Россия - Запад

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Россия - Запад » ЗАПАД О СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ » Е.Степанова - Немецкая литература о войне с Советским Союзом


Е.Степанова - Немецкая литература о войне с Советским Союзом

Сообщений 21 страница 32 из 32

21

В романе «Отечество без отцов» озвучивается идея, что обычные солдаты на фронте и обычные женщины в тылу стали жертвами нацистской пропаганды. Ответственность за это несет политическая и военная элита («Вся эта война — забава для верхушки, которая дрессирует обычных людей, чтобы те доставали им каштаны из огня»)42. На фронте совершались преступления, которые Сурминский упоминает и осуждает, но и советская сторона была не лучше, продолжает он. Гибель миллионов советских военнопленных автор объясняет обстоятельствами войны и недостатком средств. Зверства немцев на оккупированных территориях были реакцией на действия партизан, так называемой необходимой самообороной. Страдания русских, украинцев, евреев в романе перекрываются страданиями солдат вермахта и их родных в тылу — именно они становятся главными жертвами военных действий. Что касается самого повествования, то в его центре оказывается не преступная сторона войны, которую немцы ведут в России, а тоска по потерянной Родине (Восточной Пруссии), тяготы, страдания и, в итоге, несправедливая гибель главных персонажей. Не остаются без упоминания бомбардировки союзников и изнасилования немецких женщин солдатами Красной армии. Связь между бомбардировками Германии и тотальной войной, объявленной национал-социалистами, в романе не просматривается.

Личная вина или ее отсутствие зависят в романе Сурминского в основном от случая или иронии судьбы. Автор дает понять, что только путем «героического неповиновения» можно было избежать участия в военных преступлениях. Но, как доказывает историк Кристофер Браунинг, неповиновение не было связано с опасностью для жизни, оно не влекло за собой никакого наказания, и тем не менее случаев отказа от участия в карательных акциях против гражданского населения среди военнослужащих вермахта практически не было. Вопроса об ответственности автор избегает, указывая на то, что война уже сама по себе является преступлением против человечности. Благодаря такому обобщению, Сурминский упускает шанс разобраться с конкретной проблематикой национал-социалистической войны на уничтожение.

0

22

ДИСКУРС О ВОЙНЕ — «ДИСКУРС ЖЕРТВ»?

После бурных дискуссий 1980—1990-х годов, касавшихся, прежде всего, геноцида еврейского народа, фокус исторических дебатов в Германии начала нового тысячелетия сместился от вопроса вины немцев к теме немцев как жертв. Историк Ханс-Ульрих Велер назвал эту тенденцию «новой волной», которая началась с Гюнтера Грасса и его романа о гибели «Вильгельма Густлоффа»43. Несмотря на то что главной темой романа «Траектория краба»44 является бегство немецкого гражданского населения из восточных районов Рейха, Грасс, хотя и не напрямую, затрагивает тему войны на Восточном фронте. «Густлофф» был потоплен советской подводной лодкой, и гибель находившихся на его борту нескольких тысяч человек рассматривается как военное преступление, а капитан советской субмарины Александр Маринеско представлен алкоголиком и полууголовным типом. При этом «Вильгельм Густлофф» был военным кораблем с соответствующими опознавательными знаками (что Грасс упоминает лишь мельком). В книге человеческие слабости Маринеско находятся в прямой связи с тем, что он потопил корабль, на котором было много мирных жителей45.

За последние несколько лет новую волну популярности пережила тема бомбардировок немецких городов авиацией союзников. Впервые о местебомбардировок в коллективной памяти немцев заговорили после эссе Винфрида Георга Зебальда «Война в воздухе и литература», а в 2002 году Йорг Фридрих опубликовал 600-страничную книгу «Пожар: Германия в бомбовой войне 1940—1945», сразу же ставшую бестселлером46. Согласно Фридриху, главным полем битвы Второй мировой войны была Германия, а не СССР или Восточная Европа. Изданный им же фотокаталог представляет собой сжатую версию «Пожара»: пустынные городские пейзажи, штабеля обугленных тел, сгоревший сморщенный труп, сидящий в гротескной позе в ведре47. Умышленно или нет, но эти фотографии повторяют знакомые снимки жертв нацистских концлагерей. Язык, который использует Фридрих, напоминает описания Холокоста: бомбардировщики автор называет «айнзатцгруппами», то есть использует устойчивое понятие, применяемое к немецким специальным отрядам по уничтожению евреев, комиссаров и партизан на Восточном фронте; бомбоубежища становятся у него «крематориями», а бомбежки — «самым крупным сожжением книг всех времен и народов»48.

