Неуютно быть литературным недругом Набокова; в этом убеждают и его романы, и еще более - курс лекций, прочитанный им в Корнеллском университете96. Это просто парад передергивания и жестокости. Профессор Набоков читал лекции, ни на йоту не отступая от заранее написанного текста, прерываясь только для того, чтобы нарисовать на доске цикаду (по поводу новеллы Ф. Кафки "Превращение"), и заставляя Достоевского "провести пренеприятные четверть часа": ведь это "писатель третьего ряда", барометр, показывающий приступы сентиментальной бесхребетности. Когда Уилсон заставил Набокова прочесть Жана Жене, тот поначалу восхитился тем, как написаны некоторые откровенные сцены (ибо, по собственному признанию, любил "непристойные книги"), но вскоре услыхал слабые "раскольниковские нотки" - и тут же вынес книге и автору смертный приговор.

Тщетно Уилсон пытался приобщить "непросвещенного" русского сочинителя к творчеству великих современников: Андре Мальро, например, был отвергнут с жестоким смаком - Набоков включил его в члены "Всемирной Компании Общих Мест". Уилсон, добрый американский романтик-либерал, увлекался Горьким и революционной литературой, а его собеседник, прочитавший все это, разумеется, в оригинале, не выносил ни "вязкой массы Гончаровых-Аксаковых-Салтыковых-Лесковых" (то есть всего русского реализма), ни "дряни, которая уже в течение 26 лет издается в России". Есть, конечно, "дюжина читабельных рассказов", но, "отыскивая эти съедобные кусочки среди нечистот, вы уподобляетесь бродяге, роющемуся в помойке". Набоков, в противоположность Уилсону, был начисто лишен университетской литературной терпимости: книга либо становится настольной, либо отправляется в мусорную корзину! Он не любил литературных "середняков", добросовестных поденщиков. Напрасно Уилсон огорчался и пытался отстоять свое мнение: Фолкнера Набоков отверг за "библейское урчание в животе", Генри Джеймса обозвал "бледной бессильной морской свиньей, с тошнотворными общими местами", Томас Элиот, Блок ("парусное суденышко, которое мальчик с "Пьяного корабля" пускает в плавание по канаве"), Пастернак ("Доктор Живаго" -роман, написанный горничной) -все они, сами того не подозревая, оказываются продолжателями папаши Гюго и обходятся с нами, как Жан Вальжан, укравший подсвечники у доброго епископа...

Иногда Уилсон одерживает победу, ибо в своих пристрастиях Набоков столь же пылок, сколь и в неприязни: "Холодный дом" Диккенса становится одной из его любимых книг; однако Набоков ведет с Уилсоном пространную полемику о неточности в деталях (самый страшный и непростительный грех): Уилсон читает повесть "Машенька" (1926) и одобряет ее, но сомневается, чтобы герои могли предаваться любви прямо в одном из берлинских такси, да еще на полу. Набоков клянется, что все это чистая правда, что он самолично опросил в Берлине многих таксистов (все они были русскими эмигрантами). Другой пример: в статье о "Евгении Онегине" Уилсон совершенно неверно истолковал дуэль Ленского и Онегина, представляя ее себе по кино или комиксам, то есть по схеме "отвернитесь! сходитесь! стреляйте!" Виновный в такой ужасной оплошности получил строгий нагоняй в форме лекции о дуэлях, с приложением рисунка. Многие из этих сочных, живых фрагментов вошли в примечания к переводу "Онегина" (а сами примечания слагаются в еще один роман Набокова) и в "Другие берега". Среди бесчисленных набоковских игр напомним о страсти переделывать русские названия на "colloquial English", разговорный английский, например: "my translation of You-gin One-gin"97 (имя и фамилия героя преобразованы в приглашение выпить, с которым один университетский сноб обращается к другому: "Юджин, как насчет стаканчика джина?"). Ги (Guy) де Мопассана Набоков награждает восклицанием: "What a guy!"98 В одном из романов Мэри Мак-Карти, первой жены Уилсона, появляется русская аристократка по имени Домна. Несчастная писательница! Набоков вразумляет ее: это имя в России дают только поповнам (Симон Карлинский в примечании сообщает: Ребекка Уэст была жестоко осмеяна за то, что выдумала некоего "графа Дьяконова", которого, по словам Набокова, "в России встретить так же легко, как в Англии - графа Пэриш-При").