Турки, которые владели большей частью православных стран: Сербией, Болгарией, Грецией, Молдавией, Валахией, — а также Сирией и Египтом, где была велика доля христианского населения, обращались с христианами довольно мягко. Конечно, христиане не могли, служить в армии и носили оружие только в исключительных случаях, сделать большую карьеру они могли, лишь приняв ислам. Но тот, кто не желал делать карьеру и не хотел принимать ислам, мог спокойно жить и работать, свободно посещать христианские храмы, читать и даже издавать православные богослужебные книги. Свобода совести рассматривалась как один из принципов государственного устройства империи, ибо турки XVII в. здраво полагали, что лучше собирать с христиан дополнительный налог, чем разжигать в своей стране гражданскую войну. А деньги были очень нужны туркам для содержания войск: внешних войн Османской империи хватало.

Вооруженная борьба католических стран с Турцией в XVI—XVII вв. шла практически непрерывно. Во второй половине XVII столетия турки-османы, несмотря на ряд серьезных поражений от европейских держав, удерживали в своих руках Подолию и часть Венгрии, а в 1683 г. перешли в наступление против Австрийской империи и осадили Вену. Польский король Ян Собесский, решив, что оставлять Австрию в таком положении слишком опасно, принял активное участие в обороне города. По европейским источникам, турецкие войска под Веной насчитывали около 200 тысяч человек, включая «обслуживающий персонал». Без сомнения, численность боевых частей была существенно меньше. Против турок выступили сорокатысячная австрийская армия и двадцать шесть тысяч польских гусар Собесского. Этими силами турки были разбиты наголову. Поражение было так сокрушительно, что султан казнил своего великого визиря. Но успех Австрии и Речи Посполитой был достигнут исключительно благодаря героизму польского рыцарства, и обошелся он Польше дорого.

Таким образом, России приходилось вступать в войну, не имея никаких гарантий на приобретение земель на Балканском полуострове в случае победы. Однако свои обязательства нужно было выполнять. И в 1687 г. стотысячное русское войско, руководимое князем Голицыным, выступило в поход на Крым. Ветераны степных войн, дворяне и казаки, хорошо представляли себе авантюрный характер затеи Софьиного фаворита. Голицын не обладал никакими полководческими талантами, а огромному войску предстояло летом пройти по сухим, безводным степям от Полтавы до Перекопа и, не имея надежного тыла, взять сильно укрепленный перешеек. Неудивительно, что этот крымский поход, так же как и следующий (1688), кончился позорной неудачей. Сам Василий Голицын отделался легким испугом: его интимные отношения с Софьей спасли князя от опалы. Виновным в провале Голицын при помощи интриг Ивана Мазепы объявил Самойловича, менее всех повинного в неудаче и изначально возражавшего против голицынской авантюры. Гетмана лишили должности и сослали в Сибирь по надуманному обвинению, а гетманскую булаву, как мы уже упоминали, получил ставленник Голицына — Мазепа.

Так партия Нарышкиных пришла к власти, поднявшись на гребне национального недовольства западным влиянием. Можно без всякого преувеличения сказать, что вся страна своим сочувствием возвела на престол будущего Петра Великого вместе с его партией, с его окружением. Провозглашенная ими политика национального возрождения, если ее так можно назвать, сохранялась довольно долго — с 1689 по 1701 г. Это было время, когда к власти пришли патриарх Иоаким, вдовствующая царица, ее брат Лев Нарышкин, родственник Петра по бабушке Тихон Стрешнев, дядька царя князь Борис Голицын и, позже, князь-кесарь Федор Ромодановский, ставший ведать Преображенским приказом.

Новое правительство, будучи втянутым в войну, должно было продолжать ее, и Петр, оставив «марсовы потехи», предпринял вместе с донскими казаками в 1695 и 1696 гг. два похода для захвата турецкой крепости Азов, запиравшей выход из Дона в Азовское море. Азов был хорошо укрепленным форпостом турок. Петру, не располагавшему флотом, не стоило и мечтать о взятии крепости, гарнизон которой получал постоянное подкрепление. Но молодой царь и его друзья пребывали в уверенности, что осада Азова будет ничуть не сложнее «морских походов» на Переяславском озере или штурма игрушечной крепости у подмосковной деревни Кожухово. Естественно, первый поход 1695 г. закончился неудачей. Сняв осаду, русские отошли.