Из множества так называемых семейных романов, пользующихся популярностью, особое внимание заслуживает бестселлер журналистки Вибке Брунс «Страна моего отца», в котором она рассказывает историю своего отца Ханса-Георга Кламрота, повешенного летом 1944 года вместе с другими участниками заговора против Гитлера49. Настроенный изначально скептически, отнюдь не антисемит, Кламрот тем не менее вступает в НСДАП и в конную СС, при этом он вводит «арийские параграфы» в семейный статут. Дочь вменяет ему эти промахи в вину (в особенности последний), как и неверность в браке и прочие личные слабости. Гораздо мягче она выступает там, где речь идет о вине отца в узком смысле. Знаток нескольких иностранных языков, Кламрот как офицер контрразведки допрашивает партизан в «стране обезьян» (так он называет Советский Союз) в 1942 году и пишет домой: «Чем больше этих выродков подохнет, тем лучше»50. Война — занятие неблагодарное, рассуждает дочь шестьдесят лет спустя, и борьба с партизанами — ее непременная составляющая. Никаких размышлений о расовом характере войны на Востоке и ликвидации гражданского населения под предлогом «борьбы с партизанами» в книге Брунс не ведется.

«Шедевром современной литературы» немецкая критика назвала многотомный проект Вальтера Кемповски «Эхолот». Десять томов объемом в более чем 9000 страниц документируют разные периоды Второй мировой войны (гибель армии Паулюса под Сталинградом, последние месяцы войны, первые месяцы после нападения на СССР и т.д.). Большинство текстов — личные записи, отрывки из дневников, писем обычных людей и знаменитостей, речи Геббельса, заметки Альфреда Дёблина, Поля Валери и Томаса Манна. Каждый день этого «коллективного дневника» оканчивается заметкой польского историка Дануты Чех, которая ежедневно записывала количество новоприбывших узников в Освенциме-Биркенау.

0

23

Сам автор уходит на задний план, его роль заключается в структурировании и отборе материала. При этом он не скрывает своих целей:

Дело, в общем-то, в этом несчастном народе, который идет по жизни, задыхаясь под бременем вины, и что бы он ни делал, все неправильно. Поэтому я принимаю его сторону, чтобы сказать: «Вы вовсе не такие уж и неправильные»51.

Одним из эффектов «коллективного дневника» является реабилитация «маленького человека», который к войне якобы не имел никакого отношения, и сведение ужасов войны до уровня терпимой повседневности. Выбор текстов наводит читателя на мысль, что большинство людей были введены в заблуждение нацистской пропагандой, а вся ответственность лежит на военных и политиках.

Эти примеры иллюстрируют ту смену перспектив, которая начала происходить в немецком историческом сознании после объединения Германии. Во многих «семейных романах» разрабатывается идея прощения «поколения преступников». В книгах и фильмах бегство немцев из восточных провинций Рейха и бомбардировки союзников представлены как немецкая национальная трагедия. Большая роль в этом процессе принадлежит телевидению, и в особенности историческим передачам Второго канала ZDF, которые ведет Гидо Кнопп. «Главный историк» ZDF со своими документальными фильмами и передачами уже несколько лет оказывает сильное влияние на восприятие немцами событий Второй мировой войны и эпохи национал-социализма. Мало дифференцированный подход к выбору очевидцев и их оставленные без каких-либо комментариев рассказы приводят к смещению в восприятии исторических событий. В качестве жертв в передачах Кноппа фигурируют, как правило, немцы. Русские или поляки, которые были выселены немцами в целях освобождения «жизненного пространства», не представляют интереса для автора популярных передач.

0

24

Таким образом, напрашивается вывод о том, что большинство повествований о войне в современной Германии подчеркивают роль немцев как жертв исторических обстоятельств в целом и войны союзников в частности. Во многих фильмах, статьях, телепередачах о войне встречается следующее клише: «Мой отец участвовал в войне и проявил себя при этом только как порядочный человек». Романы о войне часто построены по аналогичному принципу: кто-то из родственников подозревается в участии в военных преступлениях или в симпатиях нацистам, но в итоге оказывается, что это предположение было ошибочным. Жертвы войны с «другой стороны» не являются темой современной литературы. История войны и нацизма предстает как своего рода непредсказуемая природная катастрофа, за которую никто не несет ответственность.

0

25

ПОДВЕДЕНИЕ ИТОГОВ

Первое, что бросается в глаза при анализе произведений современной немецкой прозы о войне с Советским Союзом, — это их малочисленность, особенно в сравнении с тем огромным числом романов и автобиографических заметок о других аспектах войны — немецких беженцах из «восточных территорий», бомбежках союзников, военной и партийной элите Рейха, преследовании евреев. За пределы тех нескольких романов, что были рассмотрены в данной статье, литературная дискуссия о войне на Восточном фронте не выходит.

