Ворчалка № 416 от 18.03.2007 г.

Французская манера обслуживания за столом, которая весьма сильно отличалась, как от российской, так и от тех обычаев, которые он наблюдал в Польше и в Германии, вызвала у Фонвизина особенно сильное раздражение и позволила ему сделать еще несколько осуждающих выводов о французах.

Ведь каждое застолье, с точки зрения Фонвизина, начиналось вполне благопристойно и разумно:

    "Как скоро скажут, что кушанье на столе, то всякий мужчина возьмет даму за руку и поведет к столу. У каждого за стулом стоит свой лакей".

А дальше начинаются отличия, причем не в лучшую сторону:

    "...по здешнему обычаю, блюд кругом не обносят, а надобно окинуть глазами стол и что полюбится, того спросить чрез своего лакея. Перед кувертом не ставят ни вина, ни воды, а буде захочешь пить, то всякий раз посылай слугу своего к буфету".

Так что, если у тебя ест свой слуга, то ты сможешь поесть что-нибудь и немного выпить. А если своего слуги у человека нет?

И вот Фонвизин видит душераздирающие картины:

    "...кавалеры святого Людовика, люди заслуженные, не имеющие слуг, не садятся за стол, а ходят с тарелкою около сидящих и просят, чтоб кушанье на тарелку им положили. Как скоро съест, то побежит в переднюю к поставленному для мытья посуды корыту, сам, бедный, тарелку свою вымоет и, вытря какою-нибудь отымалкою, побредет опять просить чего-нибудь с блюд. Я сам видел все это и вижу вседневно при столе самого графа Перигора".

Положение у таких людей просто безвыходное, ведь

    "соседа твоего лакей, как ни проси, тарелки твоей не примет",

потому что он обслуживает только своего господина, и больше никому прислуживать не желает.

Поэтому часто Денис Иванович совершает поступки, которые никакому французу и в голову прийти не могли бы:

    "Часто не сажусь я ужинать и хожу около дам, а своему слуге велю служить какому-нибудь заслуженному нищему. Фишер и Петрушка одеты у меня в ливрее и за столом служат. Я предпочитаю их двум нанятым французам, которых нельзя и уговорить, чтоб, кроме меня, приняли у кого-нибудь тарелку".

Описанная выше манера обслуживания столов вызвала у Фонвизина ряд вопросов к хозяевам:

    "Спрашивал я и этому резон; сказали мне, что для экономии: если-де блюды обносить, то надобно на них много кушанья накладывать. Спрашивал я, для чего вина и воды не ставят перед кувертами? Отвечали мне, что и это для экономии: ибо-де примечено, что коли бутылку поставить на стол, то один всю ее за столом выпьет, а коли не поставить, то бутылка на пять персон становится".

Такая мелочная экономия удивляет Фонвизина:

    "Подумай же, друг мой, из какой безделицы делается экономия: здесь самое лучшее столовое вино бутылка стоит шесть копеек, а какое мы у нас пьем — четыре копейки. Со всем тем для сей экономии не ставят вина в самых знатнейших домах".

Впрочем, кое-что достойно похвалы и у французов:

    "Поварня французская очень хороша: эту справедливость ей отдать надобно..."

И сразу же следует суждение противоположного знака:

    "...но, как видишь, услуга за столом очень дурна. Наша мода обносить блюда есть наиразумнейшая. В Польше и в немецкой земле тот же обычай, а здесь только перемудрили".

Просто жадины, эти французы!

Поэтому Денис Иванович с удовольствием сообщает своей сестре:

    "У нас все дороже; лучшее имеем отсюда втридорога, а живем в тысячу раз лучше. Если б ты здесь жила так, как в Москве живешь, то б тебя почли презнатною и пребогатою особою".

Фонвизин все время в заметках к сестре и близким не перестает удивляться скаредности французов. Однажды он среди бела дня вернулся в дом, где они остановились. И вы представить себе не можете, что он там увидел! Хозяйка дома, маркиза, между прочим, вместе с сыном сидела на кухне и обедала вместе с прислугой. Кошмар! Свое недостойное поведение маркиза объяснила тем, что дрова у них очень дороги, и из экономии она решила пообедать на кухне, где огонь уже был разведен, и не топить в столовой. Ведь маркиза только на отоплении кухонного очага несет большие убытки.