Всю зиму Петр провел в Воронеже за строительством флота и подготовкой второго похода. На новые воронежские верфи было согнано несколько десятков тысяч человек, и ценой неимоверных лишений для людей и затрат для казны к весне было построено несколько крупных кораблей. Вместе с русскими в поход на Азов выступили украинские и донские казаки, а также калмыцкая конница. И надо сказать, что успех второго штурма Азова был обеспечен не вновь построенными крупными кораблями, а небольшими маневренными лодками донских казаков. Мобильные казацкие суденышки внезапным нападением на турецкие корабли рассеяли их и позволили русскому флоту беспрепятственно выйти из Дона в Азовское море. Судьба крепости была решена, и после двух месяцев осады турки на условиях почетной капитуляции покинули Азов.

Таким образом, всем здравомыслящим людям были видны негативные результаты голицынского союза с католиками. Вероятно, не без влияния своих ближайших советников Петр решил изменить приоритеты во внешней политике и попытался наладить контакты с другими европейскими государствами. В 1697 г. в Европу направилось «Великое посольство», в составе которого инкогнито под именем «урядника Петра Михайлова» ехал и сам молодой российский самодержец. Путь посольства пролегал в основном по протестантским странам Северной Европы: Курляндии, Бранденбургу, Голландии, Англии.

Из этого путешествия, в ходе которого прошли переговоры (хотя и неофициальные) с европейскими монархами, Петр привез на Русь новую идею русской внешней политики — союз не с католическими, а с протестантскими государствами. Следует сказать, что для любимой Петром Голландии и торговой Англии самой насущной задачей являлась тогда борьба с католической Францией и ее политическим союзником — Швецией. Вот и попытались европейские политики использовать Петра в борьбе против Швеции, точно так же, как ранее они использовали Голицына и Софью в борьбе с Турцией.

Как видим, с заменой Софьи на Петра русская внешняя политика не получила самостоятельного характера, утерянного в правление Софьи. Она лишь была переориентирована на иную группу западноевропейских стран.

Правительством князя Ромодановского московские стрельцы были удалены из столицы и высланы на пограничье. Военная служба, полная опасностей и лишений, стрельцам не нравилась, приятнее было жить в Москве, занимаясь собственным хозяйством. В 1698 г. сорок тысяч стрельцов самовольно оставили границу и направились в столицу. Московский гарнизон под командованием генерала Патрика Гордона состоял всего из пяти тысяч человек. Генерал Гордон, направив на стрельцов пушки, вышел к ним навстречу и предложил прекратить безобразие. Но стрельцы вместо того, чтобы развернуться в боевой порядок, отступить или, наконец, сдаться, начали через речку переругиваться с Гордоном. Перебранка разозлила генерала, и он приказал дать залп. После первого же залпа стрельцы дружно побежали и капитулировали — сорок тысяч стрельцов перед пятью тысячами регулярных войск!

Вернувшийся из-за границы разъяренный Петр приказал провести новый розыск и подверг мучительным пыткам и казням огромное количество стрельцов. Стрельцы отнеслись к экзекуции с полной покорностью, ни о каком сопротивлении и речи не было, ведь пассионарность стрелецкого войска оказалась исчерпанной. И это неудивительно. Наиболее энергичные стрельцы гибли во время любого возмущения: зачинщиков последовательно уничтожали сначала Софья с Шакловитым, а потом Петр со страшным князем-кесарем Ромодановским. Не случайно во время бунта 1698 г., столкнувшись с войсками Гордона, стрелецкое войско повело себя точно так же, как сорок тысяч потерявших пассионарность новгородцев в 1478 г. в битве при Шелони, когда им противостоял всего пятитысячный московский конный отряд. Одинаковые причины ведут к одинаковым следствиям.

После возмущения 1698 г. стрелецкое войско сошло с исторической сцены, хотя формально его упразднили позднее. Так окончилась жизнь консорции московских стрельцов: из группы людей, объединенных общей судьбой, она сначала превратилась в конвиксию — группу, связанную общим бытом, — а затем была уничтожена, не успев вырасти в субэтнос, как это случилось с раскольниками, или стать этносом, как казаки.

Все Петровские реформы были, по существу, логическим продолжением реформаторской деятельности его предшественников: Алексея Михайловича и Ордин-Нащокина, Софьи и Василия Голицына, — да и проблемы он решал те же самые. Основной трудностью Петра во внутренней политике, как и у его отца и единокровной сестры, оставались пассионарностью окраины.