В центре внимания авторов — за исключением, пожалуй, Уве Тимма — находятся, прежде всего, солдаты вермахта и пережитые ими ужасы войны. Во главу угла поставлен вопрос об индивидуальной вине, дискуссия о жертвах и преступниках. При этом четко просматриваются два «лагеря»: те авторы, которые относят себя к последователям «поколения 68-го года» и сохраняют критическую дистанцию по отношению к «преступникам» (это Уве Тимм и, частично, Таня Дюкерс), и другие, которые настаивают на примирении с военным поколением или даже на его прощении (как Арно Сурминский и Улла Хан). Это становится возможным путем исключения из поля зрения идеологических аспектов национал-социализма и факта участия германского вермахта в военных преступлениях и в геноциде еврейского народа на оккупированной советской территории. Акции айнзатцкомманд, голодная смерть миллионов советских военнопленных, блокада Ленинграда — все это остается «за кадром». Хотя Сурминский и Хан принимают тезис о коллективной вине, индивидуальная ответственность за военные преступления ими отвергается. Они избегают размышлений о целях нацистов в войне против СССР и пользуются упрощенной формулой, которая должна объединить «всех жертв войны», независимо от воюющей стороны. Они не задаются вопросом о горе, причиненном немецкой армией советским гражданам. Рассматривая войну как «бессмысленную бойню», Хан и Сурминский игнорируют те цели, с которыми эта война велась, а также смысл освобождения от нацизма. Война против СССР теряет свою политическую и идеологическую составляющую и приобретает характер рокового, неизбежного события. Таким образом, эти авторы сохраняют верность традиции немецкой военной прозы, сформировавшейся в 1950— 1960-е годы. Однако было бы несправедливо говорить о вездесущности так называемого «дискурса жертв» («Opferdiskurs»). Например, Уве Тимм прямо указывает на те страдания, которые принесла с собой война, и конкретно немецкая армия, жителям оккупированных территорий СССР. Он использует исторические знания и факты в качестве поправки и дополнения к тому, что сохранила семейная память. О чем молчат очевидцы событий — например, об антисемитизме и расовой идеологии — о том говорят исторические источники, к которым обращается Тимм. В стремлении к прощению и в использовании общего понятия «жертвы войны» Тимм и Дюкерс видят опасность ухода от вопроса о немецкой ответственности.

0

26

Если задаться вопросом «Кто говорит о войне?», то можно заметить, что «преступники» и их «преступления» в рассматриваемых произведениях практически не присутствуют. Вплоть до сегодняшнего дня ни один немецкий автор пока еще не решился сделать главным героем «преступника», показать тех, кто расстреливал, сжигал, вешал, насиловал. В немецкой прозе отсутствует анализ «среднестатистического» солдата или офицера вермахта, разделяющего идеологию национал-социализма и убежденного в собственном расовом превосходстве. Это связано, в том числе, и с отсутствием не немецких жертв войны на Восточном фронте в немецкой литературе: если признать «других» жертвами, то встанет вопрос о собственной вине. В книге «На примере брата» признаются жертвы с советской стороны, что ведет к многочисленным вопросам рассказчика о вероятной вине брата. В других романах отсутствуют жертвы с «другой стороны», а значит, и преступники.

Таким образом, предположение о том, что выставка «Преступления вермахта» обозначила качественно новый этап в литературной дискуссии о войне на уничтожение, не подтвердилось. Только Уве Тимм анализирует в своем произведении антирусскую пропаганду Третьего рейха и планы нацистов по уничтожению славянских «недочеловеков». Он единственный, кто упоминает участие вермахта в геноциде еврейского народа на советской территории.

0

27

Сегодня в германо-российских отношениях присутствуют исключительно проблемы современности. После окончания холодной войны наблюдается стремление к «нормализации» отношений. История редко попадает в поле зрения, а если это случается, то, как правило, в одностороннем порядке и усеченном виде. Если речь идет о немецких беженцах из Восточной Пруссии или бомбардировках Германии союзниками, редко упоминается исторический контекст. Петер Ян, бывший долгие годы директором Германо-российского музея Берлин-Карлсхорст, подчеркивает недостаточный интерес немцев к российскому взгляду на события войны:

…когда в Москве празднуют 9 мая как День Победы над нацистской Германией, даже лучшие из наших газет охотно печатают потешные снимки увешанных орденами старцев в сентиментальном праздничном настроении. Возбуждение в России по поводу переноса памятника воинам Красной армии в Таллинне у нас воспринимают как политический спектакль. Исторический опыт 1941—1945 годов, чувствительность русских, связанная с этой темой, у нас никого не интересуют52.