Денис Иванович был этим искренне возмущен и удивлен:

    "Правда, что дрова здесь в сравнении нашего очень дороги: я за два камина плачу двадцать рублей в месяц; но со всем тем в Петербурге, гораздо больше печей имея, больше еще на дрова тратил и не разорялся".

Фонвизин же и в Монпелье постоянно топит камин в своих апартаментах, из-за чего французы считают его весьма знатным и богатым русским вельможей.

С особой гордостью Денис Иванович пишет в Россию и о том, что его скромные по российским меркам одежда и украшения вызывают у французов и зависть, и восхищение его богатством:

    "Перстень мой, который вы знаете, и которого лучше бывают часто у нашей гвардии унтер-офицеров, здесь в превеликой славе. Здесь бриллианты только на дамах, а перстеньки носят маленькие. Мой им кажется величины безмерной и первой воды. Справедлива пословица:

        "В чужой руке ломоть больше кажется".

Что уж говорить о его собольем сюртуке или горностаевой муфте, которые вызывали у каждого француза желание их погладить. Еще бы, ведь и у самого графа Перигора нет собольего сюртука!

Постоянно посмеивается Фонвизин над легковерием и невежеством французов, правда, с оговорками:

    "Я думаю, нет в свете нации легковернее и безрассуднее. Мне случалось на смех рассказывать совсем несбыточные дела и физически невозможные; ни одна душа, однако ж, не усомнилась; только что дивятся. Описывая сих простаков, говорю я о большей только части людей, ибо здесь хотя мало, однако есть очень умные люди, кои, чувствуя неизреченную глупость своих сограждан, сами над нею смеются и заодно со мною рассказывают небылицу".

Из таких рассказов и оценок может сложиться такое впечатление, что любой русский мещанин, не говоря уж о дворянах, являет собой чуть ли не образец образованности и богатства.

Но мы-то с вами, уважаемые читатели, знаем, что это было совсем не так. Да и сейчас образованность граждан России начинает вызывать уныние, так как средний уровень их знаний неуклонно снижается. Особенно это заметно на примере географии, которую в современных школах уже давно почти перестали преподавать. Раньше мы любили издеваться над видными иностранцами, которые путались в городах и странах. Но теперь и наши граждане стали не лучше. Недавно случайно наткнулся на какой-то конкурс для самых умных школьников, так девушка на вопрос о том, в какой стране находится Болонский университет, сказала, что во Франции. Случайность? Совсем нет. Несколько лет назад наши знатоки в передаче "Что? Где? Когда?" не смогли перечислить всех скандинавских стран. Если и раньше в этой передаче географические вопросы были редкостью, то после такого казуса они и вовсе исчезли. Мне кажется, что этой передаче уже пора сменить название, так как и вопросов "Когда?" участникам почти не задают.
Впрочем, я сильно отвлекся и хочу вернуться к Фонвизину.

Дениса Ивановича поразила убежденность французов в том, что они являются первой нацией в мире. Ведь если француз хочет похвалить чужеземца, то он с похвалой скажет ему, что тот совсем не похож на иностранца.

А сами-то, что собой представляют? Смех один:

    "Мы приметили, что здесь женский пол гораздо умнее мужеского, а притом и очень недурны. Красавиц нет, только есть лица приятные и веселые; а мужчины, выключая очень малое число, очень глупы и невежды; имеют одну наружность, а больше ничего. Все в прах изломаны, и у кого ноги хотя и не кривы (что редко встречается), однако кривит их нарочно для того, что король имеет кривые ноги; следственно, прямые ноги не в моде".

И все это Фонвизин написал, еще не побывав в Париже, впрочем, он уже заранее предубежден:

    "Остается нам видеть Париж, чтоб формировать совершенное заключение наше о Франции; но кажется, что найдем то же, а разница, я думаю, состоять будет в том, что город больше, да спектакли лучше; зато климат хуже".

А посему Денис Иванович делает вывод:

    "Поистине сказать, немцы простее французов, но несравненно почтеннее, и я тысячу раз предпочел бы жить с немцами, нежели с ними".