрытно, секретно перебрасывались войска, сотни и сотни орудий, танки, тяжёлые миномёты. И наконец, несколько фронтов двинулись синхронно, одновременно – сложнейшая в управлении сверхмасштабная операция. После мощной артподготовки наши фронты перешли в наступление, в конечном счёте ударили в тыл 6-й армии вермахта.

Паулюс приказывает войскам развернуться, идти назад на окраины, чтобы создать новую линию обороны, а значит, прекратить атаки на бойцов Чуйкова, Родимцева, Жолудева, Батюка. Это потрясающее событие! И означало оно, что, положив на пороге дома Павлова десятки тысяч лучших своих солдат, «сверхчеловеки» должны отступить, так и не добравшись до своего противника, не отомстив, не излив свою горечь и злобу.

В считанные часы чудовищная концентрация немецких войск в городе, на острие атаки: две дивизии на километр фронта, двадцать бойцов на метр – всё то, чего они добились благодаря своему отменному тактическому мастерству, вся их сила и ярость непостижимым образом стали их смертью.

Удар дальнобойной артиллерии из-за Волги по немецким войскам в городской зоне был страшен.

23 ноября в районе Калача замкнулась окружение, соединились войска, и теперь кольцо только сжималось. Гитлеровцы, в том числе и те, кто был на окраине, в резерве – повара, обозники – вынуждены были отступать, собираться в огненную воронку, стягивая силы к выжженному, ими же стёртому с лица земли Сталинграду. Нам пока не удаётся рассечь 6-ю армию, но её запасы продовольствия, боекомплект – стремительно тают. Они замерзают, умирают от болезней, погибают под жутким артогнем. Попытка фельдмаршала Манштейна деблокировать 6-ю армию провалилась. Все его атаки отбиты. И наконец 62-я армия генерала Чуйкова, которая столько дней билась в обороне, переходит в наступление.

Враг разгромлен и обезоружен, 6-я армия сдалась, в том числе и Фридрих Паулюс, которому Гитлер только что присвоил звание фельдмаршала. В плен попали 22 генерала. На стене подвала городского универмага, где располагался их штаб, они не написали «Умираю, но не сдаюсь», не бились до последнего патрона. Это была полная победа, чистая. Они ведь не трусы, солдаты и генералы, и доказали это в бою. Почему же они сдались? Думаю, что-то в этом сражении было такое, что они, согласились, приняли нашу победу. Это очень дорогого стоит.

Что-то рождается наверное в человеке в такой тяжёлой ситуации, то, что философы называют вторым рождением. Сталинград – это второе рождение и русского солдата, и целой армии, и страны.

Лёд и пламя Сталинграда: август и февраль. Летом 42-го сто тысяч мирных жителей Сталинграда сгорели заживо. Через полгода ровно столько же – сто тысяч солдат Паулюса превратились в лёд, замёрзли в полях под Сталинградом.

Несомненно, это был переломный момент и в войне, и в истории XX века. В самом подлинном, высоком смысле этого слова. Победа – одна на всех. И страна вновь собралась, как то Евангелие, что собрал в окружённом доме Иван Павлов. Мы вновь братья и сёстры. Не только в речах вождей и на бумаге, а в реальном бою.

Война изменила свой цвет. После Сталинграда мы уже шли только на Запад. Позади была Волга, а впереди – только чистые победы: за Днепром, за Вислой, за Одером.

http://www.stoletie.ru/territoriya_isto … je_259.htm