Можно с уверенностью утверждать, что большинство современных немцев до сих пор не осознало чудовищных масштабов того ужаса, который испытало население СССР во время войны. Число советских жертв — 27 миллионов — и сегодня вызывает у многих немцев удивление. В немецком обществе до сих пор прочно укоренен образ «злого русского» («der böse Russe»), несмотря на редкие попытки побороть этот стереотип. Осознание преступлений на Восточном фронте, возросшее после выставки «Преступления вермахта», не способствует тому, чтобы преступления Красной армии в конце войны рассматривать в контексте преступлений немецких войск. «Русский» в Германии по-прежнему «преступник», но никак не «жертва».

В своем последнем произведении, в сущности, завещании — «Письмо моим сыновьям, или Четыре велосипеда» — Генрих Бёлль писал: «...у меня нет ни малейшего основания жаловаться на Советский Союз. То обстоятельство, что я там несколько раз болел, был там ранен, заложено в “природе вещей”, которая в данном случае зовется войной, и я всегда понимал: нас туда не приглашали»53. Однако даже сейчас, спустя более чем шестьдесят лет после окончания войны, далеко не все это осознали — и участники завоевательного похода, и их дети или внуки. Тем важнее становится роль писателей, которые в общественной борьбе за историческую память берут на себя задачу защиты интересов жертв национал-социалистической войны на уничтожение.

0

28

1) Хотя речь в статье идет о войне против СССР, многие тезисы применимы и к войне против Польши, и к войне на Балканах. История нацистской оккупации Восточной Европы и факты, свидетельствующие о жертвах этой оккупации, широкой общественности Германии до сих пор мало известны.

2) Cм.: Гриф секретности снят: потери вооруженных сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах / Под общ. ред. Г.Ф. Кривошеева. М.: Воениздат, 1993. С. 114.

3) Об этом «белом пятне» в официальной памяти Германии см. статьи бывшего директора Германо-российского музея Берлин-Карлсхорст Петера Яна: Jahn P. Blinder Fleck // «Ich werde es nie vergessen»: Briefe sowjetischer Kriegsgefangener 2004—2006 / Peter J. (Hg.). Berlin: Verlag, 2007. S. 30—35; Idem. Facing the Ostfront: The OtherWar in German Memory // Russian-German Special Relations in the Twentieth Century: A Closed Chapter? / Schlögel K. (Ed.). Oxford; New York: Berg Publishers, 2006. P. 119—131.

4) Только между январем 1943-го и маем 1945 года на Восточном фронте погибли более 4 миллионов немецких солдат, что составляет 78% всех жертв Германии во время войны. См.: Overmans R. Deutsche militärische Verluste im Zweiten Weltkrieg. München: Verlag, 2000.

5) Об истории возникновения легенды о «чистом» вермахте см.: Ветте В. Гитлеровский вермахт: Этапы дискуссии вокруг одной немецкой легенды // Неприкосновенный запас. 2005. № 2—3. С. 270—274.

6) В качестве примера следует привести воспоминания Эриха фон Манштейна «Потерянные победы». Согласно Манштейну, генералы (и он сам в том числе) достигли значительных побед, которые были утеряны из-за дилетантства Гитлера. Книга «Потерянные победы» послужила скорее оправданию бывшего военачальника за поражение в войне, чем критическому анализу событий на Восточном фронте.

7) Книга Пауля Кареля (литературный псевдоним Пауля Шмидта) «План Барбаросса», впервые вышедшая в 1963 году, более других повлияла на восприятие немцами в Западной Германии событий войны против СССР.

Ее автор, бывший оберштурмбанфюрер СС и личный референт министра иностранных дел Третьего рейха фон Риббентропа по связям с общественностью, утверждал: «Мы честно воевали за правое дело, а именно за отражение большевизма». Подобные высказывания идеальным образом удовлетворяли потребности большинства в снятии обвинений перед лицом истории. См.: Benz W. Paul Carell, Ribbentrops Pressechef Paul Karl Schmidt vor und nach 1945. Berlin: Verlag, 2005.

8) Действие первого романа о войне, «Сталинград» (1945) Теодора Пливье, созданного буквально по горячим следам, происходит под Сталинградом во время окружения 6-й армии.