Восстала Украина: украинский гетман Мазепа, обманув Петра, предался Карлу XII. Восстал Дон, возмущенный самоуправством петровских чиновников, которые захотели брать оттуда беглых крестьян. «С Дона выдачи нет», — заявил атаман Кондратий Булавин и два года сопротивлялся, пока в осажденном Черкасске не был вынужден пустить себе пулю в лоб. Восстали башкиры, и понадобилось четыре года, чтобы справиться с ними. В общем, буйное население юго-востока страны доставляло Москве массу хлопот, как это было и в Смуту.

В этой ситуации снова оказался эффективным союз русских со степняками. Петр договорился о взаимодействии с калмыцким ханом Аюкой, который стоял в тылу у башкир и донских казаков, и с его помощью восстания были подавлены. Кроме того, к началу XVIII в. калмыки практически остановили ногайские набеги на Русь: будучи мастерами степной войны, они быстро стеснили ногаев и заставили их перейти от нападения к обороне.

У Петра оставался единственный выход: увеличить количество войск иноземного строя, а именно пеших солдатских и конных драгунских полков. Следовательно, основная реформа Петра — военная —носила вынужденный характер. Численность регулярных войск была увеличена с 60 до 200 тысяч человек, но для этого пришлось начать «рекрутские наборы». У дворян забирали крестьян и холопов в солдаты на 25 лет, то есть практически навечно. Обучали рекрутов жестко, скорее даже жестоко, руководствуясь принципом «семерых забей, одного выучи». Конечно, профессиональные солдаты были весьма боеспособны, крепки в бою, но снижавшаяся пассионарность этноса не позволяла перевести это войско на самообеспечение, как было в случае с дворянской конницей или стрельцами. Если только солдатам разрешали добывать себе пищу — начиналось мародерство и грабеж, так как солдат, домом которому была казарма, не склонен был жалеть чужих ему людей — обывателей. Полки иноземного строя, в отличие от стрельцов, уже никак не были связаны с кормящим ландшафтом и потому нуждались в полном обеспечении. Понятно, что обходились эти полки казне очень дорого: им требовались военные городки, провиантские склады, громоздкие обозы. Военные расходы легли тяжелым грузом на население, и русские люди бросились в бега.

Когда для армии потребовались пушки, технологию их изготовления русские освоили быстро, тем более что залежи необходимой для литья пушек железной руды имелись и около Тулы, и на Урале, где строительство заводов вел купец Демидов. Демидовские заводы производили пушки не хуже шведских, а шведское железо и оружие считались тогда лучшими в мире. Но сказалась нехватка рабочих рук. Поэтому к демидовским заводам были приписаны целые деревни. Их обитателям предписывалось отдавать трудом свой взнос на общее дело — войну. Решение вышло неудачным: крестьяне не столько работали, сколько шли к месту работы и обратно, ибо деревни располагались далеко от заводов, а время пути учитывалось в общем сроке повинности.

Казалось бы, уж с кого-кого, а с помещичьих крестьян брать подушную подать не стоило. Ведь крестьяне обслуживали помещиков-дворян, а дворяне в эпоху Петра служили в армии ни много, ни мало — 40 лет. (Правда, при преемниках Петра этот срок был уменьшен.) Но и помещиков объявили ответственными за поступление налога с крестьян. В ответ на многочисленные жалобы помещиков о невозможности собирать налоги одновременно с несением службы «передовое» петровское правительство посоветовало им привлечь к делу родственников и не особенно стесняться в выборе средств при выколачивании денег из несчастных мужиков. Из указа о подушной подати и родилась та гнусная, омерзительная форма крепостного права, которая была упразднена только в 1861 г. Как видим, «окно в Европу» имело две стороны.

Однако не все последствия петровских реформ сказались сразу: некоторые результаты их испытали на себе не столько современники Петра, сколько их потомки. Весь XVIII в. соседние народы по инерции воспринимали Россию как страну национальной терпимости — именно так зарекомендовало себя Московское государство в XV— XVII вв. И поэтому все хотели попасть «под руку» московского царя, жить спокойно, в соответствии с собственными обычаями и с законами страны. То, что приобрела в XVII в. Украина, не пожалевшая крови ради присоединения к России, безо всяких усилий получили и казахи, и буряты, и грузины, страдавшие от набегов соседей. Так старая московская традиция привлекла целый ряд этносов, органично вошедших в единый российский суперэтнос, раскинувшийся от Карпат до Охотского моря.