9) В качестве примеров следует назвать такие популярные в ФРГ произведения, как трилогия «08/15» (1954— 1955) Ханса Хельмута Кирста, «Война, война» (1951) Курта Хохоффа, «Никольское» (1953) Отто Генриха Кюнера, «Врач из Сталинграда» (1956) и «Сердце 6-й армии» (1964) Хайнца Конзалика.

10) Этот взгляд характерен для целого ряда произведений, например: «Терпеливая плоть» (1955) Вилли Хайнриха, «Преданная армия» (1957) Генриха Герлаха и «Преданные сыновья» (1957) Михаэля Хорнбаха.

0

29

11) См.: Schlant E. The Language of Silence: West German Literature and the Holocaust. New York: Routledge, 1997. P. 30; Tachibana R. Narrative as Counter-Memory: A Half-Century of Postwar Writing in Germany and Japan. Albany: State University of New York Press, 1998. P. 84.

12) В Германии их называют «die Achtundsechziger», то есть «поколение 68-го года», на который пришелся пик студенческих протестов.

13) См.: Peitsch H. Discovering a Taboo: The Nazi-Past in Literary-Political Discourse 1958—67 // Taboos in German Literature / Jackson D. (Ed.). Providencs, RI: Berghahm Books, 1996. P. 137.

14) Buruma I. Wages of Guilt: Memories of War in Germany and Japan. London: Vintage, 1994. P. 292.

15) На «правом крыле» можно поместить Арно Сурминского, являющегося консервативным автором, близким «Союзу изгнанных», на левом — Уве Тимма, который социализировался во время студенческих протестов 1968 года и даже был членом коммунистической партии в ФРГ.

16) Тимм У. На примере брата / Пер. с нем. М. Рудницкого // Иностранная литература. 2004. № 11. С. 38.

17) Там же.

18) Там же. С. 39.

19) Там же. Курсив автора.

20) Там же. С. 76.

0

30

21) Там же.

22) Там же.

23) Там же. С. 95.

24) Там же.

25) Там же. С. 95.

26) Hahn U. Unscharfe Bilder. München: Deutsche Verlags-Anstal, 2003. S. 55f.

27) Ibid. S. 100.

28) Ibid. S. 37, 82, 95, 98, 207, 107.

29) См.: Bartov O. Hitler’s Army: Soldiers, Nazis and the War in the Third Reich. New York: Oxford University Press, 1991; Fritz S.G. Hitlers Frontsoldaten: Der erzählte Krieg. Berlin: Henschelverlag, 1998; Wette W. Die Wehrmacht: Feindbilder, Vernichtungskrieg, Legenden. Frankfurt am Main: S. Fischer Verlag, 2002.

30) Hahn U. Unscharfe Bilder. S. 268ff.

0

31

31) Ibid. S. 136.

32) Ibid. S. 25.

33) Ibid. S. 174.

34) Dückers T. Himmelskörper. Berlin: Aufbau Verlag, 2003. S. 78.

35) Ibid. S. 79.

36) Ibid. S. 96ff.

37) Ibid. S. 87.

38) Ibid.

39) Ibid. S. 92.

40) Ibid.

0

32

41) Surminski A. Vaterland ohne Väter. Berlin: Ullstein, 2004. S. 77, 82, 121, 395.

42) Ibid. S. 135.

43) WehlerH.-U. Vergleichen — nichtmoralisieren // SPIEGEL. 2003. Special Nr. 1. S. 21.

44) Грасс Г. Траектория краба: Роман / Пер. с нем. Б.Н. Хлебникова. М.: АСТ; Харьков: Фолио, 2004.

45) См.: Лазарев Л. «А по пятам война грохочет вслед...» // Иностранная литература. 2003. № 9 (http://magazines. russ.ru/inostran/2003/9/lazar.html).

46) Friedrich J. Der Brand: Deutschland im Bombenkrieg 1940—1945. München: Propyläen Verlag, 2002.

47) Friedrich J. Brandstätten: der Anblick des Bombenkriegs. München: Propyläen Verlag, 2003.

48) Friedrich J. Der Brand. S. 539.

49) Bruhns W. Meines Vaters Land: Geschichte einer deutschen Familie. München: Econ Verlag, 2004.

50) Ibid. S. 316.

51) Winkler W. Das Sammeln der verlorenen Zeit // Süddeutsche Zeitung. 2004. 27. 04.

52) Jahn P. 27 Millionen // Die Zeit. 2007. 14.06.

53) Бёлль Г. О самом себе. М.: АСТ, 2004. С. 690—691.

0


Вы здесь » Россия - Запад » ЗАПАД О СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ » Е.Степанова - Немецкая литература о войне с Советским Союзом